Эта мысль, на счастье, тоже оказалась глупой. Стремительно нырнув на заднее сиденье, Кира с облегчением вздохнула, убедившись, что Максим и не думает пускаться в бегство! Он разворачивал какой-то смятый квадратик бумаги. Развернул – и с его губ сорвалось изумленное восклицание.
А вот Кира, с любопытством глянувшая через его плечо, наоборот, онемела, увидев в руках Максима листовку с броским заголовком: «Их разыскивает милиция», Кириным портретом, полным именем, набором примет и знакомым перечнем самых жутких и бесчеловечных преступлений.
О господи! Да ведь это коктебельский «сувенир», выскользнувший… откуда? Наверное, из кармана юбки!
– Ого, – негромко сказал Максим, дочитав листовку и заглядывая в зеркальце, в котором отражались огромные перепуганные Кирины глаза. – Пожалуй, вы все-таки не японка. Но, несомненно, художница. Только истинно творческий человек мог такое накуролесить! Теперь я не сомневаюсь, что эта несчастная Ирочка была пра…
Он обернулся к Кире – и осекся: прямо в глаза ему глядел круглый черный глаз пистолета.
– Ты по профессии кто? Ветеринар?
– Нет, офтальмолог.
– А где так ловко с обморочными собаками научилась обращаться?
– Сама не знаю. Кажется, в какой-то газете случайно прочла.
– А про то, как с автоматическим оружием обращаться, тоже из газет знаешь?
– Успокойся. Я прилично стреляю. Во всяком случае, знаю, как снять предохранитель.
– Это ободряет…
Вот все, что они сказали друг другу более чем за три часа пути. Краснодар промелькнул, как призрак, восставший из зноя кубанских степей, все указатели объявляли теперь о приближении Ростова, а солнце медленно, но верно тащилось к закату.
Было пять часов вечера, и Кира с ужасом осознала, что всего лишь сутки – одни-единственные сутки! – миновали с той минуты, как она из беззаботной отдыхающей превратилась в гонимую обществом парию, ошалелую от непрестанных опасностей беглянку. И самое кошмарное даже не в том, сколько безумных событий приключилось с ней за эти сутки (иному за целую жизнь такого не испытать!). И не в том, что их первопричину она отчаялась разгадать. Кира поняла, что постепенно сживается с этой своей новой, неожиданной ролью! Да, вот теперь вполне можно сказать, что она перестала быть игрушкой обстоятельств, она пытается подчинить их себе. Одному, правда, богу известно, сколь далеко это ее заведет. Точнее, завезет…
Она неприметно помассировала затекший локоть. Рука устала. И устали быть сведенными к переносице брови. Самым трудным, как ни странно, оказалось не пистолет из сумочки выхватить (это произошло как бы само собой, помимо Кириного сознания), а постоянно сохранять на лице это выражение мрачной решимости всадить в Максима пулю в первое же мгновение, как он только вздумает рыпнуться.
Но он пока не рыпался, что бы ни означало это чудовищное словечко. Однако частенько-таки взглядывал на Киру в зеркальце. И видел там одно и то же: беспощадно сверкающие глаза под безжалостно нахмуренными бровями, а рядом черный кружочек дула. И снова отводил задумчивый взгляд.
Интересно, о чем он думал? Может быть, о том же, о чем и Кира? Например: надолго ли ее хватит? Даже если не спать, не есть и не выпускать Максима из-за руля, все равно – меньше чем за двое суток до Нижнего никак не доберешься. Однако останавливаться все-таки придется: заправлять «Москвич». И что – ходить за Максимом по бензостанции с пистолетом? А как, извините, быть с элементарным туалетом? Как женским, так и мужским? Тут «мальчики направо, девочки налево» не получится…
Зачем, ну зачем он нашел эту дурацкую листовку?! Главное, Кира была уверена, что надежно запрятала ее на дно сумки. А оказывается, сунула в карман, да так небрежно, что листок вылетел при первом удобном случае. Еще ладно, что его увидел только Максим, а не та парочка обожателей Роджера. Вот писку было бы! И они уж точно настучали бы куда нужно, и по следам «Москвича» уже летела бы удалая погоня, будто за мятежным броненосцем «Потемкин». И опять начинай все снова-здорово! Почему-то Кира, хоть это и не патриотично, была уверена: в российских провинциях, как и в украинских, «компутер» тоже непременно греет в пузе пиво в выходные дни, причем находится в совершенно недосягаемых географических широтах. А значит, никому ничего не докажешь!..
Нет, лучше не думать о трудностях. Проблемы Кира будет решать, когда они подступят вплотную. А пока – вперед, вперед, пока не висит на хвосте погоня, а дорога не перекрыта патрульной машиной или каким-нибудь ростовским рейнджером-одиночкой…
О гoсподи! А это еще что?!
Мужская фигура метнулась из придорожных кустов так внезапно, что Максим едва успел вильнуть влево, чтобы не зацепить этого самоубийцу. Кира вцепилась в пистолет обеими руками, чтобы удержать его (или себя) от выстрела. И едва опустила руку, как в окошко просунулась веселая конопатая физиономия.
– Мужики, привет! – выкрикнула физиономия жизнерадостно, бестолково бегая взглядом от Максима к Кире и обратно, но едва ли видя, с кем говорит. – Не подбросите до поворота, тут десять кэмэ? Ехал с братом, да поругались, – ну, плюнул, вышел. Думал, пешком дойду, а теперь вижу, дурак, опаздываю. Подвезите, а, мужики?
Кира так обрадовалась, что это не засада, что решила стерпеть даже перемену пола. В конце концов, это минут на десять, не больше. И она сдержанным кивком дала Максиму знать, что не возражает против подсадки, но одновременно так вдавила пистолет в спинку переднего сиденья, что Максим подался вперед и, в свою очередь, просигнализировал Кире кивком: мол, все понял, пуля-дура нетерпеливо пляшет рядом с его почками, а стало быть, он будет вести себя осторожно.
Попутчик оказался любопытен. Он заглянул на заднее сиденье, и только то, что Кира предусмотрительно набросила на руку кофту, спасло ее от испуганного вопля; внимательнейшим образом рассмотрел автомагнитолу; зачем-то сунулся даже в бардачок, но спохватился, что это уже чересчур, и приступил к личному осмотру Максима. Похоже, зрелище его разочаровало, потому что сверкать глазами и зубами он перестал, больше не вертелся и сидел тихо до самого поворота, который возник менее чем через четверть часа.
На обочине стоял мотоцикл: черный, огромный «Харли Дэвидсон», словно сошедший с рекламной картинки.
– Во, братан! – заявил попутчик, тыча в него пальцем, как в родного. – Спасибо, мужики, что подбросили!
И он покинул «Москвич», даже не взглянув на своих благодетелей. Ну и бог с ним! Что возьмешь с человека, у которого брат – мотоцикл? Еще хорошо, что разговаривать умеет.
Кира поймала вопросительный взгляд Максима в зеркальце.
– В чем дело?
– Ехать можно? – поинтересовался он.
– Разумеется! – фыркнула Кира. – И чем быстрее, тем лучше!
С этими словами она вытащила пистолет из-под кофты и снова перевела его в боевое положение.
Однако, как выяснилось, ненадолго. Не прошло и пяти минут, как знакомый «Харли Дэвидсон» со свистом обогнал их и пошел петлять впереди, мигая стоп-сигналом. С заднего сиденья свешивался и интенсивно махал давешний попутчик.
– Забыл что-то? – удивленно спросила Кира, снова маскируя оружие складками кофты.
– Ни черта тут нет. Да и не было при нем ничего.
– Зачем же тогда…
Кира не договорила: мотоцикл заложил такой вираж перед носом «Москвича», что Максиму пришлось до отказа вывернуть руль, избегая столкновения. Машина боком съехала на обочину и стала, приткнувшись к купе каких-то кустов, из-за которых… О господи, из-за которых выскочили двое парней и с проворством, достойным лучшего применения, распахнули передние дверцы. Оба незнакомца мгновенно оказались рядом с Максимом, стиснув его с двух сторон, причем тот, кто оказался справа, не поленился обернуться к Кире и предъявить ей свои права на такое поведение. Права выглядели точь-в-точь как электрошокер.
– Сиди тихо, девочка, – миролюбиво попросил незнакомец, – а то мы устроим твоему дружку электрический стул, ладно?
В тот же миг такой же шокер был приткнут к шее Максима слева.
Кира только моргнула в ответ, медленно опуская как можно ниже руку с пистолетом и не отводя глаз от электрошокера, который прильнул как раз туда, где проходит сонная артерия. Одно движение пальцев…
– Рули налево, товарищ, – с тем же миролюбием было предложено Максиму, и ему ничего не оставалось, как, снова взявшись за руль, заехать в глубину этих пышных кустов, сразу же и надежно скрывших «Москвич» от посторонних глаз.
Подбежал конопатый, нетерпеливо заплясал возле открытой дверцы, приглашающе размахивая рукой. Появился мотоцикл, его вел, оседлав, как ослика, огромный бритоголовый детина в черной майке и коротких шортах, выставлявших напоказ волосато-загорелые ножищи тяжеловеса. Таких крепышей в народе обычно называют бугаями или бычарами.
«Американский боевик какой-то, – вяло подумала Кира. – Может быть, где-то здесь кино снимают?»
– Ну, кого делать будем, мужики? – спросил бугай, заглядывая в машину и задумчиво переводя взгляд с Максима на Киру. – Вы тут моего братишку подвозили, а он в вашей тачке портмонет с тысячей баксов обронил. Сами отдадите или помочь?
Менее схожих людей, чем два этих брата, невозможно было себе представить. С другой стороны, чем еще, как не общей наследственной патологией, можно объяснить их неспособность отличить мужчину от женщины? И вдруг до Киры дошло, в какую переделку они с Максимом попали. Да, южные автомобильные дороги просто-таки кишмя кишели разбойными бандами – что на Украине, что в России!
– Арабы, сказал, обращаясь к бурятам, матрос Железняк – партизан! – воскликнул Максим так хладнокровно, словно к его сонной артерии не был прижат электрический разрядник, будто любовник к любовнице. – Зачем весь этот пассаж? Cкажите прямо, так, мол, и так, вы тутошние Робин Гуды, дань лопатою с богатых гребете, а несчастных бедняков оделяете. Только не повезло вам, хлопчики. Не на тех напали. У нас с жинкою на все про все одна-разъединая сотенка осталась – в деноминированных рублях. Ну что вам, удальцам, от этой сотенки? На четверых по флакону – только и всеголько. Вы бы уж лучше отпустили нас подобру-поздорову! С самого с ранья из Феодосии пылим: теща заболела. Уважьте, а, хлопчики?