‑да!» бросилась к нему. Лицо пожилого человека посерело. Зато веселым голосом заговорил тот, второй:
– Целуйся с Внучкой, ты, козел! От души целуй ее, а то, может, в последний раз видишь нормальной! Сейчас наш медик введет в вену препарат, и через полчаса она навсегда станет законченной шизофреничкой. Потом ребята отвезут ее домой, а воспитатель и заведующая ничего не видели и не знают. Бывает такое в детстве, ха‑ха... Ходит, ходит ребенок, а потом – бац, и дура на всю оставшуюся жизнь! На раздумье тебе, старик, – две минуты!
«Следак» шел на беспредел, но его почти собачье чутье на преступника не подвело и в этот раз. Не прошло и минуты, как раздался хриплый, вмиг постаревший голос Гребова:
– Убери отсюда ребенка, гад!
Затем он попросил сигарету и впервые в жизни закурил. Рассказывал свои истории он почти двенадцать часов. Менялись печатающие на машинке сотрудники, а Иван Федорович все говорил...
Обалдевший Трунов взял несколько отпечатанных листов еще не законченного повествования и вышел позвонить по прямому проводу в Москву. В разговоре с Лубянкой процитировал некоторые абзацы признания и вернулся в свой кабинет с категоричным приказом: задержанного устранить без суда и следствия, а само «дело» запрятать в такое место, где его вряд ли найдут любопытные... Слишком много наговорил кубанский гений криминалистики Иван Федорович Гребов... Восемнадцать человек за три года...
Многие из нас увлекаются рыбалкой. Природа Северского Донца способствует этому увлечению – речка не очень широкая, с многочисленными заводями и заросшими берегами. И поэтому посидеть на утренней зорьке с удочкой в руках – класс! Да здесь миллион долларов за один воздух отдать не жалко!
В предрассветных сумерках из рыбацкой плоскодонки на середине реки булькнув, ушел в воду огромный целлофановый мешок с привязанными к нему стальной проволокой железобетонными столбиками. Груз был тяжелый, но, покоряясь течению, ушел не вертикально вниз, а чуть наискось. На двух «рыбаков», опустивших груз в реку, никто не обратил внимания. В наше время лучше ничего не видеть и не слышать.
Бели бы Иван Федорович Гребов не был мертв уже до того, как его упаковали, он бы наверняка успел удивиться схожести их с кумом судеб. За исключением того, что он прожил больше его на несколько лет шикарной и страшной жизни... Но о ней, как и о конце «дяди Леши», мало кто знал. Пропал человек без вести. А на деле – в прямом смысле – в воду канул...
Глава IVПоследствия «ломки»
– Налей винца, а то в горле пересохло от твоих повествований ! – Гек протянул руку к графину и чуть было не опрокинул его, услышав за спиной голос:
– Енто што ж, едрит твой ангидрид, получается – я из своего Ваньки самолично убивца сотворил?
– Дед Федя! – рванулся из‑за стола Славка к вышедшему из темноты старику в белоснежном костюме и в пробковом головном шлеме. – Ты откуда?
– Со Швеции, эсэсвенно,– ответствовал дед, обнимаясь с ребятами, затем с достоинством пожал руку Игорю. – Не знаю пока, шо ты за птица, но упреждаю на всякий‑який: ежели свяжешься с ентими орлами, тебе быстренько перья обскубут! Раз они собрались до кучи – значит, затевают какую‑нито ахверу! Так шо там с Ванькой? – обернулся он вновь к Борису. – Ежели я правильно тебя понял – он кучу народу перестрелял – за шо его утопили. Все верно?
– Почти, – ответил Борька. – Только не ты, дед Федь, сделал из него убийцу, а вся наша общественно‑политическая система. И еще: те, которых ваш сын отстреливал, – не народ, а его нахлебники. Ну, а что его в конце концов достали – тут видно влияние закона физики: «на каждое действие существует противодействие». И как принять надлежит сей факт, это уже ваши со Славкой личные отношения...
– Лады! – прервал его дед Федя. – Что было – того не вернешь! А тебе, Славка, я скажу: какой‑никакой, а Ванька был отцом. Но с другой стороны – тебе ишо тут долго околачиваться, а разные ненужные факты в биографии – на кой хрен они? Значить, решим так: ежели пропал он без вести – нехай таковым и числится в истории нашей станицы. Потому как определять вину и правоту предоставлено не нам, а Богу, поскольку душа его уже там, наверху!
– Значит, просто забудем Борькин рассказ? – серьезно спросил Гек.
– Значит, так! – согласился с ним дед и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу – будто комара надоедливого сгонял: – Едрит твой ангидрид, вот склероз долбаный, про дочку‑то я забыл совсем!
– Ка‑какую еще дочку? –еле выговорил обалдевший от неожиданности Славка. – Ты что, деда, хочешь сказать, что у вас с этой шведкой?..
– От дурень! – с сожалением глянул на него дед. – Ты хучь бы подумал, откель у нас возьмется младенец за полтора месяца! Не, мы с Эльзой получше придумали – взяли на воспитание готовую уже – семнадцатилетнюю... Ну – удочерили, чи как оно там называется ! – смущенно признался он и заорал на улицу: – Гретка, ты иде там, давай сюды!
– Сейчас! – и в калитку скакнуло стройное создание с гривой распушенных льняных волос, одетое в майку и короткую плиссированную юбку. Разглядев ее как следует, под электрическим светом от лампы, все дружно ахнули, поняв смущение деда Феди: девчонка была не то что красива – она была миловидна до ужаса: большие голубые глаза, маленький курносый носик, чуть великоватый рот с четко выписанными губами и симпатичные ямочки на щеках.
– Дед?! – укоризненно повернулся Славка.
– Ну, не удочерили, так увнучили! – попробовал защититься дед Федя. – Моя Лизавета и Грета сразу до души друг другу припали там, в детдоме для особо одаренных. А вы ж знаете – ежели ей чего глянется – она енто быстро к рукам приберет. Как меня, к примеру! – прибеднился он.
– Да ладно, дед, не юли! – великодушно махнул рукой Гек.
– Там еще неизвестно, кто кого захомутал! Геннадий! – взял он в руку хрупкую на вид ладонь девушки и удивленно вскинул брови, ощутив жесткое, цепкое ответное пожатие.
– Я не все шло досказал! – влез дед в церемонию знакомства. – Гретка воспитывалась в спецшколе ентих... как их?
– Амазонок! – подсказала девушка.
– Во, точно! Дык она русский наш знает, как я «Отче наш». И енто ишо не все – кидает ножи на сколько хошь метров, шпарит из автомата и пистолета, умеет ездить на машине, и черт‑те что еще! Да – и классно дерется, кстати! – дед представлял Гретку с такой горячностью, словно не знакомил ее, а собирался замуж выдавать. Та лишь мило улыбалась, не переставая знакомиться с присутствующими. Дед Федор, видимо, устав молоть языком, подтянул ближе к лавке одну из принесенных сумок, порылся в ней, звякнул и вынул на свет плоскую четырехугольную бутылку.
– «Амаретто»! – невольно вырвалось у тех, кто его хорошо знал.
– А как же! – гордо подбоченился дед. – Мы ежели чего хлебаем – то на постоянку! Расселись за столом, разлили по чайным чашкам.
– Так на чем мы остановились? – обратился Борис к Геку.
– Кто кому и в чем будет помогать!
– Один момент? – Игорь придвинулся ближе к Борису. – Ответь мне еще на такой вопрос: как фамилия второго «опера» на допросе Славкиного отца, ну того, который внучку хотел психичкой сделать?
– А зачем тебе? – враз потух Борька, затем махнул рукой. – Да что там, все равно узнаешь! Вольвак его фамилия.
– Как я и предполагал. – Гекова улыбка не предвещала ничего хорошего. – Знаете, какое у меня предложение? Поспать сегодня, а с утра разобраться, что к чему!
На том и порешили...
Расходясь по комнатам, не заметили вокруг ничего подозрительного. Да и не могли заметить: постоялец тетки Катерины в доме напротив, квартирующий у нее третью неделю, наблюдал за ними в бинокль с инфракрасной оптикой, лежа на самом верху высоченного сеновала. Дождавшись, пока в доме напротив погаснут огни, взял в руки трубку радиотелефона с подсветкой.
– Алло, шеф, птички в гнездышке! Повторяю – птички...
– Пошел на хрен! – перебил его грубый голос. – Говори по русски – все собрались?
– Даже с избытком! Пара незнакомых – девка и мужик!
– Ну и ладно, фиг с ними! С утра начинайте операцию. Только дайте им хорошо выспаться, а то припрете с петухами... Бабу обработали?
– Еще неделю назад! Согласилась на все сто – ей теперь боязно одной ночевать!
– За ценой не стойте! Знаю я вас, живоглотов – за копейку удавиться готовы! Если не выгорит дело – лучше на глаза мне не показывайтесь – шкуры на барабан посдираю! Все!
Жорик Чичев, по кличке Чич, со вздохом сложил трубку, засунул ее в пластиковый пакет рядом с биноклем и затолкал пакет поглубже в сено. Везет же некоторым – у кого бабок валом! Этот вот, с которым только что базарил, заведет сейчас тачку свою и рванет в город – по хорям. А завтра днем отсыпаться будет в теплой постельке с гидроматрацем. Ему же с корешками предстоит завтра занудная и нервная работа – отчаянно торговаться с хозяйкой дома напротив за право его обладания. Шеф выделил сто «лимонов». И на покупку усадьбы и на все прочие расходы, включая и накладные. Но столько харь напоить и прокормить... Дело в том, что, кроме Чича, в станице «работали» по этому варианту еще шесть человек, по предварительной версии – бригада «шабашников», прибывшая в бывший колхоз, а ныне акционерное общество, якобы для строительства корпуса нового телятника. В действительности же все семеро любыми путями должны были уговорить тетю Дуню, супружницу пропавшего без вести Ивана Федоровича Гребова, поскорее продать участок с домом, садом и виноградником. На кой хрен шефу эта хаза, когда у него своих две дачи, никто из них спросить не отважился. Надо – значит, надо!
Почву для более гладкого урегулирования вопроса купли‑продажи Жорик стал подготавливать уже через два дня по прибытии в станицу, не дожидаясь основной бригады. Суеверных на Кубани, надо сказать, еще полным‑полно, и тетка Дуня не была исключением из их числа. После трех месяцев бесплодных хождений по различным инстанциям в поисках пропавшего мужа она стала плохо спать: по ночам в пустом огромном доме слышались подозрительные охи, вздохи, различные шорохи и стуки... А однажды, дрожа под одеялом, она расслышала в соседней комнате шарканье и старческое покашливание... Объяснение, конечно, существует для любых мистических проявлений: если долго прислушиваться в темноте, чего