Там уже возилась Вика. Как только дверь распахнулась, я выпорхнул на свежий воздух, чмокнул Вику в щечку, потрепал по загривку приехавшего с нею Бинго и закрыл «Цербер». Поверх замка я прилепил написанную еще в кабинете записку.
— А это что? — спросила Вика.
Я осветил фонариком надпись.
— «Верните калькуляторы, козлы!» — прочитала она вслух. — Это ты кому?
— Сейчас узнаешь, тише только. — Я приложил палец к губам. Вдали послышался вой сирены. — Все, отходим.
Мы втроем вышли на проспект и не спеша, как бы прогуливаясь, пошли на остановку. Мимо промчалась машина охраны.
— Ты сейчас куда? — спросила Вика.
— На работу, — автоматически ответил я.
— А возьми меня с собой! Я ведь у тебя так ни разу и не была. Мне все равно делать нечего. Хоть полюбуюсь на твой кабинет.
«Только этого не хватало, — подумал я. — Если Вика на моей раскладушке увидит Ларису Андреевну, нашей любви-дружбе тут же наступит конец».
— Давай ты лучше поедешь домой, чего-нибудь сварганишь вкусненького, а я только сдам пистолет и вернусь.
— Поехали вместе. Мне скучно.
Я обнял Вику и погладил ее по голове.
— Ну пожалуйста, ничего хорошего в моем кабинете нет. Стол, стул, сейф и раскладушка («А на раскладушке еще кое-что, вернее, кое-кто»). Езжай домой, я мигом — туда и обратно.
Вика оттолкнула меня.
— Вот все время так. Эгоист. Я к нему сломя голову лечу, а он лишнюю минуту со мной побыть не хочет. Ну и проваливай на свою работу. Пошли, Бинго.
Вика развернулась и, подняв воротник своего плаща, зашагала по проспекту прочь. Бинго, виляя хвостом, побежал следом. Я вздохнул и побрел на остановку. Ну вот. Можно было, конечно, попытаться все объяснить, Вика — девушка не ревнивая, но ситуация выглядела весьма нелепо, и вряд ли она бы поверила.
Троллейбус распахнул передо мной свои двери, Я плюхнулся на сидение, проехал три остановки и вскоре уже заходил в отделение. Открыв двери своего кабинета, я первым делом убедился, что спящая красавица еще не проснулась, убрал все со стола и подошел к раскладушке. Похоже, что мадам действительно не имеет никакого отношения к этой истории.
Я нагнулся и легонько потряс Ларису за плечо. Она приоткрыла глаза.
— Господи! Я лежу? Что со мной? Где я?
— Вы меня уже второй раз за Господа принимаете, это лестно. Но не волнуйтесь, всё в порядке, просто у вас был небольшой обморок. Поменьше работайте с компьютером, от него излучение сильное.
Лариса села на раскладушке, поправила прическу.
— Который сейчас час?
— Девять. Можете идти домой, вернее, ехать.
— А почему я на раскладушке?
— На полу сквозняк, да и грязно как-то.
Лариса опять упала на раскладушку и закрыла глаза.
— Эй-эй, — улыбнулся я. — Пора домой. Ножками, ножками. На улице гололед, осторожней, башку себе не сверните.
Я снова разбудил бухгалтера, проводил ее до дверей отделения и вернулся к себе. Спрятав пистолет в сейф, я запер дверь и поехал просить прощения у Вики. Надо бы не забыть цветы купить по пути.
ГЛАВА 6
На работу я опоздал. Так получилось, я не хотел. У меня, как бы это получше выразиться, — смещенный жизненный ритм. Поздно встаю. Но если спать чертовски хочется? Все время приходится насиловать организм. Одним словом, влетело мне крупно — я даже сплясал на ковре у Мухомора танец верблюжонка Кельвина. Есть такой рекламный персонаж, танцует здорово.
Укрывшись наконец в своем кабинете, я начал раскачиваться на стуле. Все-таки интересно, какая зараза приклеила Ларисе Андреевне под стол микрофон? Ведь они с Ирочкой об интимных вещах болтать могут, а эти подробности их личной жизни чужим ушам слышать вовсе не обязательно. Но раз есть микрофон, должен быть и приемник с «Европой-плюс» и, причем, где-то неподалеку. В самом здании находилась парикмахерская и три этажа жилых квартир над нею.
Кстати, кто-нибудь может засечь «шпиона» за подслушиванием, а это вовсе не желательно. Значит все должно быть как можно тише: микрофон — послабее, а магнитофон должен находиться совсем рядом, чтобы посторонние вдруг не услышали. Придется еще раз сгонять в «Эспаньолу» и осмотреть кабинеты директора и менеджера. А впрочем, зачем гоняться туда-сюда? Я снял трубку телефона и набрал номер.
— Лариса Андреевна, как самочувствие, как добрались? Я рад. Можно задать вам один глупый вопрос: у вас со стола ничего не пропало? Ничего? Отлично. Почему спрашиваю? Да, ворья что-то в последнее время развелось… И еще один вопросик. У вас в офисе кто-нибудь «Европу-плюс» слушает? Саша? Это, если не ошибаюсь, менеджер который? Он ее постоянно слушает? Что, меломан? Надо же, ну прям как я. Ладно, тогда привет ему передавайте от меня.
Я повесил трубку. Нет, Саша — пташка непростая. Да и вообще, у меня начинает складываться впечатление, что это преступление совершил чертовски умный человек (вроде меня). Одновременно мне не давала покоя мысль, что я не замечаю какой-то очень очевидной вещи. Какая-то нелогичность имела место во всей этой истории, нелогичность, незаметная вследствие своей очевидности. И это не простая игра слов.
Я достал свой блокнотик и еще раз проглядел записи. Да, любопытно. Надо будет обмозговать все это на досуге. Правда, досуга в последнее время что-то маловато стало. Так, а как, интересно, дела у моих ведущих официальное расследование коллег? Может, там уже все известно?
Я заглянул к Филлипову. Тот, листая материал, смолил свой извечный «Беломор».
Музыкальный фон ему создавал перемотанный изолентой древний кассетник, напичканный отвертками, спичками, как больной — пилюлями и иголками. Ленту этот аппарат тянул просто по-страшному. Голос исполнителя чувственно бормотал: «Сегодня Нинка соглаша-у-ется, сегодня жизнь моя реша-у-ется». Ничего, зато хоть не в тишине.
У Женьки, в отличие от большинства людей, имелся чисто физиологический недостаток, которым он ужасно тяготился. Если Евгений заряжал с вечера бутылочку-другую горькой, то на следующий день последствия сего «заряда» слишком уж откровенно проступали на его физиономии. Бедняга изворачивался как мог, но Мухомор и я безошибочно определяли, что накануне имел место быть банкет с выходом.
Вероятно, вчера степень Женькиного опьянения достигла того уровня, при котором в метро уже не пускают, даже при наличии милицейского удостоверения.
Расспрашивать коллегу, с кем он трескал, я не стал — подобных вопросов он не любит. Если захочет — сам расскажет.
Я упал на его самодельный диванчик и спросил:
— Маэстро, а что у нас там со стрельбой? Что-нибудь выудили?
— Наметки есть. Похоже, разборки с мафиозниками. Но конкретного ничего нет. Работать надо.
— Точно, на мафию это похоже.
Филиппов загасил окурок и бросил ручку.
— Времени не хватает. В следующем месяце проверка из Московской прокуратуры приезжает, по нераскрытым убийствам, надо все дела в порядок привести. Меня уже в городскую прокуратуру на ковер дергали. Стоял, ручками разводил, как двоечник у доски. Сношали за то, что допустил рост убийств на своей территории. Как будто это от меня зависит.
— Да ладно, кончай ныть. Правильно тебя сношали, расслабляться не надо.
— Не, я теперь лучше справки попишу. Раскроем, не раскроем — это неизвестно, а дело должно быть нормальным. А вот интересно, бандиты какие-нибудь дела заводят? Представляешь, вызывает ихний лидер к себе какого-нибудь бригадира и спрашивает: «А завел ли ты, падла, контрольно-наблюдательное дело на такое-то отделение милиции? Что, не завел? Так, тогда молись и вставай к стенке, сейчас будем разборки устраивать! Пиф-паф и всё в ажуре. Ха-ха. Ничего у нас шуточки стали. Весело живем. Только и остается, что смеяться. Да справочки писать о кровопролитной работе.
Женькины загулы отражались не только у него на лице, но еще и на языке. Он начинал искать правду, смысл жизни, ну, и, естественно, бичевать наши пороки.
— Вчера вмазали немного, — прокашлявшись, скромно признался Евгений.
— Да ну?! С кем?
— С «руоповцем» знакомым. Хорошо посидели.
— Я заметил.
— Да не, я не о том. Так, за жизнь потрепались. Вот, ведь, бляха-муха, что сделали. Поделили нас. Они сам по себе, и мы сами по себе. На фига? Раньше вместе пахали все, нормально было. А теперь поделили. Теперь только и делаем, что грыземся да палки в колеса друг другу вставляем. Они на нас косятся, мы — на них. Вроде одно дело делаем, в одной системе работаем, ан нет. У них свой огород, у нас — свой, и будьте любезны, нас друг к другу не суйте. Вон, мы с Серегой старые корешки, можем стаканчик пропустить иногда, да и с ним уже не так как раньше, осторожненько друг на друга смотреть стали. Кому это надо? Черт его знает. Только войны между нам не хватало. Для полного полового удовлетворения.
— Говорят, РУОП выйдет скоро из милиции, по типу ФБР станет.
— Во, чтобы совсем нас стравить. Не, ты глянь, бандиты, головорезы эти, моментально к новым условиям приспосабливаются, препятствия стороной обходят, а мы либо новые создаем, либо по старинке — напролом. Мы с Серегой вчера на эту тему долго размышляли.
— Да, я догадываюсь, что дома ты не ночевал.
— Кончай прикалывать. Ведь у гангстеров наших доморощенных, знаешь, на каком уровне все поставлено? Впечатляет. Не, я, конечно, их не расхваливаю и их способности не преувеличиваю, ты правильно меня пойми. Но размах! Разведка, контрразведка, и на такой высоте, что нам и не разглядеть. Без всяких дел и бумаг. А мы все по старинке: «Источник в условленном месте, исключающем возможность записи, сообщил…» Тьфу! Маразм бумажный!
— Ну, ты запишись к министру на прием, расскажи ему все, поплачься в жилетку, может, он тебя от этих бумажек и освободит. Тебя одного.
— Все остришь? Ничего, скоро на шкуре своей поймем, чем занимаемся.
Женька закурил, убавил децибел в бесконечной песне про Нинку и начал снова:
— Вот ты думаешь, они вымогаловом занимаются? Нахрапом? Черта с два! Ты сам попробуй фирму обложить, у которой и охрана, и покровительство чуть ли не в министерстве внутренних дел. Это только дур