– Уверен, – капитан все меньше понимал, чем руководствуется его шеф, испрашивая подробностей вместо того, чтобы спасти старшего брата – государя.
– Допросите его еще раз и немедля доложите о результатах. С пристрастием допросите. Дрентельн умеет, – Великий князь явно испытывал раздражение.
– Не представляется возможным, Ваше высочество. Приставился подозреваемый. Следует немедля вывести Его величество из дворца.
На лице Великого князя под бакенбардами просматривалось движение желваков. Константин Николаевич пытался совладать с эмоциями и принять единственно правильное решение:
– Вы же докладывали, что Зимний дворец досмотрен…
– Покойный мой коллега его и досматривал. Но там есть мой человек, который его сопровождал. Камер-фурер Фарафонтов. Если предатель сознательно прошел мимо динамита, то мы можем быстро этот маршрут пройти заново с большим пристрастием, но нет никакой гарантии, что не рванет…
Четверка коней княжеской кареты нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, испуская мокрыми ноздрями клубы пара, словно ожидая приказа к движению. Великий князь кинул взгляд на своих любимых красавцев, раздумывая, как лучше поступить, чтобы не обидеть брата.
– Его величество крайне болезненно отреагировал на факт обыска дворца, – заметил Великий князь, доставая золотой хронометр Фаберже на тонкой, но прочной цепочке. – Через семь минут Его величество принимает принца Гессен-Дармштадтского… Даже если вы, капитан, и успеете, то не сможете ворваться к обеду с такой вестью. И никто не сможет. Тем более, что мы не понимаем, блефовал ли это ваш… Реакция Его величества будет весьма предсказуемой. Посему…[36]
Лузгин напряженно слушал шефа, сжимая кулак левой руки в желтой перчатке.
– Посему берите мою карету и мчите во дворец. Я распоряжусь срочно телеграфировать в дворцовую полицию, и вас будут ждать с черного хода. Не будем создавать ненужный ажиотаж. За это время они найдут камер-фурьера Фарафонтова и вы вместе осмотрите помещения, прилегающие к Желтой столовой. Именно там государь будет принимать гостя. Всё. С Богом.
Отдав честь, адъютант молниеносно оказался в карете Великого князя, обитой изнутри бежевым шелком. Кучер щелкнул хлыстом, и четверка лошадей понеслась в сторону Дворцовой площади.
Спустя семь минут Фарафонтов, встревоженный срочным вызовом к черному ходу, и раздраженный тем, что его отвлекают от важнейшей работы, встретил на лестнице Лузгина.
– Как это следует понимать, Леонид Павлович? Вы хотите, чтобы меня разжаловали, и я никогда не смог бы уехать в Ливадию? – в голосе старшего камер-фурьера сквозила обида. – Что за срочность?
– Напротив, мой друг… Сейчас представилась редкая возможность отличиться, – Лузгин взял камер-фурьера под локоть и, быстро ступая по мраморным ступеням, повел его в подвал. – Где его величество?
– Ну как, где… В малом фельдмаршальском зале, ожидает принца Гессенского…
– Куда они проследуют на обед? Где сервировали стол?– Лузгин не давал старшему камер-фурьеру опомниться и сыпал вопросами.
– В Желтой столовой.
Городовой на Дворцовой площади, с трудом сдерживая озноб, от которого не спасал и толстый форменный тулуп, среди праздно шатающейся публики и спешащих домой со службы чиновников приметил одиноко стоящего недалеко от Триумфальной арки мужчину в жиденьком пальто, но в справных валенках.
– Ждешь кого?
Мужчина, пытаясь дышать в шарф, которым была прикрыта нижняя часть его лица, ответил:
– Свояка жду… Не торопится что-то…
– Так иди, в арку стань, там хоть не дует, – сердобольный городовой, не снимая рукавицы, махнул в сторону, противоположную от Зимнего дворца.
– Да пойду я… навстречу… – ответил мужчина и не спеша пошел прочь от городового.
– Чудно́й…
Император Александр Второй, пребывая не в самом лучшем расположении духа, прохаживался вдоль картин Малого фельдмаршальского зала в ожидании гостя.
Каждый шаг императора, в одиночестве размышлявшего о своей многочисленной семье, каждый удар каблуков его начищенных до блеска сапог многократным эхом гулко отдавал в сводчатые потолки.
Тревога в сердце императора поселилась с тех пор, как взорвался свитский поезд. В него стреляли три раза, но пули проходили мимо, повинуясь какому-то провидению. Теперь, когда в дело пошел динамит, Его императорское величество чувствовал себя спокойно только здесь, в Зимнем дворце, да летом в Ливадии. Да и ладно, он, но как же родные… Что будет с ними, если замысел его врагов осуществится?
Императрица Мария Александровна, так та, вообще очень плоха. Как заболела чахоткой, так всё хуже и хуже. Лечение в Европе не помогло, дав лишь кратковременное облегчение, а взрыв на железной дороге подкосил её окончательно.
Вот и сейчас, когда приедет её брат Александр, они вдвоем отобедают, а потом пойдут к кровати императрицы, чтобы подержать её за руку и сказать тёплые слова.
Сын Александр, наследник и его надежда, сторонится и все больше осуждает, не столько за дела государственные, сколько за присутствие во дворце Екатерины Михайловны.
Интересно, по какой причине принц запаздывает…
Человек в сером пальто, завидев «свояка», не спеша описал по площади дугу, будто передумав идти ко дворцу. Встреча их была не похожа на встречу родственников – руки не подали, по плечу друг друга не хлопали, только обменялись едва заметными кивками, продолжая идти рядом.
– Минуты две…
– Запал электрический?
– Не… Как я тебе батарею протащу, да и замедлитель могли заметить. Его установить – целая история. Шнур поджег. Да и запалы еще пригодятся…
– А если кто из твоих плотников потушит?
– Не думай лишнего. Все сидят в трактире, я им стол накрыл по поводу дня рождения. Ждут меня. А дверь в подвал заперта. Надежно.
– Фарафонтов, что под Желтой столовой? – Лузгин бежал по коридору, постоянно оглядываясь на отстающего старика.
– Караульное помещение, – запыхавшийся камер-фурьер ощутил острую боль справа под ребром и вынужден был сбавить шаг, что бы потом, увидев, как Лузгин обернулся, опять пуститься в бег трусцой.
– Быстрее, быстрее, Матвей Маркович… Что в подвале, под караульной?
– Плотницкая.
– Вы там были с ревизором?
– Были, – напрягая последние силы, Фарафонтов старался не отставать, каждое слово ему давалось с трудом. – Вот, за углом караульная, дальше лестница, два поворота вправо и потом вниз.
– Фарафонтов! Беги в плотницкую, да перешерсти там все. Увидишь провод – руби. Увидишь запальный шнур – руби. Я караулкой займусь, она ближе всего к столовой! – Лузгин, не дожидаясь ответа, свернул в сторону гауптвахты.
Часовой преградил путь адъютанту:
– Стой.
– Третье отделение. Мне нужно осмотреть помещение. Срочно.
– Не положено, – караульный в мундире лейб-гвардии Финляндского полка стоял на своем, глядя мимо капитана в противоположную стену.
– Если ты сейчас меня не пустишь…
– Только с разрешения старшего караула. Иначе заколю, – голос служивого в точности гарантировал, что он исполнит свою угрозу.
– Хорошо, чертяка… Там ваших много? – Лузгин для себя попытался в деталях прояснить ситуацию.
– Шестьдесят шесть штыков.
– Расходимся… – Дворник не стал жать руку плотнику Батышкову. Им как можно быстрее нужно было оказаться подальше друг от друга и от стены дворца.
Городовой в тулупе, дойдя до Александровской колонны, глазами зацепился за знакомую фигуру мужчину в пальто и шарфом до носа, который целеустремленно шел в сторону арки.
« Где этот сменщик…» – городовой переключил свое внимание на левое крыло дворца, из-за угла которого должен был появиться долгожданный развод.
Сначала стекла окон первого этажа вспучились, образовав осколками полусферы, брошенные взрывной волной в сторону площади.
Городовой, смотревший в это время как раз в нужное место голубого фасада, успел только сделать большой вдох. Остальное он запомнил в мелочах, потому как время остановилось, чтобы каждая деталь врезалась ему в память.
Огненная стена нашла себе выход, и снизу вверх, сквозь прямоугольники оконных проемов устремилась на волю, извергая жар и пламя, унося с собой обломки деревянных рам.
Мощный звук взрыва поначалу поглотил крики людей, и казалось, они бегут прочь, просто открыв рты, но потом грохот резко прекратился, улетев в черное небо, и с разных концов площади были слышны только плач, женские вопли и хруст огня, пожирающего то место за стеной дворца, где когда-то была дворцовая гауптвахта.
Александр второй, сделав несколько шагов к портрету Багратиона, ощутил, как задрожал пол. Картины с изображениями полководцев качнулись, поддавшись толчкам от стен дворца. Площадь и Александрийская колонна на мгновение осветились желтым заревом, будто в момент праздничного фейерверка, заставившего, однако, людей на площади не радостно прыгать от радости, а падать лицом в снег. Пребывавшие в панике придворные и служители в темноте неосвещенных коридоров не обратили внимания, что мимо них бежал император. Все куда-то бежали, стремясь к свету и свежему воздуху, и никто не заметил, что Александр второй мчался не в покои своей дражайшей супруги, императрицы Марии Александровны, в бессознательном состоянии страдавшей от приступа. Государь бежал на третий этаж, в покои своей настоящей и последней любви, он бежал к княжне Екатерине Долгоруковой…
Лузгин, столкнувшийся с неожиданным препятствием в лице непреклонного часового, принял толчок взрывной волны спиной. От вылетевшей в сторону коридора двери его спас лейб-гвардеец, принявший на себя всю мощь удара. Оглушенный, с разбитым о стену лицом, адъютант не сразу разобрался, в какой стороне эпицентр взрыва. Клубы коричневой кирпичной пыли, смешанной с гарью, не позволяли осмотреться. Только через минуту, когда Лузгин нашел в себе силы приподняться и вытереть кровь, мелкими струйками стекавшую из ушей и носа, ему удалось подползти к краю провала, образовавшемуся между подвалом и первым этажом.