– Достаточно, – резко перебил Октану Самвил, наконец-то понявший, что речь шла о Кергарне. – Давайте, сударыня, поговорим в другом месте.
– А нам вообще не о чем с вами беседовать, – неожиданно сменила тон и выражение лица не по годам разумная особа. – Вы сопроводили меня в столицу, а насчет остального не беспокойтесь. Только прошу, не привлекайте внимания местных дураков глупыми расспросами. Если мне или нашему хозяину что-то понадобится, я сама дам вам знать.
Одарив герцога на прощание очаровательной улыбкой, девушка удалилась и тут же примкнула к одной из стаек мило щебечущих дам. И без того больная голова окончательно пошла кругом. Проклятый колдун, которому герцог верой и правдой служил, затеял какую-то хитрую игру при лиотонском дворе и, самое ужасное, не удосужился посвятить его в свои далеко идущие планы. Нож в спину вельможи еще не был вонзен, но Самвил уже чувствовал за спиной дыхание убийцы.
«Если Кергарн задумал осуществить свои планы без меня, значит, теперь нужно быть очень-очень осторожным. Неизвестно, чего хочет добиться „спящая красавица“, но мне пора бы подумать и о личной безопасности. Пока мне ничего не грозит, но через месяцок-другой всякое может случиться, пора достать из рукава последнюю козырную карту!» – решил двоюродный брат короля, покинув толпу веселящихся придворных и направляясь в сторону своих апартаментов.
Настала четвертая перемена блюд, обычно за которой тут же следовала смена музыкантов, однако этот вечер был один из последних в длинной череде празднеств, посвященных появлению на свет лиотонского короля. Сам виновник торжества, как, впрочем, и большинство членов венценосного семейства не удостоили веселящихся своим присутствием, а следовательно, и строгие дворцовые правила допускали некоторые поблажки измученной многодневным пиршеством прислуге. Музыканты берегли свои силы и еле водили смычками по виолончелям и скрипкам; разносчики блюд появлялись у столов довольно редко; да и танцоры делали не слишком «чистые» па. К чему утруждаться, если первых лиц королевства в зале все равно нет, а присутствующие настолько поглощены выпивкой, флиртом да сплетнями, что воспринимают гармонию нот, как сопутствующий гулянию обязательный звуковой фон?
Устроители торжеств в такие дни отдыхают, и поэтому во дворце царит легкий бардак. Благородная чернь, то есть низшие придворные чины, не только сами пируют, позабыв о служебных обязанностях, но и приводят с собой в зал торжеств многочисленную родню из провинции, пытаясь тем самым доказать ротозеям-родственникам, что они многого добились в жизни. Всего за две сотни синдоров, чисто символическая цена за то, чтобы вечерок попировать со знатью, стража пустит во дворец любого, кто прилично одет и имеет рекомендателей из дворцовых покоев. Именно поэтому за столами, где обычно гордо восседают лишь потомки самых древних и знаменитых родов, в такие дни можно увидеть не только презираемых полукровок, но и лиц, чье благородное происхождение явно вызывает сомнение. А что поделать? Одним хочется немного подработать на дорогую столичную жизнь, другим потешить свое тщеславие, хотя бы один вечерок побыв важной персоной, а третьим, то есть утомленным долгими празднествами сильным мира сего, просто нет до этого дела, они великодушно позволяют всяким мелким людишкам подбирать крошки с королевского стола.
Наглядным примером несоблюдения дворцового этикета была парочка дворян, судя по покрою платьев из Дукабеса, удобно устроившихся на боковом балконе и внимательно рассматривающих, что происходило внизу: среди накрытых столов, шумно галдящих группок дворян, решивших совместить важные беседы с легким променадом, и нескольких пытавшихся танцевать пар.
– Ну, герцог, во, мужик! – громко просипел мужчина повыше, неожиданно хлопнув своего низенького и упитанного товарища ладонью по плечу. – Видать, у благородных цыпочек он в почете, ишь, как его та краля за мяско зацепила!
– Перестань лыбиться и убери клешню! – недовольно проворчал толстый мужчина, резко скинув ладонь относительной чистоты с плеча. – Я, конечно, понимаю, что ты жалкий плебей, в трущобах всю жизнь провел, так там и подохнешь, но коль уж ненадолго удалось на поверхность всплыть, так веди себя подобающе: не ори на ухо да лапы не распускай. Это все-таки дворец, а не портовый трактир. Нам знакомство со стражей ни к чему.
– Да ладно тебе, чо я вооще сказал-то? – обиженно изрек рябой детина, засунувший от греха подальше свои непропорционально широкие ладони в карманы атласных брюк. – Ты чо, сам не видел что ли, куда девица грабли запустила?
– Видел, я все видел, а ты пасть прикрой, – прошипел сквозь сжатые зубы толстяк, стирая маленьким платочком капельки пота с покрытого морщинами лба. – Объясню еще раз, если сразу понять слишком сложно. Во-первых, твои жесты и дурацкие ухмылки привлекают слишком много внимания, а во-вторых, не пытайся судить о том, что просто не умещается в твоей маленькой, примитивной головенке!
При этих словах глазки добродушного с виду толстячка сузились и в них появился хищный блеск. Не сдержанный на язык приятель инстинктивно сделал шаг назад и испуганно вжал голову в плечи.
– Ладно, ладно, Кор, ну что ты разошелся? Успокойся, все будет, как ты сказал! – быстро пролепетал рослый вампир, бывший до обращения или конюхом, или подмастерьем у сельского кузнеца, в общем, существом неотесанным, грубым и не имеющим ни малейшего представления, как следует себя вести в приличном обществе.
– Манжеты поправь, лыцарь, да рубаху в брюки засунь! – примирительно проворчал Кор, поклявшись себе в этот момент найти дурня или дуреху, превратившего простоватого недотепу в вампира, и лично запихнуть в его штаны сучкастый и толстый осиновый кол. – Запомни, Фанека, если, конечно, сможешь. Девицы во дворце хищницы, похлеще нас будут, за родовитого да богатого женишка горло любому порвут, но действуют они скрытно, не явно… так у них, у благородных людей, принято. Это только деревенские девки да шлюхи к мужику приглянувшемуся сразу льнут, а дамы с родословной честь и достоинство свое блюдут.
– А это еще как? – удивленно заморгал косыми глазищами детина, пораженный словами своего вожака.
– Как, как?! – сдвинул брови Кор, пытаясь подобрать пример, доступный для понимания деревенского мыслителя. – Ты видел, как мухи навозные над кучей кружат? Они не сразу садятся, а сначала вокруг долго летают да жужжат, вот и дамочки так же. А эта молоденькая штучка на Самвила сразу спикировала, что-то здесь не так, что-то не так… – плавно перешел к размышлению вслух Кор, уставший давать бездарям уроки дворцовых манер.
– А может, мы того… ну, то есть ее… – вожделенно заулыбался Фанека, слегка выпустив желтоватые, торчащие косо клыки.
– Нет, и не мечтай, – покачал головой старший вампир. – Мы здесь впервые, сначала нужно освоиться, осмотреться, привычки дичи изучить, а уж потом себе волю давать.
– Жрать-то ведь хочется! – жалобно проскулил Фанека, косясь голодными глазами на многолюдный зал.
– В город иди, а лучше всего в окрестности, и чтоб к рассвету вернулся! – сжалился над несообразительным товарищем Кор. – Во дворце же никого не трогать! Испортишь дело – голову отгрызу!
Обрадованный перспективой наконец-то утолить давно мучившую его жажду подручный чуть ли не вприпрыжку побежал прочь, в очередной раз расстроив своего господина. Кор прищурил глаза и издал тихий, сдавленный рык, не слышимый окружающим, но искренний, идущий из самых глубин черного вампирского сердца. Он проклинал ту ночь и тот час, когда позволил увязаться за собой этому неотесанному чурбану, внебрачному детищу сеновала и навозной кучи. Еще неделю назад он не допускал мысли даже о том, чтобы дурачок Фанека осмелился заговорить с ним, но бойня в Дукабесе поменяла многое в жизни вампира. Только им двоим удалось незаметно ускользнуть из горящего сарая и не попасться в руки рыцарей «Небесного Ордена». Кор не был сентиментален, но мечтал о возмездии. Ему нужны были подручные, на первых порах пусть даже такие неказистые, хотя, с другой стороны, богатый жизненный опыт кровососа показывал, что от дураков всегда больше вреда, чем пользы.
«Похоже, я допустил очень большую ошибку! Ладно, потерплю пару неделек, если из парня толку не выйдет, то избавлюсь. Пока же стоит подержать дурня на расстоянии, еще чего доброго наломает дров, вляпается в историю, да и меня за собой потащит», – размышлял Кор, мысленно прокладывая безопасный путь к двери, за которой четверть часа назад скрылся герцог Самвил. Ведь именно ради встречи с двоюродным братом короля он и рискнул посетить лиотонский дворец; место, опасное даже для детей ночи.
Пришла пора пятой перемены блюд, к счастью для поваров, последней за этот вечер. Затянувшийся на две с половиной недели праздник окончательно лишил сил рыцарей половника, их верных пажей-поварят и всех несчастных, так или иначе связанных по долгу службы с готовкой и подачей блюд. Пиршество в честь дня рождения короля подходило к концу, но это не значило, что галантным кавалерам надоело соблазнять красоток, а придворным сплетницам обсуждать последние новости, как всегда ставя в центр всякого политического конфликта или мелких интрижек высших чинов королевства будоражащую воображение любовную историю. Пока одни дамы танцевали, обмениваясь с партнерами сулящими райское блаженство улыбками, другие делились новостями, а когда запас свежих слухов и достоверных историй подходил к концу, что случалось довольно редко, то умудренные опытом светские львицы снисходили до общения с наивными, молоденькими девицами, только что прибывшими из далекого мира, именуемого провинцией.
– Да так же нельзя, милочка, вы же совершенно ничего не знаете. Ну как так можно?! Нужно четвертовать вашего папеньку, что пустил вас неподготовленной ко двору, да еще без поручителей и рекомендательных писем, – сетовала пожилая дама, методично похлопывая сложенным веером по носику прикорнувшей на ее руках болонке. – Вас же съедят и даже косточки не оставят. Верно, Жу-жу?