— А почему же здесь? — удивился второй. — На площади надо было, чтоб народ видел!
— На площади нельзя, — покачал головой первый боярин. — Народ — он разный бывает! Обоссут ещё статую! Или усы пририсуют!
— А я вот чего не пойму! — скандальным голосом завёл третий. — Почему это памятник Немому? У нас князь Всеволод есть! Он и хазар победил! Вот кому надо памятник ставить!
— Тише ты! — оборвал его первый боярин. — Не дай боги, услышит князь — не избежим беды! Он на расправу скор!
— Да как он услышит? — удивился скандалист.
— Мало ли! Он — колдун! Кто его знает — что это за статуя! Может, она непроста тут стоит. Всё видит и слышит, а потом Немому докладывает.
— Да ну! — изумился второй боярин.
Он подошёл вплотную ко мне и внимательно вгляделся в лицо. От боярина пахло чесноком и водкой.
Успел уже с утра налакаться, гад!
— Как живой! — удивился боярин, а потом грязным пальцем ткнул мне в глаз!
Ну, сука! Если отомру — я тебя жизни лишу за такие штуки!
Позади меня послышался лязг засова. Голос Сытина строго спросил:
— Где он?
— Вот, батюшка! — ответил сторож. — Второй час стоит! Не пойму — задумался, что ли?
— Вроде того!
С этими словами Сытин появился в моём поле зрения.
— Ну что, добегался, Немой? — насмешливо спросил он. — Теперь я тебя на замок запру.
Сытин щёлкнул пальцами, и я почувствовал, как отпустило горло. Я покрутил головой, разминая затёкшую шею.
— Ты чего это на меня ловушки ставишь, Михалыч? — очень правдоподобно удивился я. — Вообще-то, я — князь! И бегал не просто так, а по важному делу.
Я мёл эту пургу, а сам думал об одном — только бы Сытин не вспомнил про демонов!
— С Ягой пообщался? — насмешливо поднял бровь Сытин.
— Ну... вообще-то да. А ты откуда знаешь, Михалыч? — решил уточнить я.
Хер его знает, этого колдуна! Может, он следил за мной. Помню, подозрительная сорока с ветки на ветку перепархивала! Не иначе — Сытинская шпионка!
— Пока ты по лесам прохлаждался, я в княжескую библиотеку заглянул, — ответил Сытин. — И там много интересного вычитал. И про кощея, и про Ягу твою разлюбезную.
— Ничего она не разлюбезная, — буркнул я, чувствуя, как уши заливает предательской краснотой.
— Ну, нет — значит, нет, — неожиданно согласился Сытин. — Дело в другом, Немой.
Я насторожился, чувствуя, что сейчас разговор пойдёт о чём-то важном.
— Ты ведь к княжичу идёшь, верно? Можешь не стараться. Я уже с ним поговорил и убедил не поддаваться на твои авантюры.
Сытин строго взглянул на меня.
— Извини, но жизнью князя Всеволода и княжича Михаила я рисковать не могу. Даже ради Глашки.
Значит, не догадался! Ну, и отлично! Главное — дальше не спалиться. Сытин понудит-понудит, да и отпустит.
— И что ты предлагаешь, Михалыч? — хмуро спросил я, не отводя глаз. — Как спасти Глашку?
Сытин тяжело вздохнул.
— Да если бы я знал! Нигде, ни единого слова! Как поймать кощея — пожалуйста! Как убить — тоже не секрет. А вот как из человека его изгнать — ни единого слова! Во всех книгах одно: человек впускает в себя кощея добровольно и погибает вместе с ним. Туда ему и дорога!
Сытин снова щёлкнул пальцами, и я почувствовал, как отпустило ноги.
— В хреновую ситуацию мы попали, Немой! Никогда тебе не врал, и сейчас говорю честно. Я не знаю, как спасти Глашку!
Сытин ухватил меня под руку и поволок в сторону темницы.
Он тоже к Никите Ильичу собрался, что ли?
— Будем ловить кощея на золото, Немой! Помнишь, кому принадлежал золотой рудник в Лопухинке? Ну, пока ты туда не заявился?
— Помню.
— Думаю, надо сделать там засаду.
— И кого ты туда отправишь? — поинтересовался я.
— Сам поеду, — вздохнул Сытин. — Божена с волхвами подключу. Не может быть, чтобы они не помогли. Если кощей будет возле золота отираться — мы его в облаву возьмём. Может быть, получится молитвой его сил лишить. Может, даже изгнать получится!
Сытин втащил меня на крыльцо темницы и постучал в железную дверь.
— Вот только тебя, Немой, я с собой не возьму. Не обижайся! Ты пока вот здесь посидишь, у Никиты Ильича. Не могу я допустить, чтобы ты мне охоту испортил.
С этими словами Сытин насильно впихнул меня в приоткрывшуюся дверь.
Охереть!
Глава 27: Тюремные будни
Начальник темницы Никита Ильич пил чай в своём кабинете. Когда мы с Сытиным появились на пороге, он отставил в сторону синюю фарфоровую чашку и заулыбался.
— Немой! Какими судьбами? Неужели решил-таки мне с мышами помочь? Вот это дело! А то замучили мыши, понимаешь! Шмыгают туда-сюда по темнице — никакого спасения нет! Или ты по другому делу?
Отвечать я не стал. Только кивнул и буркнул:
— Здрасьте!
Ну, ну а что? Пусть Сытин выкручивается. Он же меня сюда притащил!
Обида на Сытина получилась очень искренней. Как-то отвык я за последнее время от того, чтобы меня за шкирку в камеру волокли. Всё-таки, князь! Не хухры-мухры!
На время я даже забыл, что сам собирался проникнуть в темницу. И вспоминать об этом до ухода Сытина не собирался. Упасите боги, если он что-то пронюхает! Хрен мне тогда, а не спокойный разговор с демонами.
При виде Сытина Никита Ильич сердито нахмурился.
— А, и ты здесь, Василий Михайлович? Слушай, ну сколько можно время тянуть? Ведь осень на дворе, а саламандр ты мне так и не достал! Камеры сырые! По стенам — плесень! Ты как хочешь, а я нечисть выпускать стану. Уплотнять не имею права — вдруг постояльцы друг друга жрать начнут? И в сырых камерах держать тоже не буду.
— Никита Ильич, — попытался перебить его Сытин. — Да привезу я тебе саламандр! Они к осени в самую силу входят! Вот разберусь с одним делом, и тут же Михея отправлю.
Но Никита Ильич не поддался на сладкие речи.
— Я эти обещания с самой весны слышу, Василий Михайлович! И знаешь, что я тебе скажу? Идём! Будем сейчас вместе решать — кого выпускать.
Никита Ильич решительно поставил чашку на стол и поднялся с кресла.
Ничего себе, его разобрало! Даже чаю не предложил!
— Идём с нами, Немой! — кивнул мне начальник темницы. — Ты же теперь князь? Вот и посмотришь — в каком состоянии княжеская темница!
Никита Ильич вперевалку вышел в сырой коридор темницы. Удивлённый Сытин шагал за ним. Он, кажется, даже забыл, зачем вообще пришёл в темницу.
Остановившись у первой камеры, Никита Ильич подозвал охранника.
— Отопри! — скомандовал он.
Пока рыжий лопоухий охранник звенел ключами, начальник темницы повернулся к нам и пояснил:
— Здесь у меня домовые сидят. Те, кто по мелким делам. Кража там, или порчу навели на хозяев. Я их порознь не рассаживаю — в одиночестве домовые скучают. Озорничать начинают.
Охранник открыл железную дверь. Я с любопытством заглянул в камеру.
Изнутри камера домовых была обшита досками и напоминала обыкновенную деревенскую кухню. Только в отличие от деревенских кухонь, здесь стояли сразу пять печек. Все они располагались вдоль стен, оставляя середину камеры свободной. Посередине стоял длинный деревянный стол и две широкие лавки. На столе громоздилась глиняная посуда — миски и кружки.
Ни нар, ни кроватей в камере не было.
— А где они спят? — поинтересовался я.
— А за печками, — объяснил Никита Ильич. — Домовые отродясь за печками спят.
Вдоль ближней лавки стояли четверо домовых — ростом мне по пояс, с кое-как приглаженными волосами. Стоило только Никите Ильичу ступить в камеру, как ближайший домовой махнул рукой. Все четверо хором гаркнули:
— Доброго дня, Никита Ильич!
Никита Ильич довольно улыбнулся.
— Дисциплина у них! На волю хотят!
Начальник темницы повернулся к домовым.
— Хотите на волю?
— Так точно, Никита Ильич! — ответили домовые.
— Гляди, как у них в камере-то чисто! Подметают два раза в день. Это всё Кузьма старается! Кузьма у нас знаменитость!
Никита Ильич похлопал по плечу кряжистого домового. Тот расплылся в улыбке, а я вдруг узнал его. Это был тот самый домовой, что однажды приходил ко мне с жалобой на бросивших его хозяев.
Бля! Точно он! Я ему ещё денег дал, чтобы дом себе купил!
— Сколько ты человек похитил, Кузьма? — ласково продолжал Никита Ильич.
— Чой-та «похитил»? — возмущённо буркнул Кузьма. — Не похитил, а приютил! На улице их подбирал! Уют им создавал! Уму-разуму учил! А они! Неблагодарные!
— Да, — продолжил Никита Ильич. — Как дело-то было? Завёлся в Кузнечном конце пустой дом. Хозяева съехали в деревню. Ну, у нас ведь как? Дом хоть и пустой, а — чужой! Никто на него и не зарится. Стоит себе дом и стоит. А только вскоре стали возле этого дома люди пропадать. Пьяница домой с рынка пробирался. Прилёг на травке, да заснул. А утром глядь — нет его! Жена искала-искала — так и не нашла!
Потом женщина пропала. От подруги шла. И забежала-то на минутку — соли одолжить. Муж ждёт — нет жены! А муж у неё кузнец. Горячий! Схватил кувалду, да к соседям! Думал — у любовника жена. Да… В пяти домах двери выломал, пока угомонили!
— Двадцать два человека? — не поверил я. — А как же он их держал? Почему не убежали?
— А колдовством! — охотно ответил Никита Ильич. — Кузьма наш колдовать выучился! Способный оказался — прямо самовыродок! Так колдовал, что похищенные имена свои забывали, а не только где живут!
Никита Ильич рассмеялся дробным хохотком.
— А поймали его, знаешь как, Немой? Смехота! Он ведьму украл! Настоящую! Тоже по дворам ходила. Кому по руке гадала, кому зубы заговаривала. И забрела к Кузьме на своё горе. А у Кузьмы-то колдовство посильнее оказалось!
Начальник темницы одобрительно похлопал домового по плечу. Выглядело это так, словно он лично научил Кузьму колдовать, и теперь очень доволен результатом.
— Только не сумел он ведьму полностью околдовать, не сумел!
Тут начальник темницы посмотрел на Кузьму с лёгким недовольством.
— И сбежала от него ведьма! Кузьма её на рынок за крупой отправил, а она сбежала! Бросилась к стражникам, кричит: «Похитили!» А имени своего не помнит, где живёт — не знает! Стражники её ко мне и привели. И пришлось нам Кузьму искать! Да! Так он, подлец, чуть стражника не околдовал!