– Ничего тебе не понятно! Я вот о самой наипервейшей любви хочу спросить! Писал ты кому‑нибудь в школе стихи?
– Свой первый стих, дед Федь, я сразу после школы написал. Мы тогда в станице у моря на практике были.
– Ну вот и прочти его! – не унимался старик, показывая глазами на Женю: не видишь, мол, что ли – скучно ей одной среди мужиков. Та уже оторвалась от телевизора, с интересом глядя на них – стихи Женька обожала, даже сама пыталась сочинять.
– Пожалуйста! – пожал плечами Гек.
Ну улыбнись мне, госпожа удача!
Ну повернись, Фортуны колесо!
Я не жалею, не зову, не плачу,
Но каждой ночью входишь ты в мой сон.
Девчонка в белом – с бала выпускного,
В глаза‑колодцы душу утопив,
Зачем тревожишь призраки былого?
К чему листаешь памяти архив?
Ну как найти тебя в дороге длинной?
Ночами выхожу на край станицы...
Ты улетела песней журавлиной,
Оставив мне в руке перо синицы.
Ни адреса, ни слова, ни ответа.
От той черты у краешка причала
Ушел кораблик песней недопетой,
Судьба нас по России разбросала.
Бродяга‑ветер, ты повсюду рыщешь,
Ну, укажи мне точечку на карте!
Всего три слова: – Любишь, значит, сыщешь!
Прислала мне девчонка в белом платье.
... Туманом плыли вечера с тобою,
Стал забываться краешек причала.
Как вдруг ты в сны вошла своей любовью,
И в сердце мне тихонько постучала.
Ну подмигни мне, сказочное счастье!
Катись в любовь. Фортуны колесо!
Найдите мне девчонку в белом платье,
Но – я прошу вас – чтобы это был не сон!
Телевизор давно был выключен – Женя внимала красивым словам.
–Да, мне бы так научиться писать, – с легкой завистью сказала она.
– Научишься! – заверил ее Гек. – Ты уже отличные стихи пишешь. Дед! – неожиданно обернулся он к деду Федору – тот чуть не поперхнулся второй порцией своего любимого напитка. – Рассказал бы что‑нибудь, а?
Дед Федя только этого и ждал – после второго стакана он любил рассказывать.
– Ну, слухайте! – он затянулся «Пьером Карденом» – на меньшее после женитьбы на Эльзе‑миллионерше его теперь нельзя было уговорить – и начал: – Было енто аккурат в разгар лечебной сутолоки, кады одни кинулись вылечивать свои болячки наговорами, колдовством, зачарованной водой, гипнозом и прочей хреновиной, а другие, наоборот, к телевизорам – лечить свои енти самые болячки. И чего тольки люди не понаходили враз у себя – ума не приложишь. Кума, к примеру, моя, – усю жизню на хверме чувалы с комбикормом протаскала, чуть не по пять пудов кажный, а оказалось – с грыжей работала! Как она ей не мешала – до сих пор в толк не возьму! Дак мы с Василем, кумом моим, и порешили – ежели Чумаки там и Кашпировские могут лечить с телевизора, то неужли мы с им напрямую не избавим от хворобы с десяток наших станичан?! Как, зна‑ца, решили, так и сделали!
По‑первах, для ради рекламы, похмелили несколько наших мужиков бальзамом из красивой бутылки, которую у меня в чулане нашли – племяш прошлый год из городу привозил в ей какое‑то пойло – с ног сшибаеть, что трактор без прицепу! – ром называется. Бальзам утворили сами: на бутылку первака – две ложки горчицы, ложку молотого перцу и пакетик ванилину. А Василь для ентой же рекламы вылечил суседку – бабку Степаниду от проносу: набрал дубовой коры на пилораме, потолок, вскипятил и дал выпить – за два часа как рукой сняло.
Слухи по станице ползуть быстро – на другое утро у нашей калитки толпилось десяток мужиков с помятыми рожами и три молодицы. А у нас уже и табличка готова была – мы с Васькой весь вечер малевали: плата по таксе, а такса – бутылка. С самогоном, само собой. Мужики, рассудив, наверно, шо бутылкой любой дурак и сам подлечится, отвалили. Остался один – местный зубной техник, на которого, кстати, у Васьки зуб имелся – он ему коронки такие поставил, шо нижняя челюсть с верхней на полтора сантиметра не сходились. Пустили его первого. Лабораторию мы оборудовали в нашем зимнике – один хрен до осени пустует. Выгребли солому, повесили пару простыней, поставили старое кресло да протерли окно – чем не кабинет? Входит тот техник, жалуется: в голове, дескать, шумит по вечерам и круги цветные перед гляделками. Ну, по гипнозу Васька – ен здорово умел выклянчивать у невестки и тещи сто грамм на опохмелку. Встал он перед техником, руки вытянул – чуть не в морду ему тычет и давай того уговаривать –счас я, мол, до тридцати досчитаю – и ты заснешь, а проснесси – все будет о'кей. Ну и начал считать, а тот техник – бугай здоровый, чтоб его загипнотизировать – и двумя Кашпировскими не обойдесси. Гляжу – кум уже до двадцати пяти дошел, а тот боров и зенки прикрывать не желаить! Надо было спасать престиж хвирмы: достал я из пристройки деревянную киянку, подкрался ззаду и ахнул ту интелипупию по башке. Загипнотизировался, как миленький! Васька кричит на меня – шо ж ты, гад, пациентов гробишь! А я ему в ответ – пошли лучче к нему домой, глянем, можеть, где‑то шо‑то капает, а он человек нервный... Пошли, и вправду – краник газовый пропускает. Замазали быстренько мылом, закрутили и назад. Клиент очухаться уже успел: иде я, спрашивает, И что со мной? Ну, мы ево быстренько домой оттарабанили, пообещав – не будет больше шумов в голове.
Через два дня он нам литру чистейшего спирту приволок – все, говорит, прошло. Шо‑то помогло – то ли киянка, то ли мыло. Молодицы в тот день, услышав вопль техника, – кады я его киянкой благословил – посмывались было от греха, но на следующий день одна все ж насмелилась – пришла. Детей, грит, с мужем у ей нету уже шестой год; безвыходное, грит, положение. Ну, нам‑то с Васькой известно, шо таких положений не бывает – племяш у меня и на ентот год гостил – через неделю уезжать собирался... Короче, в следующем месяце молодичка проверилась в районе – мальчика определили. Приходили с мужем – благодарили. А у ей один вопрос: куды‑то ваш ассистент запропастился?
Дальше дело пошло как по маслу – валом народ повалил. Пришлось нам с кумом книжки разные на рынке прикупить: народную медицину, лечение травами, ну и всякие такие...
– А бросили почему это дело, дед? – на полном серьезе спросил Гек.
– Моя Фрося и Васькина Анюта прикрыли енту лавочку – такса‑то за визит у нас прежняя была – жидкая! Уже от алкоголизму нас лечить собрались. Ну, а какой же уважающий себя экстрасенс позволит, штобы лечили ево? Пришлось бросить.
Поговорили еще о том, о сем, и Женя вновь включила телевизор. А Гек пошел звонить Козырю к Змею – договориться о поездке на Северский Донец. Вернулся недоумевая.
– Не отвечает номер! Что ж они, еще до Николаевки не доехали? Не иначе – в дороге что‑то случилось!
Глава ХVIIIНочь из 1001...
Случилось, конечно... Санька и Федя, проезжая через центр города, не преминули прикупить в дорогу и напитков, и закуски. Много и притом самых дорогих. Запаслись ими на месяц вперед.
– Федюня! – Санька с ужасом глядел на багажник, заваленный свертками и бутылками. – Неужели мы с тобой когда‑то это сожрем и выпьем?
– Не тушуйся, братан! – хлопнул его по плечу Федя. – Было бы что... Гулять так гулять – когда мы еще такую деньгу зашибем?
Купили еще два двуспальных матраца с поролоновой начинкой, два пуховых стеганых одеяла и подушки – на новую мебель и поехали из города. А к вечеру на трассе, среди степи, что‑то скрежетнуло в заднем колесе, и Федя, резко надавив на тормоз, заматерился – как никогда в жизни.
– Ты чего? – Козырь вытаращился на Змея.
– Полуось правая, туды ее мать! На контргайке резьба ржавая была, все заменить собирался...
– Федя, ты что хочешь этим сказать? – переполошился Санька. – А... где запасная?
– В магазине запасная! – буркнул Змей, вытаскивая молоток из ящика с инструментами. – Или на станции техобслуживания. А до ближайшей, кстати, сколько?
– По атласу – двадцать четыре кэмэ! – откликнулся Козырь.
– И пешком, гадство, не дойдешь! – подосадовал Федя. – Ладно, попробуем зачеканить!
Попробовал. Проехали пару километров – снова скрежет.
– Все! – сказал Змей, съезжая с придорожной посадки. – Будем ночевать. Ночью нас никто не остановит. – Он поставил «рафик» на широкой полосе зеленой травы между обочиной трассы и деревьями, вынул из «бардачка» целлофановый пакет с деньгами, большой охотничий нож и направился в посадку.
– Эй, ты куда? – вопросил Козырь.
– Посса... дику погулять! – огрызнулся Федя. – А заодно и бабки закопаю – мало ли какая зараза ночью наскочит.
– Накаркай еще! – засмеялся Санька и добавил: – Копай, копай, да смотри, чтобы посадку не пришлось перекапывать утром ! Тоже мне – пират Кидд!
Зато ужин они устроили себе на славу: постелили новую клеенку, а на нее наставили выпивки и деликатесов. Аккумулятор на «рафике» тоже был новым, поэтому Змей рискнул подвесить на крайнюю ветку из посадки «переноску» – стало относительно светло и уютно.
– Эх, бабцов бы! – вздохнул Санька, разглядывая роскошный «стол».
– Приедем – будут у нас бабы, – пообещал ему Федя. – Нормальные бабы, не из вагонов – пойдем в театр и познакомимся. Сто лет в театре не был! – Козырь выцедил из одноразового стаканчика «Ереванский, пять звездочек» и мечтательно уставился в звездное небо. – С женой когда‑то ходили! Представляешь, Федь: бархатный занавес, ложи, партер...
Мечты его были прерваны самым прозаическим образом – у обочины напротив них тормознули две легковушки. Из них вылезли шестеро парней и не спеша, вразвалочку направились к «столу».
– Ну, вот, я же говорил – накаркаешь! – Козырь подтянул поближе охотничий нож.
– А мы проезжали мимо, глядим – огонек! – заговорил, подходя ближе, высокий широкоплечий с ярко