В каюте было темно. Собравшись с духом и приготовившись к самому худшему, я шагнул внутрь и включил свет.
Иксиль лежал на койке в том же положении, как я его и оставил. Пике и Паке проснулись и беспокойно заерзали у него под боком. Я подошел ближе к неподвижному напарнику и пригляделся. Никаких следов насилия на нем не было, по крайней мере я их не видел.
И тут Иксиль вдруг сделал глубокий вдох, как если бы его разбудили, и открыл глаза.
— Привет, — сказал он и несколько раз моргнул от яркого света, глядя на меня.
Я впал в тяжелый ступор и брякнул:
— Так ты живой…
На лице Иксиля отразилось сдержанное недоумение.
— А что, ты не думал застать меня в живых? — Не вставая, он бегло оглядел каюту, ненадолго задержался взглядом на Эверете, который маячил в дверях, потом покосился вниз, на пол каюты. — А это что такое? — поинтересовался Иксиль, ткнув пальцем куда-то мне за спину.
Я оглянулся. На палубе, рядом с дверью, стояли три предмета: пропавшая микросхема замка и две стеклянные бутылочки из невеликой аптечки «Икара».
Я шагнул к двери и поднял склянки. В одной из них была коричневая жидкость, в другой — белоснежный порошок.
— Что это такое? — спросил я у Эверета, протягивая их ему.
Он наморщил лоб и принялся изучать этикетки.
— Ну, вот это — приндехлориан, — ответил медик, показывая бутылочку с коричневой жидкостью. — Анти вирусный препарат широкого спектра действия. А здесь — квохьюмет, это порошок против паразитов, которые заводятся у существ, покрытых перьями или чешуей, как наш Чорт. Ума не приложу, почему они оказались рядом.
— Зато я могу подсказать, — вмешался Иксиль. Он поднялся с койки и подошел к Эверету. — Если смешать эти компоненты, а потом поджечь смесь, получится не что очень интересное.
Я похолодел второй раз за последние полчаса. Знаю я, что значит, когда Иксиль начинает говорить этаким раздумчивым тоном. Слишком хорошо знаю.
— И что получится? — поторопил я его.
Он взял у Эверета склянки, посмотрел на этикетки и ответил:
— Цианистый газ.
— Ну ладно, тогда, скажем, так, — принялся я излагать очередную версию, сердито оглядывая дисплеи в рубке. Там не наблюдалось ничего решительно особенного или требующего внимания, но надо же мне было сверлить хоть что-нибудь суровым взглядом. — Склянки подбросили как предупреждение в наш адрес.
— В наш? — критически переспросил Иксиль.
Он сидел на откидном стуле напротив меня и поедал огромный сэндвич так жадно, что даже не стеснялся говорить с набитым ртом.
Целительная кома каликси — вещь, бесспорно, полезная, но здорово вытягивает запасы энергии организма. Иксиль поглощал уже второй сэндвич и явно не собирался на этом останавливаться — может быть, только третья порция немного притупит его голод.
— Ладно, как скажешь. Это было предупреждение тебе, — согласился я, насупившись еще больше. — Вопрос в том, зачем нашему злоумышленнику вообще понадобилось пускаться в такие ухищрения? Что ему с того, что он помахал флажком перед нашими носами? Извини, перед твоим носом?
— Если это действительно дело рук злоумышленника. Иксиль отщипнул от сэндвича кусочек и наклонился, чтобы угостить Пакса. Оба хорька были на палубе: Паке сидел так, чтобы через открытую дверь видеть весь коридор, а Пике кружил по рубке и прислушивался, не подбирается ли к нам по внутреннему корпусу кто-нибудь с намерением подслушать наш разговор. Кто-то успел заменить все предохранители интеркомов — то ли пока я ходил на поиски борандиса, то ли сразу по возвращении всех на борт. Мы с Иксилем уже позаботились о том, чтобы систему внутренней связи больше нельзя было использовать для подслушивания наших разговоров.
— Возможно, кто-то хотел нас предупредить, что на борту есть диверсант, — предположил мой напарник.
— Тогда твоему доброжелателю следует поучиться писать письма, — пробурчал я. — Давай зайдем с другой стороны. Кто еще на борту корабля мог знать про этот фокус с квохьюметом и как еще его -там ?
— Приндехлорианом, — подсказал Иксиль, кое-как прожевав очередной кусок. — К сожалению, сказать трудно. Лет двадцать назад эта смесь была в ходу у диванных революционеров, они вообще отдавали предпочтение подобным зельям на основе общедоступных препаратов. Это было у всех на слуху. Но особой популярностью этот трюк не пользовался. Преимущественно из-за того, для достижения результата диверсии либо жертва «должна находиться в очень маленьком помещении, либо . требовался очень большой запас исходных препаратов.
— А еще из-за того, что вдобавок все это нужно было поджечь?
— Безусловно, — подтвердил он. — Вряд ли кто-нибудь, увидев яркое желтое пламя и клубы зеленоватого, дыма, станет слоняться поблизости, чтобы выяснить, как подействует этот дым на его организм.
— Если только потенциальная жертва не валяется в Целебной коме, да еще и в каюте размером с коробку для обуви, — безрадостно продолжил я его мысль. — Как думаешь, найдутся у нас на борту еще подобные химикаты?
Иксиль пережевывал очередной кусок, так что ответил не сразу.
— Почти любой препарат из тех, что хранятся в лазарете, может оказаться смертельным при достаточной дозе, — сказал он. — С этим уж ничего не поделаешь, если только ты не решишь выбросить всю аптечку за борт.
— А что? Может, и не самая плохая идея, — проворчал я. — Мне вот пришло в голову — возможно, ты до сих пор жив только потому, что Шоун сбежал и убийце не удалось довершить начатое.
Иксиль как раз норовил отгрызть от сэндвича еще кусок, но по такому поводу он даже прервался, чтобы спросить:
— Извини, я что-то не успеваю за ходом твоей мысли. Мне казалось, ты придерживаешься теории, что Шоуна освободил сам диверсант — чтобы без помех совершить свое грязное дело, пока все будут искать сбежавшего больного.
— Это была старая теория, — возразил я. — А теперь у меня новая. Злоумышленник уже открыл твою дверь, когда на средней палубе поднялся переполох. И он ре шил, что будет лучше, если его по тревоге поднимут где-нибудь подальше от твоей каюты. Поскольку ему не улыбалось быть застуканным с полными карманами химикатов, убийца оставил их у тебя, а сам быстренько перебазировался куда-нибудь, где его пребывание было бы вполне закономерно. Просто возможности вернуться ему уже не представилось.
— А заодно он оставил в каюте и микросхему управления замком, без которой и сам не мог попасть внутрь?
Я перестал хмуро пялиться на дисплеи и сердито посмотрел на напарника.
— Ну да, конечно. Давай еще по уши завязнем в деталях. Такая простая и элегантная была теория…
Иксиль моего сердитого взгляда не заметил, положил остатки сэндвича на штурманский стол и поднялся. Суля по его физиономии, мысли его опять витали невесть где.
— Прошу прощения, — сказал он. — Есть идея. Сей час вернусь.
И ушел. Я запустил еще одну проверку системы, просто так, от нечего делать, и снова принялся сверлить оборудование тяжелым взглядом. Иксиль был прав, моя теория никуда не годилась: если диверсант планировал вернуться позже, то зачем оставлять микросхему в каюте? Не говоря уже о том, во что превратилась панель замка.
Разве что вся диверсия имела место быть уже после того, как мы вернулись. Может быть, злоумышленник хотел вернуться раньше всех, но обнаружил, что корабль окружен таможенниками. И к осуществлению своих черных замыслов он смог приступить только после того, как наджики убрались восвояси, а вся команда занялась подготовкой «Икара» к старту.
Но тогда зачем понадобилось выкорчевывать микросхему? Что ему это дало?
Остается предположить, что злоумышленник уже попал в каюту и не хотел, чтобы ему помешали. Панель с внутренней стороны двери осталась нетронутой, так что выйти из каюты он мог в любой момент.
Но тогда что он там делал?
Послышались тяжелые шаги, и в дверях снова появился Иксиль. В руках у него было нечто большое, длинное, завернутое в тряпицу.
— Ты, как проснулся, Пикса и Пакса не проверял? — спросил я. — Может, они видели, кто был у тебя в каюте?
— Проверял, но они никого не видели. — Он снова уселся на свое место, положил загадочный предмет на колени и стал разворачивать. — Кроме того, разве что, как ты заходил и брал распечатки планов. С другой стороны, большую часть времени они проспали вместе со мной, так что нельзя с полной уверенностью утверждать, что больше в каюту не заходил никто.
Тупик.
— Тебе следовало бы приучить их спать по очереди.
— Если бы меня тогда не столь сильно клонило в сон, я, может быть, и попробовал бы передать им, чтобы они бодрствовали посменно. Но подобные инструкции часто теряют силу, когда я несколько часов не вступаю с ними Б контакт и не напоминаю о своих указаниях.
— А это что такое? — спросил я, ткнув пальцем в загадочный трофей Иксиля.
— Экспонат номер один. — Он сдернул остатки материи, и моему взору предстал самый большой разводной ключ из имеющихся на корабле, наподобие тех, какими вскрывают кожух досветового двигателя.
— А-а, — протянул я в глубоком недоумении. — И этот экспонат демонстрирует…
— Посмотри сюда внимательней. — Иксиль показал на отметину посередине длинной рукоятки. — Видишь черную полоску?
Я подался вперед и пригляделся. Действительно, там была еле заметная поперечная отметина. Рядом, параллельно ей, тянулась полоса пошире, но более размытая.
Словно кто-то провел черту углем, крошащимся под пальцами.
— Дай угадаю, — сказал я, снова откидываясь на спинку стула. — Отметка от резинового уплотнителя двери твоей каюты, да?
— Молодец, — по достоинству оценил напарник мою сообразительность. — Когда не работает буфер, двери захлопываются очень сильно. Моя версия: злоумышленник нажал кнопку, затем сунул этот ключ в дверь, пока она не закрылась.
И ключ еще двигался, когда дверь по нему ударила, отсюда и размытая полоса.
— В результате дверь не закрылась до конца и остался зазор, которого было достаточно, чтобы просунуть руку и поставить на пол склянки. Но сам диверсант туда протиснуться бы не смог, — заключил я. — Наверное, поэтому реактивы и стояли около двери. Хотя, возможно, он надеялся, что кто-то споткнется о них, когда будет входить в каюту.