‑то тупое, резкое, оглушающее...
Пятый присутствующий, здоровый амбал – личный водитель, а заодно и телохранитель Гальчевского – вышел из‑за большого книжного шкафа, поигрывая тяжелой дубинкой, болтавшейся на ремне, прикрепленном к запястью.
– Молодец, Тоша! – Костя легонько похлопал в ладоши. – Ты его не сильно?
– Три‑пять минут отключки, смотря по организму! – Антон легко поднял тело Игоря, рывком содрал с него куртку и бросил пленника в кресло. Затем взял с каминной полки моток нейлоновой веревки, связал ему руки за спинкой кресла, а ноги – враскорячку к задним ножкам, несколькими витками примотал тело к спинке и отошел, любуясь своей работой.
– О'кей! – пробормотал удовлетворенно.
– Действительно, словно единый комплекс! – одобрил Агафонов и обернулся к Косте. – Ну что, я был не прав?
– Вы, Эдуард Михайлович, как всегда – на высоте, – угодливо заулыбался тот.
– Учись предугадывать действия противника хотя бы на ход вперед! – назидательно проговорил Агафонов. – Кстати, твой папочка в этом был не очень силен, хоть и дослужился до полковника КГБ.
– Поэтому и проиграл, – хихикнул Костя.
Игорь очнулся, мотнул головой, посмотрел на веревки и усмехнулся:
– Боитесь?
– Просто естественная реакция на ваше поведение, – объяснил Эдуард Михайлович. – Что же это вы так невежливо – не побеседовав, даже не попрощавшись – головой в окно?
– Естественная реакция на ваше обещание прихлопнуть меня, как муху, – передразнил его Игорь. – Что же мне – стоять и ждать, пока вы хлопушку найдете?
– Ну, а теперь поговорим?
– В связи с вынужденными обстоятельствами – отчего же...
– Тогда вот вам первый вопрос: где драгоценности?
– Э‑э‑э, нет, так не пойдет, – запротестовал Игорь. – Если я вам скажу, гае они, наша беседа закончится, так и не начавшись. Потому что вам дальше беседовать станет неинтересно.
– Резонно, – немного подумав, отозвался Агафонов. – Ну хорошо, начинайте вы!
– Послушайте, Эдуард Михайлович, – обратился Игорь к хозяину дачи, – мы с вами – два партнера, а находимся в неравных условиях: вы сидите, как барин – в кресле, я же болтаюсь на нем, как бесплатное приложение. Что это за разговор по душам – ни покурить тебе, ни по стопочке опрокинуть с такими приличными собеседниками, – ласково улыбнулся он Гальчевскому.
– Не отвязывайте его, господин Агафонов! – всполошился тот, поняв завуалированную просьбу Игоря. – Этот гад еще не такое может выкинуть! Мы уже десять лет с Вольваком за ним гоняемся...
– Ну, вы с Вольваком – это еще не вся Украина! – презрительно ухмыльнулся Агафонов. – Что уж говорить о России, – и обернулся к Игорю. – А где гарантии, что вы не удерете?
– Какие же вам еще нужны гарантии? – мотнул тот головой в сторону телохранителей: Коляй так и не выпускал из рук револьвера, а в руках Антона вместо дубинки появился автомат «Узи» – маленькая израильская штучка, стреляющая быстро и долго.
– Ну, у меня должны быть и свои, – скромно улыбнулся Агафонов. – Коляй, развяжи его и надень наручники!
Когда тот исполнил приказ, Агафонов налил в стопки коньяк и придвинул Игорю пачку «Кента».
– Это чтоб побыстрее начать и закончить беседу, а то вы тянете время, как институтка, которой хочется, и в то же время она боится потерять девственность.
– Хорошо, – Игорь выпил коньяк, – за что вы убили мать Олеси?
– Гм‑м, а вы не так просты... Что ж, поговорим действительно по душам, когда‑то еще мне представится такая возможность? А вам она уже не представится никогда! Да, я действительно избавился от этой наркоманки и шлюхи: вколол ей наркотик, накормил до отвала успокоительными таблетками... Я и женился на ней, чтобы трахать ее дочь Олесю, которая вытянула из меня все жилы, пока согласилась раздвинуть ноги. Ну, ничего, зато потом я отыгрался на ней, – мстительная улыбка заиграла на устах Агафонова.
– Ну, а Олеся чем вам помешала?
– Я не привык расставаться с тем, что принадлежит мне. Но мало того, что она сбежала, прихватив план расположения замаскированных сейфов и потайных ходов в моей даче. Олеся стала шантажировать меня, угрожая опубликовать в газетах то, что знает. А знала она многое. И что бы вы думали она требовала от меня? Чтобы я покинул Россию, исчез в неизвестном направлении! Я, который одним росчерком пера делал из здравого человека психа и загонял под землю целые семьи партработников с дырой в затылке у каждого! И я ее приговорил! А привели приговор в исполнение вот он, – указал Агафонов на Гальчевского, – и твой любимец Вольвак, причем чужими руками.
– Ну зачем вы, Эдуард Михайлович... – заерзал в кресле Костя.
– Не бойся, он никому ничего не расскажет! – небрежно махнул рукой Агафонов. – Кстати, тогда прозвучали два выстрела – второй предназначался вам, но то ли снайпер попался «гнилой», то ли...
– Я рванулся поддержать Олесю! – объяснил Игорь.
– А‑а‑а, понятно, времени на третий выстрел у него уже не было. Да, мы вас всерьез тогда еще не принимали – так, думали, коммерсантишко очередной. Под новой личиной вас знал только Савелюк...
– Который и покушался на меня в Венгрии. Вы что, не могли убить меня еще там?
– Мне нравилась игра в кошки‑мьппки, пока вы были за границей! – признался Эдуард Михайлович.
– Вернее, пока эта игра не коснулась вас и вашей любовницы Олеси! – уточнил Веснин.
– И пока мои омоновцы не нашли в балке под откосом возле Николаевки трупы двух своих товарищей. Вот тогда мы забеспокоились.
– Эдуард Михайлович, еще один вопрос – почему вы не дали мне раскрутить до конца дело о гибели вашего брата?
– А зачем? Я узнал, что его пытали, а уж кто пытал, я вычислил быстро.
– И поэтому доллары, загранпаспорт...
– Совершенно верно! Я покарал предателей – Саид‑Бека и Тихонова – вашими же руками. Ну что, вопросов больше нет?
– Да это так просто, легкая разминка была, вроде КВНовской. Главные вопросы впереди, уважаемый господин Агафонов. Ну, например, что представляет из себя ваша организация «Перекресток молний»?
– Это вам еще предстоит посмотреть, молодой человек.
– А саму идею ее создания, конечную цель вы можете объяснить?
– Пожалуйста! Начнем с общеизвестного лозунга, что Российское государство – самое гуманное в мире. И поэтому у нас почти не применяется смертная казнь. Но, помимо этого, любое государство сталкивается еще с одной проблемой – рождаемости неполноценных детей, иными словами – детей с недостатками в умственном и физическом развитии. В разных государствах эта проблема решается по‑разному: их возводят в ранг святых, или выбрасывают на прокорм крокодилам, или же делается безобидный на вид укол, после которого ребенок засыпает, чтобы уже никогда не проснуться. В этом случае преследуется двоякая выгода: во‑первых – у государства отпадает необходимость выделять огромнейшие средства для поддержки жизненного уровня этих уродов: строить для них дома‑лечебницы, кормить, поить, обувать, одевать, да еще приобретать игрушки, краски и прочую дребедень. А во‑вторых, родители плачут всего один раз – при погребении ребенка. Теперь же посмотрите, что творится у нас: по всей России настроены тысячи домов, словно в насмешку названных детскими домами‑интернатами. В то время как в иных семьях нормально развитые дети ходят на паперть, чтобы выпросить себе на пропитание, рацион этих домов не изменяем с давних пор: мясо, сливочное масло, печенье, конфеты, молоко – ежедневно. А отдачи от них обществу – ни‑ка‑кой! И скажите мне теперь, это гуманно: наблюдать ежемесячно, а то и еженедельно за родителями, приезжающими проведать своего сына‑паука или сросшихся головами близнецов, у которых головы больше туловища? Смотреть, как эти родители угасают от горя неделя за неделей, месяц за месяцем – всю жизнь, в то время как их дети‑уроды с веселым гугуканьем облизывают их? Таких детских домов только по Краснодарскому краю – тридцать пять. А сколько по всей России, Украине?
Вот мы и организовали центр нетрадиционной медицины, так сказать, в котором наши высокооплачиваемые медики в конце концов создали из концентрата нарковытяжки некую сыворотку, при введении которой в организм потенция человеческих возможностей увеличивается во много раз. Все – реакция, сила и чувства человека. Даже полные идиота развиваются умственно где‑то до уровня начальных классов.
– А что потом? Не верю я, что все это вы мне рассказываете, пропагандируя человеколюбие, – признался Агафонову Игорь.
– И правильно делаете, что не верите – каждый вклад должен приносить отдачу! – провозгласил со страстью Эдуард Михайлович, затем продолжил: – Мы отбираем из этих домов, психбольниц, санаториев для умалишенных восемнадцати‑, девятнадцатилетних особей, привозим их в свой центр и ставим опыты.
– А как же их родители, родственники?
– Для них эти люди, или полулюди – как хотите, просто умирают. Ведь они и до смерти как бы не существуют в государстве – их стараются не замечать, как, например, спидоносцев, гомосеков или прокаженных. Умер – ну что ж, государству будет легче – на одного меньше кормить, а родственникам – на полстолетия меньше слез лить при виде их уродства! Главное – есть справка о смерти и безымянная могилка на местном кладбище, где‑нибудь в уголке под кустом сирени.
А у нас они проходят предварительное лечение сывороткой, а затем – начальную подготовку. Кроме того, в процессе опытов выявились поразительные обстоятельства: у мужчин, обработанных сывороткой, процесс эякуляции воспроизводится в четыре раза быстрее, а у женщин, «обработанных» этими мужчинами, процесс развития ребенка в утробе матери – в три раза!
– То есть вы хотите сказать...
– Да‑да, период беременности этих женщин от зачатия до рождения ребенка – три месяца!
– И они рождаются...
– Пока еще недоразвитые дети, умственно отсталые, – признался Агафонов. – Но это, я надеюсь, временный процесс. Наши медики сейчас работают над этим и уже добились неплохих сдвигов в лучшую сторону.