Дизраэли встал, обошел обитый голубым шелком диван и, опершись на его резную лакированную спинку, принял привычную для него позу. Стоя граф ощущал некоторое превосходство над собеседником, даже в том случае, если предмета для дискуссии не существовало.
– Как вы понимаете, лорд, мне тоже этого хочется наименее всего. Я просил бы вас быть более предметным в своих рассуждениях. Через десять минут мне нужно отбыть в аббатство.
– Попытаюсь, однако, не упустить главного, – без тени смущения парировал Клиффорд. – Итак… все наши попытки локально влиять на прогресс инженерной мысли в России обречены на неуспех. В этой гонке победителей не будет. Мы придумаем более мощный паровой движитель, русские его усовершенствуют, мы будем биться за рудные месторождения в Азии, русские доберутся до своих, на юге и Урале. Нужно полностью изменить тактику этого противостояния.
– Как вы это видите? – спросил Дизраэли, обратив внимание на откровенно каменное выражение лица обычно эмоционального Первого лорда Адмиралтейства. Сэр Уильям Генри Смит явно чувствовал себя не в своей тарелке в то время, когда в диалоге солировал Клиффорд.
– Только хаос и всякого рода возмущения масс смогут остановить прогресс в России. Они там уже спонтанно происходят. Мы должны возглавить смуту, при этом я гарантирую, что сами смутьяны не будут иметь представления, откуда деньги. В идеале – нужно обезглавить Россию. Хоть на время.
Дизраэли отреагировал молниеносно:
– На трон взойдет следующий. Корона имеет интересное свойство – она не терпит неопределенности. Законами, заговорами, кровью, так или иначе, она найдет своего хозяина. И не важно, какой страны эта корона.
– Простите мне мою дерзость, достопочтенный сэр, но это важно… Её Величество, королева Виктория с Божьей помощью правит больше сорока лет, но значит ли это, что она действительно правит? Англичане с помощью Парламента приведут к власти нового премьер-министра, если нынешний не отличится дальновидностью или победами. Что могут русские? Ничего. Вы правы – на место старого царя придет новый. Считается, что без царя русские не в состоянии головы поднять. Ими должен кто-то править, кто-то должен разрешать все их конфликты и противоречия. Но это всего лишь, заблуждение. Так вот, моя мысль состоит в следующем: действительно, сегодня лишить Россию головы, этого не достаточно. Александр Второй задумал созвать представительский орган, который отображал бы мнение всех слоев общества. Нам достоверно известно, что он настроен учитывать это мнение. Это значит, что если мы не поторопимся, то нам придется иметь дело не с одним человеком, обличенным властью, а с целым собранием. Я не могу гарантировать, что нам удастся повлиять на его решения, а если и будет такая возможность, то это будет стоить баснословных денег. Кроме того, существует риск, что этот представительский орган получит со временем достаточные полномочия для того, чтобы нивелировать ошибки монарха. И во внешней политике, и во внутренней. До сих пор Россия двигалась вперед рывками. Она полностью зависела от того, что на уме у царя, какие у него цели и как он видит их реализацию. Если они создадут свой парламент, то все может пойти иначе. Быстрее и качественно лучше.
Дизраэли оторвал руки от дивана и попытался совладать с собой. Слова, сказанные лордом Клиффордом, прозвучали, словно пуля просвистела возле уха. Неслыханная дерзость, действительно… Но не так ли уж он не прав? Королева? Да. Символ и традиция. Но в чьих руках сила? Кто в действительности управляет флотом и войсками? Кто издает законы? Собравшись с мыслями, премьер выдвинул свой аргумент:
– Её величество, Александрина Виктория, королева Соединенного королевства и Ирландии при рождении первую часть своего имени получила в честь российского императора Александра первого, её крестного отца…
– Тут же возражу, достопочтенный сэр… – Клиффорд вошел в раж и теперь отстаивал свои позиции, словно русские на Малаховом кургане в первую турецкую кампанию. – На сердце Её величества Александрины Виктории остался шрам от Александра Второго, его племянника. Пусть он тогда был только лишь наследником своего царственного отца, но все же… Он глубоко ранил романтические чувства Её величества, не отказавшись от русского престола. Вы думаете, она об этом забыла?
Сер Уильям Генри Смит уже смирился со своей участью статиста и предпочел не вмешиваться в дискуссию двух знатоков исторических нюансов, от которых он был далёк, как Луна от Земли, он лишь внимательно слушал, чтобы запомнить резюме.
– Сер, когда над здравым смыслом и трезвым расчетом начинают преобладать эмоции, я считаю дело провальным. Обо всех ли делах в колониях информирована Её Величество? На всё ли она может повлиять? И, в конце концов… Достопочтимый сэр Дизраэли, это же вы вручили Её Величеству корону Императрицы Индии! И она её приняла, рассчитывая на вас лично… Так давайте же не будем вмешивать венценосную особу в грязь мелкой политики. Оставим эту участь себе, а Её Величество пусть пожинает плоды наших стараний…
– Вы ходите по краю, Клиффорд, но ваши аргументы весомы, – Дизраэли задумался, взвешивая шансы на успех этой интриги. – Кого вы видите на русском троне?
– Человека, лояльного королевству, который неоднократно доказал это своими действиями. Англичане по его протекции еще не упустили в России ни одной концессии, – уверенно ответил лорд. – При этом спешу заметить, сэр… И Её Величество, и кабинет, и пресса будут иметь полную уверенность, что происходят естественные процессы. Брожения и недовольство. А исполнители в случае провала не смогут даже указать, откуда у них появились деньги.
– Осталось дело за малым, лорд… Найти эти деньги, – скептическая ухмылка графа, казалось, полностью разрушила план Клиффорда.
– За этим дело не станет, достопочтенный сэр Дизраэли. Деньги есть в нужном количестве. И вам не придется за них отчитываться. Вам придется только лишь пожинать славу покорителя России.
Глава XIVСвеча
Пламя свечи, установленной на серебряном подсвечнике, покрывшемся потеками расплавленного воска, затрепетало в попытках уцепиться за остатки черного, обугленного фитиля, пару раз прощально колыхнулось и затухло, не найдя себе опоры.
В темноте комнаты раздался звук открывающегося ящика стола.
Лузгин уже третью ночь подряд проводил за пером и бумагой, пытаясь упорядочить свои мысли и накопившуюся информацию. Адъютант настолько погряз в размышлениях, что не успел поменять последнюю горящую свечу.
Свой кабинет он знал на ощупь – каждая вещь имела своё, четко определенное место, на виду не было ничего лишнего, что могло бы отвлечь от работы, везде царил военный порядок.
Достав шведскую спичку, Лузгин чиркнул ею о шершавый бок коробки и та, тихо зашипев, вернула в кабинет свет. За несколько секунд, не глядя в ящик, капитан достал оттуда новую свечу, и водрузил ее в подсвечник. Казус со свечей никак не прервал хода его мыслей за тем исключением, что на короткое время конспект, который адъютант знал уже наизусть, стал невидимым.
Затекшая от долгого сидения поясница требовала к себе внимания, обозначившись ноющей болью. Напольные часы гулко ударили три раза, чем обратили на себя внимание хозяина.
«Стоило на месяц записаться в чиновники, и сразу теряю форму… Нужно непременно вернуться хотя бы к верховой езде, иначе совсем скоро я превращусь в бесформенное пыльное чудовище, кряхтящее при каждом усаживании в кресло…» – констатировал для себя Лузгин, заложив руки за голову и откинувшись на спинку коричневого кресла.
В глазах появилась неприятная резь. Много часов подряд адъютант, склонившись над полированным столом, рисовал стрелки, делал бессвязные записи, что-то зачеркивал, похрустывая пером, ставил вопросы на полях.
Постепенно рой мыслей, до сих пор никак не систематизированных, успокаивался, превращаясь в план, которого нужно было придерживаться в дальнейшем расследовании.
Лузгин любил работать ночью – чем дальше за полночь, тем меньше лишних звуков, мешавших сконцентрироваться. Где-то к часу, когда тишина становилась идеальной, как в театре перед первым взмахом руки дирижера, адъютант вступал сам с собой в дискуссию, намеренно ставя вопросы, на которые пока не находилось ответов. «Милая Танечка», как её ласково звал капитан, первое время тревожилась по поводу этой странности своего супруга, но со временем успокоилась, и ночные диалоги адъютанта с вымышленным оппонентом стали для нее делом обыденным.
Почти беззвучно цепь идеально настроенных часов Габю прошелестела по их шестерням и чугунная гирька в виде продолговатой шишки заняла верхнее положение – Лузгин на минуту позволил себе отвлечься и вернуться в реальность, чтобы не позволить равномерно отбивающему щелчки маятнику остановиться.
– Итак… Начнем сначала… – Лузгин дождался, пока за окном затихнет шум колес запоздалого экипажа, который он проводил взглядом сквозь покрывшиеся изморозью стекла, после чего с удовольствием потянулся, разгоняя застоявшуюся кровь.
«Никакой заговор не возможен без нескольких условий: организатор, мотив, исполнители, деньги, конспирация» – рассуждал капитан в мыслях, пощадив глубокий сон милой супруги.
Картонная коробочка с этикеткой «Безопасныя спички фабрики В.А.Лапшина» крутилась в пальцах капитана, словно крылья мельницы в ветреную погоду. Сделав несколько шагов к столу, Лузгин высыпал спички рядом с мелко исписанными листами бумаги и неспешно принялся разбирать кучу хаотично разбросанных палочек, укладывая их на место в идеальном порядке, одна к одной, так, чтобы между ними не оставалось свободного пространства.
Лузгин любил это занятие. С помощью спичек он не столько разрабатывал левую руку, травмированную когда-то в Кронштадте, сколько упорядочивал мысли, наслаждаясь идеальным порядком, который при этом устанавливался в спичечной коробке и в его уме.
Заговорщиков несколько. Сколько точно – не известно. Осмотр места преступления на железной дороге позволяет считать, что не более десяти, а это уже группа единомышленников, которым нужен общий мотив.