– Утопнем к хренам – и за-ради чего? Ну добро бы поход! А так? Да где это видано, чтоб посреди зимы корму в соли полоскать?! Вот нарвемся на льдину, пропорем борта – и сгинем ко всем псам! Не в бою, как должно, а… У-у-у, кабан патлатый! Кабы он меня тогда, десять лет назад, от меча вражьего не прикрыл, ноги бы моей тут не было! «Как друга прошу», «в неделю обернетесь»… Скотина брехливая! Сам-то небось раньше марта в сторону моря и не глянет – зачем? Гуннар же есть. Пущай он за всех отдувается, а мы на бережку обождем… Сволота такая! «Неделя»! Вот сам бы и шел! Я того торгаша знать не знаю, а каждого из моих бойцов дома родные ждут. И меня ждут! А я здесь валандаюсь, как дерьмо в проруби!.. Вернусь – не погляжу, что конунг, возьму за бороду да и…
После этого обычно следовало длинное перечисление всех возможных и невозможных кар, ожидающих в скором времени недальновидного Олафа. Кары эти раз от раза становились все изощреннее, а ругательства, которыми щедро сдабривал свои посулы Гуннар, – все крепче и заковыристей. Нэрис краснела как мак, Творимир начинал нарочито громко греметь жаровней, а Ивар, с трудом сдерживая смех, норовил запомнить пару-тройку особо сочных выражений, памятуя о том, что талант вовремя ввернуть крепкое словцо северяне ценят не меньше, чем умение держать в руках оружие. К большому сожалению королевского советника, гневливый норманн никогда надолго не задерживался.
Ульф с Творимиром были на подхвате у капитана, и большую часть времени чета Мак-Лайонов проводила в одиночестве да отчаянных попытках согреться. У Нэрис зуб на зуб не попадал, Ивара мутило от качки, так что даже занять себя беседой не получалось. А уж чем-то более приятным и подавно: какая любовь, когда ни рук, ни ног не чувствуешь, пол ходуном ходит и то и дело кто-нибудь норовит влезть погреться?.. Кают на судах северян отродясь не бывало, а шатров имелось всего два. Тут уж не до комфорта, да всей толпой, глядишь, и теплее. «Жаровня еле тлеет, а так-то надышим! – с извиняющейся улыбкой приговаривал Тихоня, конфузясь встречаться глазами с хозяином. – В тесноте, да не в обиде…» Ульф почему-то чувствовал себя виноватым, хотя ему тоже приходилось несладко. Конечно, он в свое время не одно море исходил, да и вынослив был, как сотня шотландских пони, но годы и оседлый образ жизни уже все-таки брали свое. К тому же зимовали норманны действительно всегда на берегу. А тут этакое ненастье. И Гуннар еще масла в огонь подливает своими «утопнем» да «не доплывем». Как бы не сглазил, спаси их всех Один!..
Новый порыв ледяного ветра сотряс многострадальный шатер. Вспыхнули алым уголья. Ивар, чертыхнувшись, придержал крышку жаровни и прислушался. Снаружи тяжело бились в борт волны, монотонно стучала колотушка о задубевшую кожу барабана. Ей вторил натужный скрип уключин. В соседнем шатре сменные гребцы чем-то грохотали. Наверное, ужинать собрались, подумал лорд. Или обедать. Черта с два разберешь: зима же, едва рассвело – уже смеркается. «Не знай я лэрда Вильяма так хорошо, точно б решил, что болезнь свою он выдумал – лишь бы не ехать. За дело Гуннар конунга честит и в хвост и в гриву. Только здоровье последнее гробить. Когда же все это кончится, господи?» Ивар поднял умоляющий взгляд кверху, но, кроме почерневшей кожи шатра да свиста ветра снаружи, не увидел и не услышал ничего. Оно и понятно. У бога есть дела поважнее.
Лорд тяжело вздохнул. И, почувствовав, что качка начала сдавать свои позиции, с облегчением выпустил жаровню из рук. Кажется, буря утихает? Ну, хоть поспать теперь можно. Точнее – попробовать. Советник приподнял край толстого мехового полога и, не снимая накидки, ужом юркнул в мягкую темноту. Темнота была теплой, уютной и еле слышно пахла лавандой.
– Ивар? Это ты?
– А кто же еще, – прокряхтел он, нашаривая в куче тряпья закутанную капустой супругу. – Я тебя разбудил?..
– Нет. – Она зевнула и прижалась к нему. – Я не могу столько спать. Мы плывем уже целую вечность!
– Сегодня десятый день пошел, – педантично поправил лорд, утыкаясь носом в мех. – Но ты права, все одно рехнуться можно. И холод собачий. Надо было тебе остаться.
– Ну кто же знал?
– Ты-то должна было знать, – насупленно буркнул Ивар. – Твой отец с северянами дела ведет. Ч-черт, опять замутило. Проклятая качка! И настойка твоя не помогает – я обе склянки выпил, и хоть бы что.
– Ивар! – ахнула жена. – Но это же слишком много! Я ведь говорила, не больше трех ложек за раз!..
– А я виноват, что мне плохо?!
– Теперь уже да. – Нэрис жалостливо качнула головой. – Сдается мне, мутит тебя не от качки вовсе… Ну потерпи еще немножко. Должно же море когда-нибудь кончиться?
– Должно. – До ушей леди Мак-Лайон долетел обреченный вздох. – Только, кажется, я кончусь раньше! Чувствую, конунгу шею мылить мы с Гуннаром вместе пойдем.
Она прыснула. И, чмокнув мужа в щетинистый подбородок, сказала примирительно:
– Не сердись ты на него так. Норманны свадьбы всегда зимой играют, в остальное время их просто дома нет. А вот как холода придут…
– …так они с жиру беситься начинают, – мрачно закончил за нее лорд. – Вот скажи мне, Олаф что, без твоего батюшки никак обойтись не мог?
– Не знаю, – сдалась Нэрис, которой задавали этот риторический вопрос по три раза на дню уже в течение недели. – Спроси у него сам, милый, ладно?
– Достал, да? – хмыкнул он.
Нэрис молча улыбнулась. И, пристроив голову к мужу на плечо, закрыла глаза. Корабль мягко покачивался, привычный уже плеск воды убаюкивал, меховой полог не пропускал холодный воздух. И Ивар тут рядышком. «Надо было ему снотворных капель дать, – запоздало подумала она. – Спал бы и не мучился так. Совсем у меня мозги замерзли. Ну, ничего! Вот Творимир поесть принесет, после обеда тогда… Все равно такие сильные средства на голодный желудок принимать не советуют».
Пол под толстым слоем шкур накренился. Снаружи послышался возбужденный гомон. Что такое?.. Неужто капитан таки накаркал про льдину-то? Леди Мак-Лайон моргнула и подняла голову:
– Ивар! Ты слышишь?
– Слышу, – медленно отозвался муж. – Тсс, погоди-ка… Чтоб я сдох! Неужто добрались?!
Оба замерли, жадно ловя долетающие с той стороны шатра выкрики. Гребцы сбились с налаженного ритма, корабль дал крен влево.
– Пуддефьорд[9] на горизонте! Конец, братцы! Отмучились!
– Левее забирай! – загрохотал с носа голос Гуннара, подрагивающий от радостного нетерпения. – Левее, собачьи дети!.. Йорни! К заливу правь!
– Вижу Ульрикен!
– Слава Одину!..
– И Флёйен показалась… Налегай, братцы! Налегай!
С удвоенной силой ударили по коже барабана деревянные колотушки. В борта дробно застучали мелкие льдинки. Корабль, словно почуяв родной берег, подпрыгнул и понесся вперед. Нэрис, взвизгнув от радости, обвила руками шею мужа:
– Добрались! Ивар, мы добрались! Господи, какое счастье… Ивар? Милый, ты в порядке?!
– Нет, – глухо булькнули из темноты. Лорд Мак-Лайон стряхнул с себя встревоженную супругу и, рывком отдернув тяжелый полог, стремительно вылетел из шатра. Снаружи донесся чей-то вопль и громкий хохот северян.
«Бедненький, – качнув головой, подумала Нэрис. – Не стерпел все-таки? Норманны теперь ему проходу не дадут своими подначками. Ох уж эта качка. Да еще настойка моя в довесок. Две полных склянки, подумать только! Как его раньше не стошнило?» Она сочувственно вздохнула и, на ходу выпутываясь из кипы одеял, заторопилась вслед за мужем.
Небо над кораблем висело низкое, серое. Волнующаяся морская гладь, вся в неровных ледовых ошметках, в наползающих сумерках казалась и вовсе черной. И тем ярче были медленно вырастающие впереди белые горные вершины. Одна, две, пять… Семь? Нэрис, втиснувшись между Ульфом и Творимиром и для пущей устойчивости вцепившись пальцами в холодный борт, вытянула шею. Скалы! И какие скалы! В Шотландии своих немало, конечно, но… Боже, эти же просто огромные! А ведь до них еще плыть и плыть? Леди Мак-Лайон прищурила глаза: ей почудилось, что на далеком берегу вспыхнула огненная искра. Потом еще одна и еще. Нет, не почудилось! Значит, их тоже заметили. И уже совсем скоро можно будет наконец размять задеревеневшие мышцы, погреться у очага… «Надеюсь, все это мне сейчас не снится», – подумала Нэрис, счастливо жмурясь. И почувствовав, как ее талию обвивают сзади знакомые руки, обернулась:
– Ивар? Ну, как ты?
– Жив. – На бледном лице королевской гончей мелькнула улыбка. – Но в глазах команды, судя по всему, упал ниже ватерлинии.
– Подумаешь! – воинственно буркнула она, окинув сердитым взглядом ухмыляющиеся физиономии норманнов. – Будто бы их самих никогда не тошнило!
– Случалось, – подал голос кто-то из ближайших гребцов. И, хрюкнув от смеха, добавил: – Но вот чтоб с разбегу да прямо капитану на бороду?!
Остальные снова загоготали. Нэрис сконфуженно умолкла.
– Будет вам, – обернулся на своих Тихоня. – Прихворнул лорд дорогой, с кем не бывает? А ты, Йорни, не скалься. Свой первый поход позабыл?
– Я-то чего? – Всклокоченный норманн, сидящий по правому борту, передернул плечами. – Я и слова не сказал. А смеялся – дак все смеялись, что ж мне, плакать, что ли?
– Греби давай! – сердито донеслось со стороны кормы.
Леди Мак-Лайон скосила глаза и ойкнула: Гуннар, перегнувшись через борт и бормоча неразборчивые проклятия, полоскал в морской воде свою роскошную бороду…
– Неудобненько получилось, – шепнул жене на ухо Ивар. Судя по тону, раскаянием он особо не мучился. – Споткнулся я об него не ко времени! Ну да переживет. В крайнем случае, на берегу извинюсь – я из вашего погреба пару бочонков прихватил.
– Лучшее извинение для норманна? – весело прищурилась Нэрис. И поспешно прикусила язык – о том, что стоящий рядом Ульф тоже сын своего народа, она, как всегда, не подумала. Обидится ведь, чего доброго! Северяне народ самолюбивый.
Но Тихоня, на счастье леди Мак-Лайон, благополучно пропустил ее слова мимо ушей. Все его внимание было сосредоточено на поднимающихся из воды остроконечных пиках. Горная гряда, изгибаясь подковой, медленно приближалась. Огни на берегу, языком вытянувшемся навстречу кораблю из самого сердца фьорда, стали ярче. И даже, кажется, уже можно было разглядеть темнеющие на снегу крошечные фигурки людей. Их ждали.