Иногда, правда, встречаются спокойные ребята. Компанейские такие. «Да ладно, командир, сами найдем. А ты найдешь — себе оставь, нам не жалко. Мы завтра себе еще две купим, чего из-за железа переживать?» Конечно, чего вам переживать, вы как елки новогодние — все в золоте. Цепочки, колечки, зубки. Все тип-топ.
Но мой сегодняшний гость — не елка и действительно взволнован. Я б сказал, дипломатично взволнован. На стенки не прыгает. Только глазки и пальчики.
— Обидно. Каждый день сигнализацию включаю. Да и домой-то случайно заехал — бумаги по работе забрать. У вас не было такого, все как специально? Нет, я ничего не имею в виду. Сам виноват. Ведь с вечера еще приготовил, на трюмо положил, чтоб не забыть. И забыл. В пять часов спохватился. Пришлось машину гнать. Я и сигнализацию-то чего не включил — думал, туда-обратно… И приятель позвонил некстати — как знал, что домой зайду. С ним минут десять. Вот и хватило. Черт, и не темно еще, и людей на улице много. И никто ничего…
— Так, может, вы и закрыть забыли? И ключик в замочке оставили?
— Нет, ключ вот, а двери… Честно скажу — не помню. Возможно, действительно не запер в спешке. Ну кто ж думал? По дворам побежал, поспрашивал. Все без толку.
— Тачка застрахована?
— Нет, не успел.
— Давайте техпаспорт.
Да, не повезло дяденьке. Девяносто третьего года выпуска. Почти нулевая. «Девяточка», цвет — «мокрый асфальт». Очень популярный цвет. Владелец — Куракин Виктор Михайлович, адрес, гос. номер. Все понятно. Очередная птичка летит — «глухарек» с пушистым хвостиком. «Кар-кар, здрасьте, товарищи, не ждали?»
Я вытащил бланк заявления, заполнил титульную строку и протянул потерпевшему.
— Вот здесь, пожалуйста: «Прошу принять меры к розыску автомашины ВАЗ-2109, номер такой-то, угнанной от моего дома тогда-то, тогда-то». Потом число и подпись.
Пока Виктор Михайлович воспроизводил текст на бумаге, я достал чистый лист, чтобы записать приметы машины.
Выведя подпись и дату, он протянул мне заявление:
— Скажите, найти реально?
— А сами вы как считаете?
— Не знаю. У соседа угнали «копейку» — через два часа нашли.
— Все от цели зависит. Взяли покататься и бросить — одно, а на продажу или разборку — другое. Ну, плюс еще везение. А каких-то специальных методов — сами понимаете…
Товарищ печально вздохнул. Он, конечно, понимал. Город — не деревня. Особенно такой, как Питер. Едет сейчас кто-нибудь на его «девяточке» и «Пионер» слушает. А может, уже и не слушает, а колеса отворачивает.
— Вы понимаете, не столько из-за машины обидно. Там дипломат остался. Вот что главное.
— С деньгами?
— Нет, нет. Хуже. Если б деньги… Там контракты. Вернее, один контракт в двух экземплярах.
— Что за контракт?
Товарищ еще раз тяжело вздохнул.
— Югославская ветчина. Знаете, в пятикилограммовых упаковках. Два контейнера. Через неделю машина приходит, понимаете?
— Не очень.
— Я коммерческий директор фирмы «Аркада». Вы могли видеть нашу рекламу в некоторых газетах.
— Не видел, но догадываюсь. Перепродажа?
— В общем-то, да. Поставка продуктов. В частности, и югославской ветчины. Это не первая наша сделка с ними. Мы на рынке около двух лет.
— Интересно, какая в Югославии сейчас может быть ветчина? Там же пальба.
— Война войной, но жить-то надо. И они не только живут, но и, как видите, других кормят. Это у нас, если заваруха, все — бросай работу, благо повод хороший. Представительства югославской фирмы в Питере нет, я езжу туда сам. Контакт с поставщиками хороший, они отправляют товар после тридцатипроцентной оплаты.
— Вы уже внесли эти тридцать процентов?
— Все сто. Хорошо, если они не отправили машины. А если уже… представляете, какие убытки?
— Не очень. Перезаключите быстренько.
— Шутите? Если машины в пути, через неделю они остановятся на таможне в Питере. И если контракт не найдется, товар не будет растаможен и поступит на склад. Таможенный склад. А не будет востребован — поступит в доход государства.
— Слетайте в Югославию, заключите дубль-контракт.
— Это не так просто. Несмотря на мои хорошие отношения с партнером, югославы вряд ли согласятся. Такие казусы, как сегодняшний, у них не предусмотрены. Там все напуганы русской мафией. Никто не рискнет по новой что-то подписывать. Решат, что русские замышляют аферу, деньги-то уже переведены. Они товар отправили, а получить его и растаможить — это не их проблемы.
— Да, неприятная история. Стухнет ваша ветчина на отечественной таможне.
— Стухнуть не стухнет, но, если в течение недели контракт не найдется, мы понесем невосполнимые убытки. Я опасаюсь, что мы прекратим деятельность.
— Почему?
— Потому что деньги на закупку ветчины мы брали в долг. Вернее, я брал. Чтобы вернуть сумму, мы будем вынуждены продать все, вплоть до офисного оборудования. Вот и все, в общем…
Куракин замолчал и безразлично уставился в стену моего кабинета.
— Неужели все так действительно безрадостно? Какова сумма долга?
Виктор Михайлович вздрогнул:
— Что? Ах, сумма? Около ста тысяч долларов.
Я присвистнул. Дорогой чемоданчик. Я б его такой цепью к запястью приковал!
— Теперь вы понимаете, что сегодня произошло?
Пальчики начали на ниточки распускать бедный шарф.
— Сделайте что-нибудь.
— Позвоните в Югославию, может, машины еще не отправились.
— Позвоню, но надежды мало. Девяносто процентов, что они уже в пути. Помогите мне, помогите…
— Я не хочу вас расстраивать, но единственное, что я могу сейчас сделать, — это дать информацию по городу. А дальше расчет только на удачу.
— Если вы найдете дипломат, машину можете оставить себе.
Я присвистнул во второй раз. Как заманчиво. «Мокрый асфальт». Мечта детства. Будем кататься с Викой и Бинго по выходным. Здорово. Захотим, поедем сюда, захотим — туда. Кр-р-расота! Однако секундочку… Быстренько вернемся с небес на землю. Во-первых, подобных обещаний я наслушался ого-го — уши болят, а во-вторых, машину я пока не нашел. И где ее искать, понятия не имею. Хорошо, если ГАИ тормознет на шару. Что весьма сомнительно.
— Я все понял. Вот вам мой телефон. Если у вас появятся новости, сразу звоните.
Куракин взял мою бумажку и спрятал в шикарном портмоне.
Я быстро записал его объяснения, пообещал, само собой, разбиться в лепешку для общего блага и распрощался с беднягой. Сидеть, успокаивать его у меня времени не было, в коридоре ждал следующий потерпевший с очередной «птичкой» под мышкой.
Бросив в ящик свежеродившийся на свет материал, который через некоторое время превратится в уголовное дело, я вышел из-за стола и пригласил нового заявителя.
Глава 2
Последующий день кардинальных изменений в мою судьбу не внес. Я не проснулся знаменитым, я не нашел клада, у меня не объявились богатые родственники в Америке. Правда, в меня и не стреляли коварные враги, меня не сбил пьяный водитель и не покусала бешеная собака. Обычный день. Как, впрочем, и все остальные. Ночь, утро, завтрак, транспорт, кабинет, потерпевшие, подозреваемые, свидетели, бумаги, «глухари», опять транспорт, телевизор, ужин, ночь, утро. Замкнутый цикл. Но меня по большому счету он устраивает. Потому как полгода я жил вне этого цикла. Повертелся, покрутился и вернулся. К сожалению, не в свое отделение, которое семь лет назад меня приняло, взлелеяло, взрастило, а потом само же и выкинуло. Возможно, как отработанный продукт.
Постояв четыре месяца охранником в банке, еще два месяца послонявшись в безделье и праздности, я причалил к родным берегам. Родным, но не своим. Единственная родственная душа Евгений перешел в убойный отдел Главка, а идти в подчинение к Шурику Антипову, восседающему сейчас в кресле отделенческого зама, мне совсем не хотелось. Пускай руководит кем-нибудь другим. В РУВД, слава Богу, еще четыре отдела. И везде кадровый вопрос. Милости просим, только голосок подайте. Ларин? Привет, старина. На работу? Без вопросов. Ты ж у нас не за дискриминацию, ты ж у нас по собственному. Молодец. Заполняй анкету, проходи медкомиссию, получай «ксиву» и в бой. Понимаем, понимаем, что не сам увольнялся. А потому впредь наука — не лезь на рожон. Трудись потихоньку, без нервных срывов. Это никому не нужно. Будет тошно — пойди на курсы аутотренинга, внушай себе: «Я тащусь, я тащусь… Нет ничего прекрасней и совершенней на свете, чем наша правоохранительная система. Мне все в ней нравится, меня все устраивает. Мне хорошо, хорошо, хорошо…»
Ну да, примерно так. Хватит искать так называемую правду. Ваша задача — повышать раскрываемость. Улучшать процент. В строго определенных рамках.
Новое отделение приняло меня по-приятельски. Я получил отдельный кабинет со встроенным шкафом, старое кресло без ручек, дореволюционный насыпной сейф, который, правда, открывался тем же ключом, что и шкаф, пару стульев и стол на трех ножках. Вместо четвертой я подложил кирпич. В довесок к кабинету мне отдали территорию с населением в пятьдесят тысяч человек, площадью в три квартала и криминогенной обстановкой уровня черных гетто Чикаго. И со всеми безобразиями на этой самой территории я, не щадя сил и здоровья, должен разбираться. Что уже третий месяц и делаю. В замкнутом цикле.
Но что там у нас с «девяточкой»? Не нашлась. И Виктор Михайлович не звонит. Надо самому брякнуть. Бывали, кстати, вариации — найдет заявитель машину и на радостях забудет в милицию сообщить. А машина в розыске. Едет потом, едет, негодник, а гаишник его — цап-царап и мордой о капот. Не сразу, конечно, а когда машину проверит. И потом начинается…
Ладно, товарищ Ларин, хватит народ пугать, это уже другая опера.
Вот, собственно, с такой навязчивой идеей, то есть позвонить и узнать насчет своей будущей машины, утром декабрьского дня я подходил к отделу, заботливо принявшему меня в милицейское лоно. Он был не типовым двухэтажным, как мой прежний, а располагался в здании бывшего детсада, которое до этого, должно быть, принадлежало богатому купцу или дворянину. Мой сейф с монограммой-гербом на дверце лет сто назад стоял в рабочем кабинете купца. Купец хранил в нем фамильные драгоценности, векселя, банкноты, любовную переписку и именное оружие. Потом в сейфе лежали ведомости на зарплату воспитателей, «черная касса», деньги на новогоднюю елку, также любовная переписка.