Берег невозврата
Историю эту, любезный читатель, поведал мне Гисберт де Блер, Хранитель библиотеки Великого Дома Чудь, ещё в ту пору, когда я писал, да всё никак не мог завершить большой исследовательский труд «Шасы и их коммерческая деятельность во времена Ордена: мифы и реальность».
Вы, пожалуй, удивитесь, как это шаса допустили в библиотеку другого Великого Дома. Однако в науке так же, как в любви, границ нет, и мы, учёные, нередко работаем сообща. Поэтому, по рекомендации моего уважаемого учителя, мне открыли доступ пусть не ко многим, но редким и весьма полезным трудам наших уважаемых коллег из Ордена.
Забегая вперёд, скажу, что книгу свою я так и не закончил. Оно и к лучшему, всё равно цензура Тёмного Двора не пропустила бы. С другой стороны, запрет уже сам по себе делает автору некоторое имя и вызывает интерес к его работе. Впрочем, сейчас это не имеет значения, в Тайном Городе никакая слава меня уже не ждёт.
С самого начала можно было предположить, что так и выйдет. Как ни стыдно в этом признаваться, я никогда всерьёз не интересовался ни предпринимательством, ни историей собственной Семьи. Но профессии у нас передаются из поколения в поколение, от этой преемственности зависит и статус, и положение, и благосостояние. Подразумевалось, что я буду преподавать историю нашим финансистам. Учился я прилежно, но всё больше и больше времени посвящал человским наукам – физике и астрономии.
Заклинаю вас, не смейтесь, хотя «шасы и астрономия» звучит не менее абсурдно, чем, например, «Красные Шапки и дивидендные арбитражные сделки«, но так уж вышло. Нелюди никогда не смотрели в космос – зачем это тем, кто знает о Большой Дороге? Но у челов свой путь, и мне кажется, когда-нибудь он уведёт их много дальше, чем нас. Семья, конечно, знала об этом увлечении, посмеивались даже первое время, но только до тех пор, пока я не сообщил о своём намерении получить второе образование в человском университете.
«Ты в долг бери, но в ипотеку-то не залезай!» – строго сказал мне отец, что в переводе означает «У любой придури должны быть границы».
Пришлось послушаться. Тем более, тогда я встречался с шасой из семьи Хамзи, мы любили друг друга, союз обещал быть счастливым во всех отношениях. И всё было бы хорошо, но работа моя не шла, день ото дня я мрачнел душой и понимал, что занимаюсь нелюбимым делом. А кому нужны книги или даже научные статьи, написанные из одной корысти? Удивительно, но родные ничего не замечали, а вот рыцарь де Блер – он заметил. Возможно, потому, что, работая в библиотеке Ордена, вместо исполнения своих прямых обязанностей я решал задачи на определение лучевых скоростей звёзд, а, возможно, Гисберт просто проявил ко мне участие.
Однажды он пригласил меня выпить чаю и побеседовать – о жизни, не о науке. И я рассказал ему о своём нелёгком выборе, о решении, на которое мне не хватает мужества. Тогда-то он и поведал мне эту историю. Правда она или вымысел, не мне судить, но дело было так…
Часть 1Про дракона
Начнём с самого начала. Место, где родился Сорен, называлось Золотым городом. В насмешку, не иначе, потому что золота здесь было не больше, чем в протянутой руке попрошайки. Зато тут жил дракон. Сложно поверить, но дракон этот не разрушил ни единого дома, не задрал ни одной овцы и не похитил даже самой кривобокой и захудалой девственницы. Просто прилетел однажды, лет буквально семьдесят тому назад, забрался в грот единственной в округе горы, и ни гугу, только дымок над вершиной вьётся, точно печку топят.
История дракона печальна. Далеко-далеко, за Янтарным хребтом, был его дом, но однажды ударила молния и раскрошила скалу, словно сухое тесто. Вместе с камнепадом рассыпались по расщелинам драконьи сокровища. Собрал дракон, что сумел – монеты за щёку, короны да кубки золотые в лапы, – и полетел искать новый дом, подальше от Янтарного хребта и других драконов, потому что стыдно, наверное, ему было. От сумы, как говорится, и от тюрьмы. Так дракон обосновался в горе у Золотого города, когда тот ещё не был Золотым.
Горожане перепугались – страсть. Каждый день ждали, что взметнётся пламя до небес и выжжет урожай, но минул год, другой, третий, а дракон всё спал. Или не спал, а просто грустил и раскладывал горками остатки своего золота.
Время шло, дракон не показывался, а люди, не будь дураками, придумывали истории о несметных драконьих богатствах, одна другой невероятнее. Сами сочиняли, сами верили. Опять же, не дело, чужую гору занял, разлёгся там, как король, только храп разносится, аж волки в лесу от страха разбегаются.
Давно настроения назревали, а тут как раз молодой правитель к власти пришёл, и вопрос решился. Одна шестая сокровищ и рука принцессы тому, кто принесёт во дворец голову дракона. По случаю предстоящего подвига и грядущего избавления города от чудища, которого никто никогда не видел, при дворе назначены были турниры, игрища, балы и прочие галантные действа, где будущие герои могли бы предстать перед принцессой во всём блеске. А желающих было немало…
Вот тогда-то Сорен понял, что надо спешить. Три года он готовился, но, конечно, не ожидал, что всё случится так скоро. Как я уже говорил, почтенный читатель, город только назывался Золотым, но, чтобы заработать там даже медную монетку, простому человеку надо было очень постараться. Вот Сорен и старался, медь лудил, кровли крыл, дрова рубил, кирпичи таскал, глину месил, горшки в таверне мыл, да чего только не делал. Ему необходимо было добыть хотя бы один золотой, но всё, чем он разжился, так это горстью мелких монет, которые прятал под полом, в старом штопаном носке.
Будь что будет, решил наконец Сорен и с тем, что есть, отправился к горе – дракона будить. Он очень боялся, что от звона меди тот не проснётся, но это был единственный шанс.
Сорен встал у входа в пещеру, ухватил покрепче носок с монетками и затряс, словно юродивый колокольчиком. Потом со страху, что полыхнёт, спрятался за выступ и крепко зажмурился.
– Кто тут? – прогудело трубно, и из темноты высунулась чешуйчатая голова, вернее, кончик носа.
– Меня зовут Сорен, – сказал юноша. – Я пришёл предупредить, что сюда скоро заявятся люди, чтобы убить тебя.
– Зачем? – спросил дракон и зевнул, окрасив воздух отсветами – синим и оранжевым.
– Чтобы сокровища твои отнять, – объяснил Сорен, выглядывая из-за своего укрытия.
– Отнять сокровища? – расстроился дракон.
Он вытянул шею и недовольно сощурился на солнечный свет. Кажется, с непривычки у него даже глаза заслезились.
– Да, – Сорен не хотел расстраивать дракона, но ничего тут не поделаешь.
– У меня же почти ничего не осталось, – растерялся дракон. – Как же я без сокровищ?
Тут, наверное, следовало объяснить, что никак, потому что людям понадобилось не только золото, но и его безобидная клыкастая голова, но Сорен просто не смог так огорчить дракона.
– Тебе надо улететь, – дипломатично предложил Сорен. – Я знаю про твою беду, хотел принести тебе золотой или даже два, но не успел скопить. – И неловко раскрыл ладонь, показывая то, с чем пришёл.
В самом деле, чудо, что дракон проснулся. Драконы ведь просыпаются только от звона золота или если чуют, что кто-то собирается их ограбить.
– Поможешь мне собраться? – вздохнул дракон.
– Конечно! – кивнул Сорен.
– Но, смотри, если вздумаешь хоть один камушек прикарманить…
– Ты же дракон, ты же читаешь мысли и должен знать…
– Враки, – пробубнил дракон. – Неважно. Заходи, – и скрылся в пещере.
Сорен поправил перевязь, мысленно похвалив себя, что догадался прихватить два новёхоньких холщовых мешка. Их можно будет приспособить к холке дракона, так ему будет удобнее нести своё имущество.
А ещё Сорен знал, что больше никогда-никогда не вернётся в Золотой город, и от этого сердце его билось часто и радостно.
Новый дом дракону сыскался в самом сердце Трижды Мёртвого леса, в гроте у подножия поросшей можжевельником горы. Если верить легенде, жители деревни, соседствующей с лесом, издревле задабривали местных духов человеческими жертвами. Духи были исключительно кровожадны и требовали страшных, кровавых ритуалов. В ночь жертвоприношения жители деревни прятались под дерюжками и затыкали уши паклей, потому что ветер доносил вопли несчастных даже из самой глубины чащи. И вот однажды три девушки, коим по жребию выпало умереть за день до наступления зимы (а именно тогда проводился обряд), испугавшись предстоящей боли, сами сбежали в лес да и повесились на ветвях старого дуба.
Духи, конечно, разгневались, послали неурожайный год, много народу погибло от голода. И ни один охотник, уходивший в лес, не вернулся домой.
С тех пор минуло немало времени, справная деревня выросла в богатый город, но и по сей день дуб этот – как веха на границе со страшным, неведомым миром, где властвуют злые силы и маются неупокоенные души. Смертным туда ходу нет.
– Духи тебе не страшны, а люди сюда не придут, – сказал Сорен на прощание.
– А сам ты духов не боишься? – спросил дракон.
– Совсем нет, – улыбнулся Сорен, хотя при нём не было ни меча, ни оберега. – В детстве цыганка нагадала, что я встречу свою судьбу у большой воды. А здесь только озёра, осокой поросшие. Не могу же я умереть до встречи с судьбой.
– Так ты судьбу свою искать отправляешься? – прищурился дракон.
– Да! – отважно ответил Сорен.
– А знаешь, зачем драконам золото? – неожиданно перевёл тему дракон и положил голову на большой кованый сундук.
– Все драконы охраняют сокровища, – пожал плечами Сорен. – Такова ваша…
– Судьба? – подсказал дракон.
– Природа, – подобрал Сорен точное слово.
– Золото для нас, как для вас солнце или огонь. Греет оно, мы на нём спим, видим сны о прошлом и будущем, – объяснил дракон и вздохнул – дым пыхнул из его ноздрей. – Твоя медь не разбудила бы меня, но я давно уже не могу уснуть.
У Сорена сжалось сердце, и он опустил глаза. Надо же, такое древнее, огромное существо, внутри огонь, а вот мёрзнет и спать не может.
– А почему ты… – начал было Сорен, но замолчал.
– Хочешь спросить, почему я не ограблю ближайший город? – угадал дракон. – Потому что не хочу отбирать чужое. Хотя это вполне в моей, как ты выразился, природе. И вот что, – дракон снова сменил тему и лапой пододвинул к Сорену маленький кожаный мешочек, – возьми одну, на память.
Сорен расшнуровал мешочек – внутри обнаружилось несколько дюжин медных, почерневших от времени монет, на которых был изображён заострённый книзу гербовый щит, а на нём – вставший на дыбы единорог.
– Никогда таких не видел, – удивился Сорен, бережно кладя монету на ладонь. – Они из очень далёкой страны, верно?
– Как сказать… – раздумчиво ответил дракон. – Но ценности они не имеют, и волшебства в них никакого не заключено.
– Подарок от дракона – это ли не волшебство? – Сорен горячо поблагодарил дракона и повесил одну из монет на шею, вместе с перламутровой ракушкой каури, цыганским амулетом – напоминанием о том самом предсказании судьбы.
– Заходи, если будешь в этих краях, – сказал дракон.
– Обязательно! – пообещал Сорен.
Ему очень хотелось погладить драконью морду, но это было бы, конечно, верхом бестактности. Поэтому он просто помахал рукой на прощание и отправился своей дорогой, напрямик через лес.
Часть 2Про мага
Стоит ли удивляться, что к незнакомцу, вышедшему из леса, а не прибывшему к городским воротам, как все честные люди, с торговым обозом, у стражников возникло немало вопросов. Сорен не сумел внятно объяснить, как добрался из Золотого города, до которого пять суток верхом, и путь этот настолько опасен, что никому и в голову не приходило отправиться по нему в одиночку. Тут Сорена, конечно, скрутили и потащили прямиком в замок правителя, в подземелья которого попадали все мало-мальски подозрительные пришельцы. Поскольку в данный момент двор изволил выехать на озеро, стрелять уток, допрашивать Сорена было некому, и пленника просто швырнули в камеру.
– Шпион? – скучным голосом спросили из темноты.
Поднявшись на ноги и отряхнувшись от соломы, гнилыми пучками раскиданной по полу, Сорен пошёл на голос.
– Нет, – ответил он и оступился, едва не влетев лбом в каменную кладку.
– Сядь здесь и не мельтеши, – велел голос, и откуда-то сбоку негромко зашуршало.
– Я ничего не вижу, – пожаловался Сорен, но наконец уселся, дуя на ободранные ладони.
– Привыкнешь.
– Я не шпион, – повторил на всякий случай Сорен.
– Откуда это у тебя? – Чужой палец резко и больно упёрся в солнечное сплетение – точно палкой ткнули.
Сорен не заметил, как из распахнутого ворота рубашки выпало его единственное богатство – ракушка и монетка на потёртом кожаном шнуре. Он инстинктивно прикрыл талисманы ладонью и отодвинулся.
– Откуда? Это? У? Тебя? – повторил мужчина, и по голосу было слышно, как он взволнован.
– Ракушку мне дала цыганка, она…
– К татам ракушку! Ты понял, что я не об этом!
Сорен уж было хотел спросить, кто такие таты, но опасался разозлить этого странного человека.
– Если я скажу, что монетку мне подарил дракон, вы всё равно не поверите, – пробормотал Сорен.
– Представь себе, поверю, – ответил незнакомец неожиданно и шумно отпил из глиняной кружки.
И Сорен рассказал – а почему не рассказать? И про дракона, увидеть которого мечтал с детства, и про то, как отправился его спасать – с пригоршней медных монеток. В общем, про всё. Пока говорил, привык к темноте и уже различал очертания своего соседа по заключению, оттопыренные уши и даже рыжую щетину, многодневную такую, почти бороду. Назвался он Бенедиктом.
– Видно, тебя сам Спящий выбрал, – вздохнул Бенедикт. – Встретить одного из разумных – небывалая удача. Хоть мы и знаем, где они обитают, но нам запрещено ходить в те края… Давным-давно на земле жил народ, который был дружен с драконами, но шло время, и драконы стали вырождаться, начали всё больше походить на обычных животных. И тогда часть из них, желая сохранить свободу и знания, ушла. Мы не препятствовали, и много веков они живут обособленно, не пуская чужаков на свои земли. Некоторые пытали счастье, кто-то возвращался ни с чем, а кто-то не возвращался вовсе.
– А что за народ такой? – Сорен слушал, затаив дыхание.
Бенедикт помолчал, а потом ответил:
– Маги.
– И ты, ты тоже маг? – изумился Сорен. – Но тебя же сожгут!
– Будешь ещё орать – сожгут, – осадил его Бенедикт. – Никто не знает, других магов в городе нет. И я здесь не поэтому.
– А почему?
Сорен, конечно, понимал, что задаёт слишком много вопросов, но он впервые видел живого мага, пусть и при таких невесёлых обстоятельствах.
– Другу помогал в одном деле, противозаконном, конечно, – вздохнул Бенедикт, а потом добавил безучастно: – Завтра нам головы отрубят, обоим. Или послезавтра.
– Погоди, – зашептал Сорен, – но раз никто не знает, что ты маг и на тебе нет оков, значит, ты можешь бежать?
– Могу, – рассеянно кивнул Бенедикт.
– Так за чем же дело стало?
– Тогда все поймут, что я маг. И друга моего в пособничестве заподозрят. Я сбегу – его пытать станут. А так нас убьют быстро и почти безболезненно. – Бенедикт говорил едва слышно, через паузу на долгий глоток воздуха. – Я знаю, что такое пытка, и не… – Он замолчал, привалившись плечом к стене.
– Почему ты мне это рассказываешь? Вдруг я твою тайну выдам? – некстати засомневался Сорен.
– Тебя выбрал дракон, и я чувствую, что ты не врёшь, – Бенедикт слабо взмахнул рукой и вновь погрузился в свои мысли.
Сорен не стал дальше расспрашивать.
– Расскажи про дракона, – попросил Бенедикт.
Сорен поёжился и отодвинулся от стылой каменной стены.
– Жил он за Янтарным хребтом…
Часть 3Про кузнеца
Грохот пушечного выстрела был похож на далёкий раскат грома – Сорен отошёл от города на милю, но всё равно вздрогнул и остановился, на мгновение закрыв глаза. Мрачная громада городских стен высилась в рассветной дымке за спиной, вороньё с криками вилось над призрачными зубцами.
Он всю ночь рассказывал Бенедикту про дракона – про свою жалкую, в несколько медяков, но всё же удачную попытку спасти беднягу, про золото, про бессонницу, про то, как не решился погладить удивительное существо по чешуйчатому носу. Рассказывал, пока не охрип, пока не лязгнула дверь и в камеру не вошли стражники – оказывается, уже пробило четверть седьмого. Мага увели, не позволив попрощаться толком, а Сорена вытурили взашей, туманно наказав «зря не шляться».
И сейчас, стоя вдалеке от городских ворот, он слушал эхо далёкого выстрела и медленно осознавал, что того, кто так хотел узнать о драконе, больше нет.
Когда Сорену удалось сдвинуться с места и вновь отправиться туда, куда глаза глядят, он толком не помнил. Шёл себе, загребая ногами густую жёлтую пыль, облизывал губы, потрескавшиеся от жары, перекидывал с плеча на плечо тощий узелок и старался ни о чём не думать.
Дорога привела его в безымянную деревушку, приткнувшуюся на излучине быстрой реки. Несколько кособоких домиков, что-то вроде постоялого двора с трактиром, возделанные местными аккуратные участки полей. В неподвижном воздухе позднего полудня далеко разносились удары кузнечного молота.
И Сорен отчего-то направился не на постоялый двор, а туда, откуда доносился этот перестук.
Кузница притулилась на околице и смотрела на мир узкими слюдяными окошками. Под навесом, занимавшим едва ли не полдвора, высился горн, рядом стояла бочка с водой, лоток с песком и наковальня, на которой, под размеренными ударами молота, так и норовила выпрыгнуть из щипцов раскалённая подкова.
Сорен остановился, разглядывая кузнеца: литые мускулы загорелых рук и длинная девичья коса, небрежно переброшенная через плечо. Он кашлянул, привлекая внимание, и девушка обернулась, опустив молот и развязывая стянутый в узел широкий отрез ткани, повязанный на лоб, как лента.
– Здравствуй, странник, – приятным низким голосом проговорила она. Зелёные глаза смотрели на Сорена без страха, спокойно и дружелюбно. – Что привело тебя ко мне?
Сорен и сам не знал. Но развернуться и уйти, налюбовавшись, было неудобно, поэтому он сказал:
– Да вот, ищу, где остановиться на ночь.
Прозвучало глупо и нескромно, но девушка даже не порозовела, только глаза блеснули озорно да лёгкая улыбка тронула уголки губ. Она шагнула вперёд, стаскивая рукавицу, и протянула для пожатия маленькую крепкую ладонь.
– Ганна.
– Сорен.
– Проходи, странник Сорен. Закончу с делами, покормлю тебя и на ночлег устрою. – Она смерила его пристальным, долгим взглядом и вдруг усмехнулась: – Не бойся, платы не возьму. Никакой.
Сорен подумал было обидеться – надо же, никакой! – но тут же сообразил, что девушка над ним посмеётся, и вежливо кивнул в ответ. Ганна махнула рукой – располагайся, мол, – и снова взялась за молот. Звонкое эхо рассыпалось в душном, дымном воздухе.
Когда солнце коснулось верхушки леса, они сели ужинать. Ганна, переодевшись в чистую белую рубаху и холщовые штаны, сноровисто собрала на стол: простую похлёбку, хлеб, домашний эль. Они сидели друг против друга, почти соприкасаясь коленями. Её чисто умытое, гладкое лицо было бледным, под глазами залегли глубокие тени. Когда она подносила кружку к губам, рука её едва заметно дрожала – Сорен решил, что от усталости, всё ж таки не женское это дело – кузнечное ремесло. Но спросить так и не решился.
Ганна заговорила сама – когда они вдвоём помыли посуду в большой бочке и уселись бок о бок на крыльце, глядя, как стелются по земле долгие сизые тени.
– Тебе, наверное, много чего спросить хочется, странник Сорен, да не знаешь, как начать?
Усмехнулась, подтолкнула локтем в бок: смелее, не робей. И опередила Сорена на мгновение:
– Почему такая девушка, как я, занимается таким делом?
– Именно.
Ганна склонила голову – волосы мягкой волной скатились по плечу, закрывая лицо. Сорен смотрел на её руки – жёлтые застарелые мозоли, пальцы с набухшими суставами и кожей в мелких ожогах, ногти обломаны. Она бессознательно сжимала и разжимала ладони, морщась, словно превозмогая боль.
– Многие хотели бы знать, – сказала она и добавила совсем уж странное: – Даже я.
Сорен открыл было рот, но Ганна легко хлопнула его по колену.
– Нет, погоди. Сама всё расскажу. Этим и заплатишь – выслушаешь меня. – Она выпрямилась, снова поморщившись, откинула волосы назад, устремила взгляд в темнеющее небо. – Мало кто забредает сюда случайно, а остаются и того меньше. Слушай, странник. Я родилась не здесь, а в далёком, удивительном городе, в семье, где девочек с самого рождения прочат в волшебницы. – И рассмеявшись вдруг, спросила: – Веришь, что есть такое место?
– Верю, – честно сказал Сорен. Как не поверить, после всего, что с ним приключилось.
Ганна посмотрела на него удивлённо и благодарно и продолжила:
– Я родилась не такой, как мои сёстры, ни силы волшебной во мне не было, ни таланта, учить меня не учили, бесполезно же, а сосватали за старого богатого барона, чтобы хоть какой-нибудь толк от меня был. Мне исполнилось семнадцать, свадьбу назначили на День урожая. Накануне я подмешала няньке в вино сонный порошок и сбежала. Думала, обдурю судьбу свою, живут же другие без магии и славы добиваются, и почестей. Решила, докажу, покажу, на что способна, и тогда только вернусь домой. Да не вышло ничего. Я скиталась нищенкой по чужим землям, батрачила где придётся, денег немного скопила и обосновалась тут – место здесь глухое, путники редко заходят, да и времени прошло достаточно, чтобы решили, что меня уже нет в живых. Теперь вот думаю, правильную ли дорогу я выбрала?
Кожа Ганны, при свете пламени показавшаяся Сорену золотистой, в сумерках обрела почти мертвенную бледность. Он словно только что её разглядел – полукружья теней под глазами превратились в глубокие синяки, резче обозначились скулы. Девушка поднялась со своего места, сцепив зубы, удерживая стон, сунула руку в карман, достала и закинула в рот какой-то корешок.
– Лечебная трава, – объяснила она. – Облегчает боль, помогает уснуть.
– Ты… – начал было Сорен, да осёкся. Ганна смотрела на него сверху вниз, спокойно, даже сочувствующе как будто.
– Жар горна опалил моё горло, – проговорила она. – Дым разъел нутро. Молот сорвал спину. Железо отравило кровь. Но это всё равно, что обвинять ручей, что он землю размывает, или пламя – что пожирает дерево. Я сама сделала выбор.
Она похлопала Сорена по закаменевшему плечу, поднялась по ступенькам и исчезла в доме.
На бледном небе выступили первые редкие звёзды.
Часть 4Про море
Не так Сорен представлял себе завершение своего путешествия. Он никогда не видел моря, но много о нём читал – о просторах величественных и необозримых, об изогнутой линии горизонта, о кораблях, чьи паруса белее снега, а мачты – выше церковных шпилей. Сорен спешил навстречу сказке, а оказался на торжище. Вокруг сновали лоточники, одной рукой отсчитывающие мелкие монетки на сдачу, а другой размахивающие скрученными в жгут полотенцами, отгоняя ос от подносов со сладостями. Тут же бродили нищие, яростно стуча костылями по брусчатке и выкрикивая ругательства вслед нарядным, богатым экипажам. Под вызывающий хохот пьяных с ночи женщин из «весёлого дома» моряки с синими татуированными руками перетаскивали пудовые мешки из трюмов на повозки. Вереницей спускали по трапам рабов и лошадей. От запахов – кислых, горьких, резких, пряных – кружилась голова.
Отвратительно здесь было всё – кроме кораблей. Сорен видел драконов, видел магов, но кораблей не видел никогда. А сейчас с носа высокой четырёхмачтовой каравеллы, внахлёст обшитой тёмным дубом, на него, раззявив пасть, взирала химера. И ещё – стоящая на палубе девушка, прекраснее которой он не встречал никого. Она смотрела на Сорена с лучистой улыбкой, а за спиной её, нестерпимо сияя золотом, крутились прикреплённые к мачтам птицы-флюгеры.
– Эй, парень! Иди сюда! – Сорена привёл в чувство басовитый окрик – спускаясь с трапа корабля, к нему спешил то ли моряк, то ли портовый, в ухе у него покачивалось золотое кольцо, а загорелое лицо заволакивало клубами едкого дыма – он попыхивал толстой самокруткой и говорил, не вынимая её изо рта.
– Грамотный? – спросил, уперев руки в бока.
– Грамотный, – кивнул Сорен.
– Работу ищешь?
– Я? – Сорен удивился и вновь поднял глаза к борту – девушка всё так же улыбалась ему.
Неужто сбылась ворожба старой цыганки? Вот она, его судьба – большая вода, солнце в зените, солёный ветер?
– Судно торговое, мастер Форель, хозяин мой, с дочерью путешествует, – принялся объяснять моряк. – В трюмах подсобить нужно, книги учётные вести, а у нас, как назло, человек с тифом слёг. Завтра в море, три монеты серебром в неделю. Ну?
– Я готов! – выдохнул Сорен, сердце его забилось у самого горла.
– Учти только – уйдём надолго, пять портов, да и моря не самые спокойные… Год палубу потопчешь, как пить дать.
Год? Да хоть сотню лет – если она будет рядом. Улыбка её светлая, взгляд ласковый, голос, наверняка похожий на тихий, мягкий шелест волн.
– Согласен!
– На рассвете будь здесь, – тяжёлый кулак толкнул его в плечо, чуть не сбив с ног.
Моряк хохотнул и вернулся к трапу, напевая что-то весёлое, а ошеломлённый Сорен всё глядел вверх и не мог наглядеться… Он вдруг понял, что так и не спросил моряка, как зовут эту девушку, но на самом деле это было не важно.
Пока поднимался по широкой каменной лестнице, ведущей из порта, Сорен всё теребил ракушку, свой счастливый талисман. Чего он только себе не надумал! Уже представил, как на корабль нападут пираты, а он, конечно, будет сражаться храбрее всех, и мастер Форель (кажется, так звали хозяина судна?) отдаст свою дочь ему в жёны.
Очнулся Сорен от грёз у дверей трактира. У него оставалось немного денег, как раз на обед и ночлег, а утром – утром начнётся долгожданная новая жизнь.
Внутри оказалось мрачно и многолюдно, чадили свечи, пахло капустой и кислым вином. Сорен попросил самую простую похлёбку и устроился на дальней скамье, за длинным столом.
– Не возражаешь, приятель? – напротив присел высокий худой человек, облачённый в длинный шерстяной плащ с откинутым капюшоном, прямой взгляд и скупые жесты выдавали в нём воина.
– Пожалуйста, – кивнул Сорен.
Он взглянул в лицо незнакомцу – и испугался. Как в темнице, когда Бенедикт увидел монетку с единорогом на его шее. Сейчас она точно так же выпала из ворота, и мужчина смотрел на Сорена, словно у того крылья за спиной выросли.
– Кто ты? – спросил незнакомец одними губами, наклоняясь почти к самому лицу Сорена.
– Меня зовут Сорен, – сухо представился тот, быстро пряча талисман за пазуху.
– Ты человек? – спросил мужчина совсем уж странное.
– Вы пьяны, – Сорен подхватил свой узелок с намерением немедленно уйти, но незнакомец вцепился в его руку, хватка у него была железная.
– Постой, я ничего тебе не сделаю, хочу только поговорить. – Он медленно разжал ладонь и даже отодвинулся, но тут же спросил нетерпеливо: – Откуда у тебя эта вещь?
– Мне подарил её друг, на память, только и всего, – ответил Сорен. – И сказал, что она не имеет никакой ценности. Не вы первый спрашиваете – что в ней особенного?
– Только то, что твой друг – из Тайного Города, – мужчина прищурился, ожидая реакции.
– Ничего об этом не знаю, – растерялся Сорен.
– Узнаешь, если расскажешь мне о нём. И о себе. – И достал из поясной сумки массивную старинную брошь – серебро тончайшей чеканки, яркие, очень чистые камни и единорог, такой же, как на монете. – Я попрошу вина, кажется, нам есть о чём поговорить. Кстати, меня зовут Вернер.
Сорен пожал протянутую ладонь, и Вернер отошёл к прилавку, за которым хозяйничал хмурый трактирщик, разливая по кувшинам кому пиво, кому вино.
Рассказывал Сорен, как ему казалось, путано, его быстро разобрал хмель, но Вернер слушал внимательно, не перебивал.
– Те, кого ты встречал, не были людьми, – сказал он, когда Сорен закончил свою историю. – Я тоже человек только наполовину, мать открылась мне перед смертью и дала вот это, – он бережно тронул серебряную брошь. – Потомки древних народов, которые населяли землю задолго до нас, мой отец один из них, скрываются в Тайном Городе, и я хочу найти его.
Сорен молчал. От выпитого свечной огарок двоился перед глазами, и, охваченное нехорошим предчувствием, ныло сердце. Он попросил простой воды, одним махом опорожнил кружку, немного брызнул себе на лицо.
– Желаю тебе удачи, Вернер, – Сорен поднялся, ему очень хотелось на свежий воздух, побыть одному, подумать.
– Пойдём со мной, – предложил Вернер.
– Не могу, – покачал головой Сорен. – Я нанялся на корабль, он уходит на юг, а там… – Он улыбнулся своим мыслям. – Там моя судьба.
– Я помню, да, цыганское предсказание, – кивнул Вернер. – Женщина, любовь, море… Возможно, ты прав.
Сорен уже стоял на пороге, когда Вернер окликнул его:
– Если передумаешь, я останусь здесь и тронусь в путь на рассвете!
Сорен ничего не ответил.
Оказывается, где-то есть удивительные края, там живут могущественные волшебники – прячутся, потому что людей много, а их мало. Сколько знаний, сколько чудес хранит в себе этот Тайный Город? Оттуда родом храбрый Бенедикт, который мог вернуться домой, но предпочёл умереть опозоренным, на плахе, но не обрекать друга на страдания. Там родилась Ганна, девушка-кузнец, которая тоже отвергла свою судьбу и которую ждёт горькая старость в одиночестве и болезнях. Вот бы отыскать родных Бенедикта и Ганны, рассказать им…
Самый простой путь – отправиться к дракону, спросить у него дорогу к Тайному Городу и помочь Вернеру отыскать отца. И воочию увидеть мир, о котором мало кому ведомо. Другое дело, что дракон может ничего не сказать. Или он уже вернулся за Янтарный хребет, а смертным туда нет дороги.
Все, кого встречал Сорен, восставали против своей судьбы, шли трудным, безрадостным путём. И юноша знал, что если решит искать Тайный Город, то потеряет всё. Не будет второй «встречи у большой воды», ничего уже не будет, только бесконечная дорога.
Рассвет застал Сорена на ступенях трактира, он сам не заметил, как провалился в сон, прислонившись щекой к нагретому за день дереву.
– Я знал, что ты придёшь, – сказал Вернер, подавая юноше руку и помогая подняться.
– Куда мы идём? – спросил Сорен.
– В порт, – ответил Вернер.
В сердце Сорена легонько защемило – нет, не отпускает предсказание, упорно сводит дороги в одну. И когда он увидел ту самую каравеллу с поднятыми полосатыми парусами, пронизанными солнцем, то на мгновение замер – не могло ему настолько повезти. Действительно, не могло – Вернер тянул его дальше, туда, где причал изгибался каменным полумесяцем и покачивались на волнах рыбачьи лодки. Сорен шёл и всё смотрел на каравеллу, тщетно пытаясь разглядеть среди снующих на палубе людей того моряка и… её, удивительную незнакомку с волосами цвета солнца. И когда Вернер остановился, Сорен с размаху ткнулся ему в спину и замер, не веря своим глазам.
Старая шхуна с печально обвисшими парусами, которые некогда были голубыми, но за многие годы выцвели до бледно-серого, качалась у причала. Возле неё пыхтел трубкой бородатый рыбак, лицо которого напоминало рисунок на коре старого дерева. Увидев Сорена и Вернера, он проскрипел недружелюбно: «Думал, вы уж не явитесь. Живо на борт», – и первым полез по сходням, опасно кренясь из стороны в сторону.
Сорен в отчаянье обернулся – каравелла с полосатыми парусами медленно отчаливала, горделиво устремив нос в бескрайний морской простор. Но признаться себе в том, что ещё чуть-чуть и он, возможно, принял бы иное решение, Сорен не мог. Чувствуя себя подавленным, он поднялся на борт шхуны и встал у борта, плотнее запахнув плащ.
Шхуна отчалила неспешно – провонявшее тиной судно тащило путешественников и нехитрый свой груз по мелким весёлым волнам. День прошёл без происшествий, правда, капитан то и дело с беспокойством поглядывал за борт и ворчал что-то про рыбу-луну. «Всплывая к поверхности, она предвещает бури», – объяснил Вернер.
Когда над головой, расправляясь ветром, захлопали паруса, Сорен спросил:
– А почему морем?
Вернер помолчал, вглядываясь в даль, потом ответил:
– Мать сказала, что отец уплыл на север, на большом корабле с золотым единорогом на гроте.
А каравелла продолжала своё движение, отставая от них, если верить капитану, на полторы морские мили, словно не решаясь окончательно отвернуть в сторону и навсегда разлучить Сорена с написанной на роду судьбой. Он смотрел на её силуэт и тщетно гадал, стоит ли на палубе та девушка и видит ли она маленькую неуклюжую шхуну?
Перед закатом ветер стих, а солнце стало красным, как нагретая пламенем монета. Горизонт заволокло дымкой, где-то далеко, над смутными очертаниями земли, заворчал гром. Капитан спешно отдал приказ убирать паруса: «Будет буря, да ещё какая…» Темнота обрушилась вместе со шквальным ветром, и вода, повинуясь луне, пошла на убыль, утаскивая шхуну на гибельные мели. Валы высоко поднимали судно, между ними разверзались провалы, открывая неровный грунт, и уже не было спасения. Румпель переломился, палуба прогибалась и трещала. Из последних сил цепляясь за мачту, Сорен видел, как от страшного крена люди катились за борт, как с последним приказом – распустить стаксели! – исчез в чёрной пучине капитан, и только Вернер держался рядом, сплёвывая едкую морскую воду, висел, цепляясь за канаты, и умирать не собирался. У него был Тайный Город. И у Сорена теперь тоже.
Они спаслись чудом – на обломке мачты, за которую так отчаянно держались. Глаза и израненные ладони горели от соли. Из вспененной воды то и дело выплывали толстые обшивные доски, но ветер унялся, тучи разметало, и в небе показалась розовая луна. Ноги сводило от холода, и отчаяние накрывало волнами, одна за другой, было страшно так, как никогда в жизни.
И вдруг…
– Смотри! – прокричали Сорен и Вернер одновременно, с той только разницей, что смотрели они в разные стороны.
Сорен видел ставший вдруг невозможно близким силуэт каравеллы – паруса спущены, на палубе мелькают огни, слышны крики людей. А к ним, разгоняя обломки, плывёт лодка, подчиняясь дружным взмахам вёсел: их заметили, их пытаются спасти.
А Вернер глядел в другую сторону. Неотрывно, неверяще, не слыша, как Сорен орёт ему в ухо, как тормошит и пытается заставить плыть навстречу лодке.
– Смотри, – повторил он, кашляя и сплёвывая воду. – Туда… Видишь, где земля?
– Что? Что? – Сорен не понимал, его трясло от холода, а лодка была ещё так далеко, и нужно было плыть к ней и кричать, что они здесь и они живы…
– Дракон, – сказал Вернер.
И Сорен замер, чуть было не отпустив спасительный обломок. Сощурился, вглядываясь в клубящийся на горизонте мрак уходящей бури. Что-то было в нём – причудливое, нездешнее, и Сорен вдруг понял, что вот сейчас пришло время принимать решение по-настоящему.
– Дракон… – повторил он.
Вернер засмеялся – хрипло, сорванным горлом.
– Поплыли!
За спиной, шлёпая вёслами по воде, лавировала лодка, человек с фонарём звал живых, и каравелла возвышалась над ними опутанной огоньками громадой, и где-то на ней его ждала девушка с бирюзовыми глазами. А впереди маячила далёкая земля, и Сорену чудилось, что холодный отражённый свет луны, приближаясь, заслоняет золотое драконье крыло.
Вы, конечно, спросите, неужели разумные драконы существовали в действительности? История Великого Дома Чудь говорит, что да, но они одомашнились все до единого, и нигде, даже в самой старинной книге, не найти подтверждения тому, что часть драконов покинула Тайный Город. Но рыцарь де Блер любит повторять, что он хранитель библиотеки, а не веститель истины. Возможно, в этой притче гораздо больше правды, чем полагает он сам. Я хотел бы в это верить, так же, как в то, что Сорен и Вернер выжили и отыскали Тайный Город и их история закончилась лучше, чем моя.
Я всё-таки поступил в человский университет, вопреки воле отца. После этого, конечно, пришлось покинуть дом, да и друзей в Тайном Городе у меня со временем не осталось. Я ушёл к челам, насовсем, работаю младшим научным сотрудником в Институте астрономии, снимаю жильё неподалёку. Район, конечно, дорогой, но мама и братья помогают деньгами. На жизнь зарабатываю уроками, с девушкой расстался, смешно даже думать, что она захотела бы встречаться с таким, как я.
Скучаю ли я по Тайному Городу? Скучаю. Гуляя по Краснопресненской набережной, часто думаю, правилен ли был мой выбор? Не ошибся ли я? И ответа не нахожу. У меня есть телескоп, большое и интересное дело, целый космос, который изучить – жизни не хватит. Но нет Семьи, и никого по-настоящему близкого тоже нет. Прав ли я? Время покажет.