А вот и сквер имени известного писателя… Я притормозил у поребрика.
Пустовато как-то. Травка по весеннему времени зелёная, но кусты всё ещё стоят голышом, а больше ничего и нет. Простреливается, как бездарно выбранная позиция.
В центре — детская площадка. Горка, качели, лавочки для мамаш… Что характерно: время самое послеобеденное — гуляй, не хочу. Солнышко светит, ветерок такой ласковый. А здесь — ни души.
Поставив ногу на ступеньку, я высунулся из Хама и принюхался.
Сразу захотелось прочистить нос и промыть холодной водой, желательно — с солью.
— И кто тут у нас сдох? — Семёныч уже стоял на травке, победительно оглядывая пустой сквер.
— Если б сдох — это ещё полбеды.
Я посмотрел в сторону домов. Один стоял с краю, и выделялся тем, что имел пятнадцать, а не девять этажей. Вот он-то мне и не нравился. Не так что-то было с этим домом, клык даю.
Открыв багажник, я заглянул в тёмное, уставленное баулами, кофрами и сумками нутро.
Сумки нам делали на заказ: чтобы обыватели ни за что не догадались, что в них — оружие. Весёленькая расцветка, яркие наклейки, даже сама их форма ничем не напоминала оружейные чехлы.
Диспетчер сказал: бери всё, что есть.
Ассегай за спину, рукояткой вверх. Ещё Ремингтон, крупный калибр всегда в теме. Мешочки с солью, гранаты с нитратом серебра, набор колов в перевязи…
Всё, я готов.
Семёныч смотрел на мои сборы скептически. А потом спросил:
— Ты в таком виде хочешь людям на глаза показаться?
Бросив взгляд на своё отражение в боку Хама, я усмехнулся. Коммандос из дешевого боевика, Шварц отдыхает.
А потом сложил мудру.
— Так пойдёт?
Отражение преобразилось в обыкновенного парня, в худи с капюшоном, узких джинсах и кроссовках.
— Силён, брат.
Семёныч уважительно присвистнул.
— Ладно, я быстро, — я попытался захлопнуть багажник.
— Погодь, — шкипер перехватил мою руку, я вновь ощутил, какая жесткая у него ладонь. — А как же я?.. В смысле, мне-то что с собой брать?
Я моргнул. Но до банальных уговоров опускаться не стал. Хочет — пусть идёт, его решение.
Я вспомнил, как ловко шкипер заряжал РПГ…
— А что ты предпочитаешь?
— Да пофиг, — Семёныч пожал плечами. — Я из всего умею.
Я дал ему АК, подсумок с рожками, подумал, и вручил огнемёт — однозарядный, с термобарической гранатой. Граната в нём небольшая, сильных разрушений не причинит. Но иногда бывает так, что огонь — наш единственный союзник.
— О, Шайтан-труба! — Семёныч навьючил на себя снаряжение, по собственному почину прихватил пару мешков с солью и сунул в просторные карманы бушлата. — Припасов много не бывает, верно я говорю?.. — подмигнул он.
Я критически оглядел его на предмет маскировки.
С клетчатой «под китай» сумкой через плечо, и с другой такой же в руке, с чёрной щетиной и падающей на лоб тёмной чёлкой, он был похож на бродягу. Не на бомжа — а именно на человека, вернувшегося из долгого изнурительного путешествия.
— Сойдёт, — вынес я вердикт. — В Питере такой лук уважают.
И мы пошли к пятнадцатиэтажке.
Я опять пожалел, что с нами нет Маши: она бы уже знала, где притаилась Тварь. Вплоть до метра.
Первый подъезд миновали безболезненно. Дверь была открыта и подпёрта кирпичом, рядом стоял грузовой Мерседес, сновали туда-сюда грузчики…
Внезапно раздался гулкий душераздирающий грохот, послышалась площадная брань.
Уронили пианино…
Бедняги тоже чувствуют плохую ауру, новоявленную геопатогенную зону. Чувствуют, но понять, почему хреново — не могут.
Да, не вовремя кто-то затеял переезд.
Второе парадное, третье…
— Скорее всего, это там, — Семёныч указал подбородком на предпоследнюю дверь.
Дверь выглядела так, словно её вымазали дёгтем. Жирные потёки растекались по полу, кромка их уже присохла, образовав коричневатую корочку.
— Ёрш твою…
Это был не дёготь.
Дверь парадного, сверху до низу, была залита кровью. Сверху было наброшено простенькое заклинание невидимости — нормальный человек спокойно взялся бы за ручку, открыл её и вошел в подъезд. Максимум, что он испытает — непреодолимое желание вымыть руки. С мылом и щеткой.
Я скосил глаза на Семёныча: желваки ходили под скулами, подбородок отвердел, глаза сделались плоскими и словно покрылись ледяной коркой.
— Это мы удачно зашли, — пробормотал он и протянул руку к двери.
— Стой, — я вышел вперёд. — Не надо её трогать. Мало ли.
Заклятье было рассчитано на рядовых обывателей.
Сложив ещё одну мудру, я послал её в дверь. Створка негромко скрипнула и отошла от косяка.
Ничего такого. Я просто отключил магнитный замок и ослабил пружину.
Вся лестница тоже была залита кровью. Кровь стекала рекой, как ступенчатая Ниагара, и теперь уже подсыхала.
Осторожно ступая, Семёныч встал над лестницей, и задрав голову, посмотрел вверх, на многослойную спираль перил.
— Это ж сколько надо жертв принести, чтобы все пятнадцать этажей залить? — голос его был тих, он звучал, как эпитафия по погибшим.
— Думаешь, это жертвоприношение? — также тихо спросил я.
В парадном было душно. Казалось, молекулы воздуха ПРОПИТАЛИСЬ кровью, её запах бил по лёгким, подобно железному молоту.
Я поморщился.
А вот Семёныч, казалось, подобных мук не испытывает — дыхание его оставалось ровным, даже ноздри не вздрагивали.
Не думая, я отключил лёгкие. Мои инстинкты больше приспособлены к восприятию таких запахов. Надо купировать их в зародыше, так будет проще.
— К бабке не ходи, — ответил Семёныч и поставил ногу на первую ступеньку.
Поставил осторожно, всей ступнёй — так делают солдаты на незнакомой территории…
На всякий случай я бросил взгляд на лифт. Тот не работал — кнопка вызова выгорела, да и вообще короб лифта производил впечатление мёртвой пустой трубы.
А что с жильцами?..
Ставя ноги также, как это делал Семёныч, я подошел к двери нижней квартиры. Внутри — два… Нет, три сердца. Одно маленькое, младенческое.
Все три бьются медленно, словно преодолевая сопротивление. А вверх, сквозь бетонные перекрытия, уходит золотой поток…
— Оно точно на крыше, — сказал я. — Устроилось там и цедит энергию из жильцов. Цедит потихоньку, но всё равно надолго их не хватит. Особенно, стариков с детьми.
Я вспомнил, как перекачивал энергию Лавей — набив полный клуб богемы, спровоцировал оргию и питался себе эмоциями.
Здесь никакой оргии не было. Тварь довольствовалась тем, что давали — как пылесос, который засасывает весь мусор, без разбору.
На секунду, всего на миг, у меня возникла мысль позвонить Котову и затребовать подкрепление.
Но бросив короткий взгляд на Семёныча, я эту мысль отринул.
Хотелось справиться своими силами. Показать, на что я способен.
Тщеславие? Да.
А кто сейчас не без греха?..
— Как ты узнал про это место? — спросил он, преодолевая ступень за ступенью, методично переставляя ноги и не обращая внимания на вес АК, десяти рожков и всего остального. РПО, хотя и малый, но восемь кило есть.
— Мне позвонил Диспетчер, — я подумал, что он не знает, кто такой Диспетчер. — Это…
— Я понял. А он откуда узнал? Я что хочу знать: как у вас налажена система оповещения?
— Диспетчер отслеживает все звонки в скорые, в морги, в полицию, ЧС-никам — всё в таком духе. У него на компе стоит программа: бот отсеивает бытовуху: типа, сердце прихватило или дверь заклинило; необычные подвергаются анализу нейросеткой, результат подаётся Диспетчеру, а уж тот определяет, что достойно внимания охотников.
— И что, никогда не ошибается?
— Девяносто девять из ста.
— Круто. И где берут такого диспетчера?
— Хрен знает. Нашего отец Прохор привёл. Может, он вообще один такой.
Даже я устал.
Глянул на номер этажа — десятый. Значит, нам ещё пять.
— Прохор — это тот малохольный чепушила?
— Сам ты…
— Да шучу я. Расслабься.
— Да я и не напрягался.
— Напрягаешься. Я же чувствую.
Сам он даже не запыхался: пёр и пёр себе, как вездеход по болоту.
— Ну всё, — преодолев последние пять этажей, мы встали перед настежь распахнутой дверью.
Через порог переваливались комки чёрной заветрившейся крови, здесь её было больше всего.
Весь проём двери тоже был измазан кровью. Её словно наносили специально, широкой малярной кистью.
Семёныч протянул руку, словно хотел потрогать пропитанное кровью дерево, но в паре сантиметров замер, пошевелил пальцами — так делал Алекс, когда хотел почувствовать ауру — и отдёрнул.
— Плохо дело, — сказал я.
Здесь квартир не было. Низкое чердачное пространство, — во весь рост не встанешь — и сплошь перечёркнутое балками.
Но окна всё-таки были: длинные и узкие, под самой крышей.
— Ну что, пошли, что ли? — Семёныч первым шагнул к проёму.
Я помедлил: очень не хотелось проходить сквозь этот своеобразный «портал». Казалось, ведёт он не на крышу, а в другое измерение, куда более неприятное, чем наш город.
Семёныч это тоже почувствовал: остановился, не сделав последний шаг, и поёжился.
— Стрёмно как-то, — пробормотал он себе под нос.
— Тебе необязательно мне помогать, — сказал я. — Оставь огнемёт и спускайся. Подождёшь у Хама.
Тот лишь презрительно фыркнул и сделал последний шаг. Чтобы не отстать, я тоже сделал шаг, и так получилось, что в «портал» мы вошли вместе.
А в следующий момент на нас прыгнула Тварь.
Глава 11
Посмотрев на Мириам, я усмехнулась.
— Харэ прикидываться. Уж меня-то за дурочку не держи.
— Что ты себе позволяешь, мерзавка!
— Во-во. Сама прокололась. Тётушка Мириам НИ С КЕМ не разговаривает в таком тоне. Никогда.
Мириам закатила глаза, фыркнула и сняла заклятье маскировки. Передо мной стояла Аннушка, во всём своём гламурном великолепии.