Илья Михайлович некоторое время еще стоял у двери спальни, прислушиваясь к звукам внутри, но после того, как отчетливо расслышал стоны страдающей от боли жены, предпочел ретироваться, спустившись на первый этаж.
– Он там уже девятнадцать минут, – посол, ожидавший внизу лестницы, с нетерпением посматривал на хронометр. – Сколько у нас еще времени?
– Пятнадцать минут. Раньше она его не отпустит, Ваше высокопревосходительство, – чётко ответил Подгорский. От былого расстройства чувств Ильи Михайловича не осталось и следа – он всем своим видом демонстрировал предельную собранность.
– Отлично. Илья Михайлович, не будем медлить. Вам еще свою роль нужно сыграть, а это – не менее двух минут, – посол отдал приказание и широким шагом отправился в приемную, где его ожидал Лузгин.
Капитан прохаживался вдоль стены, подальше от плотно зашторенных окон, погрузившись в свои мысли, а они были невеселыми. Перстень, крепко сжатый в руке, адъютант рассмотрел детально, пока пребывал в одиночестве. Хорошая работа, золото идеально отшлифовано, на лицевой поверхности до мельчайших деталей ювелиром отработаны все мудреные завиточки большой буквы ε, лозой овивающие вписанную римскую цифру III.
Как ювелирное украшение, однако, перстень особой ценности не имел. Ни единого камня, ни жемчужины, великой или малой, ничего. Центром композиции была монограмма.
Адъютант расстегнул верхнюю пуговицу, достал из-под галстука нитку, на которой висел нательный крестик и после недолгих манипуляций перстень надежно скрылся под рубашкой.
– Господин адъютант, похоже, у нас все получается. Прошу следовать за мной, через несколько минут вы уезжаете, – деловой и спокойный тон посла понравился Лузгину. Складывалось впечатление, что он абсолютно уверен в своем плане, будто занимался подобными вещами не единожды.
– Это самая лучшая новость за сегодня, Ваше высокопревосходительство. Великий князь был безусловно прав, когда утверждал, что мне здесь не дадут пропасть, – улыбнулся в ответ адъютант.
– С котелком вам придется расстаться.
Посол, прислушиваясь к звукам на лестнице, ведущей вверх, проводил Лузгина в гардеробную комнату без окон, в которой английский доктор оставил верхнюю одежду, где уже суетился Подгорский.
– Да, я не ошибся… – чиновник подал адъютанту клетчатое, широкого покроя пальто, которое подошло практически идеально.
– Теперь я доктор? – продолжая улыбаться, капитан стал перед зеркалом, рассматривая себя с разных ракурсов.
– Еще не совсем, – тихо ответил князь. – Повернитесь ко мне лицом.
В руках посла неведомо откуда появились ножницы:
– Поднимите голову вверх… – двумя отточенными движениями, будто всю жизнь подрабатывал цирюльником, князь существенно укоротил черные усы адъютанта.
«Этот человек совсем не прост… Вместо того, чтобы важно восседать в своем кресле, он лично режиссирует целое представление» – подумал адъютант, разглядывая потолок.
Посол сделал еще несколько движений ножницами и, удовлетворенный своей работой, открыл шкаф сбоку, в котором аккуратно были развешаны предметы мужского и женского гардероба. Костюмерной Бриджид это шкаф, конечно, проигрывал по наполнению, но все равно, производил впечатление. С отдельной полки для головных уборов князь достал серое кепи, точно такое, как у доктора.
– Мы не можем его лишить всей одежды. К сожалению, такого пальто у меня в запасе не нашлось. Придется позаимствовать у англичанина, а вот кепи – пожалуйста! – произнес посол тоном студента, затеявшего невинный розыгрыш своих закадычных друзей.
Подгорский, после того, как подмел отходы парикмахерских экспериментов своего шефа, сделал несколько шагов назад и оценил внешний вид гостя.
– Кепи надвиньте немного ниже… Да… Вот так… И, заметьте, доктор явно сутулится, а ваша флотская выправка выдает вас за версту, господин капитан второго ранга, – заметил чиновник, взявшись двумя пальцами за подбородок.
Адъютант снял с руки перчатку, обнажив изувеченную кисть руки, которую он тут же спрятал в карман, после чего опустил взгляд вниз, свел плечи вперед и сделал несколько шагов, изображая медленную и развалистую походку английского доктора.
– Бесподобно! А? Не находите, Подгорский? Вот, вспомнил вовремя… – расплылся в улыбке посол. – Подгорский, ваш выход.
Посол потянул за цепочку и из его кармана жилетки появились часы:
– Да, самое время… Капитан, наш кучер будет гнать насколько это возможно, чтобы не вызывать подозрения. В экипаж запряжен наш лучший конь. Ни в коем случае не пересаживайтесь на поезд. Я уверен – вас там уже ждут. До Саутгемптона немногим более шестидесяти миль. Через четыре часа будете в порту. Ищите французский корабль «Жозефина». Капитана зовут Жюль Брюне. Он вас ждет, вознаграждение он берет только когда высаживает в Гавре. Желаю успешного путешествия.
– Ваше высокопревосходительство… – адъютант извлек из кармана небольшой запечатанный конверт и передал его послу. – Эту депешу прошу вас доставить по назначению дипломатической почтой. Совершенно не факт, что наш план увенчается успехом.
– Грамотное решение, капитан. Все яйца в одной корзине не носят. – Посол в манере, не свойственной князьям и дипломатам, хлопнул адъютанта по плечу, подмигнул и удалился в сторону лестницы.
– Ну что же, мистер Фрейзер, пожалуйте в посольскую карету! – торжественно объявил Подгорский, открывая дверь на улицу.
– И не позволяйте ей вставать с постели! – недовольным голосом отчитал Лузгин Подгорского, остановившись на площадке перед лестницей, ведущей вниз. Повернув голову вправо, адъютант обратил внимание на одиноко стоящий возле площади кэб с пассажирами внутри.
– Конечно, доктор! Я так вам благодарен, так благодарен! Даже не знаю, что бы я делал, если бы не ваше отзывчивое сердце!
Подгорский подобострастно тряс руку «доктора», развернув его спиной к незнакомцам, приглядывавшим за посольскими дверями из экипажа. Илья Михайлович моментально сделал это умозаключение по запотевшим стеклам, которые пассажиры недостаточно тщательно вытерли, чтобы видеть фасад посольства. Они сделали это совершенно не аккуратно, оставив по краям испарину. С чего бы это двум джентльменам коротать половину часа в тесном кэбе на том месте, где нет ни одного коммерческого заведения, да еще и погода стоит на удивление безветренная, хотя прохладная.
– Вижу, вижу… – тихо ответил Лузгин, проходя в карету. – Прощайте и спасибо! Берегите супругу, Илья Михайлович!
Кучер тронул круп коня длинным хлыстом и посольская карета, едва слышно поскрипывая рессорами, тронулась на юго-запад. Пассажиры кэба тут же, не пытаясь даже скрыть своей заинтересованности, отдали своему извозчику приказ двигаться следом.
Как только они поравнялись с посольскими ступенями, Подгорский, словно ведомый неожиданным всплеском благодарных чувств, ступил на мостовую, чтобы помахать вслед доктору. Сделал он это настолько неловко, спиной к проезжавшему мимо кэбу, что тут же получил удар оглоблей по голове, после чего упал, пнул лошадь ногой и та, испугавшись, лягнула лежащего на булыжнике чиновника русского посольства.
– Черт возьми! – оба шпика выскочили из экипажа, что немедленно было отражено в журнале учета событий, который велся уже второй день в одной из комнат дома напротив.
Джентльмены, раздосадованные таким происшествием, употребили еще несколько резких выражений в адрес этого недалекого русского, стонавшего на земле, после чего, посоветовавшись, приняли решение преследование отложить. Им было абсолютно очевидно, что доктор выполнил свою работу и человек из посольства, пригласивший его, теперь оказался под их лошадью.
В это время детектив, дежуривший в комнате наблюдения, был готов пойти по потолку от ярости – его коллеги грубо нарушили установку, позволив посольской карете скрыться за поворотом, но связи с ними он не имел и своего присутствия выдать тоже не мог. Пусть с ними расправляется лорд. У него на это дело рука твердая, характер жесткий и парням теперь не позавидуешь. Взглянув еще раз в окна посольства в свою трубу, детектив убедился, что внутри не происходит никакой суеты, и сделал в своем журнале следующую запись, обозначив её фактическим временем.
Подгорский не так уж и играл. Удар копыта в бедро получился у гнедой кобылы настолько сильным и точным, что нога сначала онемела, а затем стала пульсировать острой болью. Джентльмены, не скрывая своего недовольства, попробовали поднять пожилого чиновника с мостовой, взяв его под руки, но тот принялся стонать и подвывать так, будто ногу его оторвало взрывом.
– Я сам! Я сам! – громко кричал Подгоский, отмахиваясь от своих обидчиков, но всякая его попытка встать, оказывалась безуспешной.
Любопытные лица стали появляться в узких оконных проемах. Некоторые из оконных рам издавали скрипящий звук – жителям верхних этажей, для того, чтобы рассмотреть событие, оживившее их жизнь на скучной Лайолл Стрит, необходимо было поднять нижнюю часть рамы и высунуться наружу. Редкие прохожие, завидев происшествие, ускорили шаг, чтобы рассмотреть его в деталях. Случайный кэб, ехавший со стороны Чешам Плэйс, замедлил ход и бородач, сидевший на верху, на козлах, уж было хотел предложить своему коллеге помощь, но столкнулся с резким окриком и недвусмысленным жестом, означавшим, что здесь ему не рады.
Наблюдатель из дома напротив рычал в бессильной злобе, не в состоянии помочь коллегам ни советом, ни физически. Ситуация выходила из-под контроля и грозила серьезными неприятностями. «В кэб его тащите, увозите, вам все простится…» – рычал джентльмен, выглядывая на улицу, и случилось чудо. Его коллеги, пребывавшие в растерянности, будто услышали этот посыл. С лицами, не терпящими возражения, они окружили Подгорского и подхватили того под руки. Кэбмен быстро спустился на мостовую и открыл перед ними дверцу.
– Куда? – Подгорский закричал по-русски, привлекая к себе внимание. Джентльмены лишь стиснули зубы, пытаясь усмирить брыкающегося русского.