— Хомункулюс, с латыни — «человечек», — Пояснил свою мысль Гоплит. — Преформисты и алхимики прошлых лет вовсю промышляли созданием слуг и помощников, бесконечно преданных только им. Как это там… — подняв глаза к потолку, он прикусил губу. — «Возьми: семя человека, помести в золотой сосуд и держи на солнце семь дней. Получившуюся субстанцию перелей в стеклянный сосуд и помести в атанор, на малый огонь. И оставь на сорок дней. Когда увидишь, что содержимое сосуда начало двигаться, но остаётся прозрачным, начинай питать его своей кровью, но делай это с оглядкой и благоразумием, чтобы не привить гомункулу тяги к убийству. По истечении сорока седмиц ты увидишь настоящего живого ребёнка, имеющего все члены, как если бы его родила женщина. Он будет служить тебе, потому ты — его родитель, и слушаться тебя во всём… — Гоплит открыл глаза и оглядел честное собрание. — Сефер-Ха-Бахир, том четвёртый, рецепты "Великого делания».
— А если взять семя не ребёнка, а например… вервольфа, — негромко сказал Алекс. — И питать его не с «оглядкой и благоразумием», а так, чтобы он захлебнулся…
— Современные автоклавы способны вместить очень много «сосудов», — кивнул Гоплит. — Я об этом догадывался, — добавил старый ящер. — Поэтому и назвал Первородным Злом. Ибо создание живого существа не Божьим промыслом, а мыслью человеческой — это и есть истинное Зло.
— Не зря святые отцы борются с евгеникой, как порождением этого самого Зла, — заметил Алекс.
— Я вас услышал, — заявил полковник Котов. — Гомункулусы — суть искусственно созданные существа. Но только вот… Ктулху, — он скептически поглядел на Гоплита. — По-вашему, он тоже вылез из пробирки?
Старички задумчиво переглянулись.
— Это может быть простым совпадением, — предположил я.
— Вскрытие кайдзю дало аналогичный результат, — Чародей кивнул на лапу — в качестве вещдока та лежала на столе, плотно замотанная в пищевую плёнку.
— В голове не укладывается, — вскочив, Алекс стремительно прошелся по залу. — Кому понадобилось выращивать столь гигантскую Тварь? ЗАЧЕМ?
— Вот когда мы поймём, ЗАЧЕМ, — Котов тоже поднялся, застёгивая китель. — Тогда и узнаем, КТО.
— Шерше лё фам, — заметил Гоплит.
А я сразу подумал про Анну. Ведь она сбежала! А если не чувствуешь за собой вины — сбегать не приходится, да ещё таким подлым способом.
Она опоила Мириам. Подсыпала ей в воду сильнодействующее снотворное… Знала, что напрямую, в противостоянии, с ней не справится — были уже прецеденты. И просто отравила.
Дёшево и сердито.
Скрыла под действием чар невидимости, надела её личину и сбежала. И никто не почуял подмены… Вот разве что лорд Бэкон. Но он никому ничего не сказал — да ему бы и в голову не пришло раскрывать планы доченьки перед нами. Возможно, они вообще были заодно.
Мириам обнаружила Амальтея — споткнувшись об неё и разгрохав целый поднос со стаканами… Девушка мирно посапывала на полу, подложив под щеку ладошку.
Алекс был в ярости — как и я. Но поделать мы ничего не могли, Анны и след простыл. Впрочем, была у меня одна мысль. Надо будет попробовать. Если она захочет со мной разговаривать.
— И всё равно не могу представить себе автоклава, в котором можно вырастить Ктулху, — сказал Алекс, усаживаясь обратно на своё место за столом.
Котов ушел. Приближался вечер и он хотел лично проследить за подготовкой группы быстрого реагирования: шеф пророчил весёлую ночку.
— В старые времена находились умельцы, способные и не на такое, — откликнулся отец Прохор. — Левиафан, например.
— Лернейская гидра? — подкинул я. — Змей Горыныч? Кинг-Конг?
— Мантикоры, грифоны, химеры… — кивнул Гоплит. — По большому счёту, мы, двусущие — результат этих древних экспериментов.
— Претерпевший свою эволюцию, — кивнул чудо-отрок.
— Скорее, искусственный отбор, — мягко поправил Гоплит.
Забавно, — подумал я. — Святой отец настаивает на научной теории эволюции, а древний ящер ратует за технический прогресс…
— То есть, Ктулху — это всё-таки порождение древних магов, — шеф вернул разговор в продуктивное русло. — Потому что я, лично, не могу представить: кому бы он мог понадобиться в наши дни…
— Да, после расщепления атома и расшифровки генома, все эти древние магические войны выглядят, как…
— Репетиция блокбастера, — озвучил я свою давнюю мысль. — Я не говорю, что так и есть, — добавил я, когда старички воззрились на меня. — Просто…
— Погоди, мон шер, дай подумать, — в доказательство своих слов, шеф извлёк из футляра исполинскую сигару, раскурил и окутался густыми клубами дыма.
Запахло вересковыми пустошами.
— Устами младенца… — тихо прошелестел Гоплит. Я посмотрел на него с неодобрением.
Тоже мне. Нашли младенца. Хотя… С высоты его возраста, отстоящего от моего на неизмеримо большее количество лет, чем успел прожить я, все мы выглядим младенцами.
Хорошо, что я это понимаю. И не веду себя, как некоторые.
Эх, Маша…
— Ладно, — нарушил тишину шеф. — Скажу то, что вы не решаетесь сказать, — он торжественно оглядел присутствующих. «Хочу сообщить вам, господа, пренеприятное известие: к нам едет ревизор»… — У нас появился новый Сказочник.
Отреагировал на известие только я — удивившись. Остальные так и остались сидеть, и только помрачнели ещё больше.
Неожиданно, в поисках поддержки я посмотрел на Чародея: «Ты что-нибудь понимаешь?»
— Красная Шапочка, — пояснил тот. — Дикие лебеди.
Я порылся в памяти.
— Это там, где принцесса спасает братьев, которых злой колдун… О. Я, кажется, понял.
— Время от времени появляется на Земле сумасшедший… — начал Гоплит.
— Или Мечтатель, — перебил его Семёныч.
— Сумасшедший мечтатель, — кивнул старый ящер. — Который, обладая талантом и соответствующими ресурсами, воплощает в жизнь мифы.
— И сказки, — добавил Алекс. — Помните?.. Царь Салтан.
— Так это не вымысел? — я оживился. — И белка, и тридцать три богатыря, и Царевна-Лебедь?..
— Сильная была магичка, — со знанием дела кивнул отец Прохор. — Но что не сделаешь ради любви?
— То есть… — я не верил ушам.
— Натурально, — подтвердил Алекс. — Уникальный случай: влюбилась в обычного человека, но с неуёмной фантазией. И вот, поселились они на острове…
— Дела давно минувших дней, — ядовито процитировал Семёныч. — Преданья старины глубокой, — и покосился на шефа.
— Не надо на меня так смотреть, — обиделся тот. — За что купил, за то и продал. От себя ничего не добавил. Почти.
Я встал и пошел на улицу.
Вдруг испытал настоятельную потребность побыть в одиночестве.
Нет, я к ним уже привык. И даже почти не вздрагиваю, когда старички вот так, за рюмочкой портвейна, предаются воспоминаниям.
Но иногда способность моего разума перерабатывать информацию даёт сбой, и ему требуется перезагрузка.
Выйдя на парковку, я закурил, прислонился спиной к миникуперу Анны и стал смотреть в небо.
Вечернее небо в Петербурге имеет непередаваемый оттенок. Зимой оно чёрно-лиловое, как погребальный саван.
Летом — почти белое, так что и звёзд не видно. Осенью — бархатное, цвета свежесваренного пива…
Сегодня небо отражало все оттенки копчёной лососины — от нежно-розового до синюшно-желтого.
Дурной знак. Быть большой беде.
Я сам удивился: откуда взялась такая мысль?.. Обычно я не склонен к излишним рефлексиям, но сейчас что-то накатило.
Как вспомню эти вываливающиеся мешки, чёрно-влажные, сырые, и как они на ходу превращаются в Тварей…
Интересно, из какой сказки был почерпнут сей образ?
Лично я с такой незнаком.
А жаль. Зная, чем вдохновлялся Сказочник, можно экстраполировать его мотивы…
Дверь клуба мелодично звякнула, и на парковку выкатился Чародей. Потоптался на месте, но затем сунул отрубленную лапу подмышку и пошел ко мне.
Я молча протянул ему сигарету, но Чародей отказался. Достал портсигар — серебряный, надо заметить, — и закурил толстую самокрутку.
Над парковкой поплыл яркий терпкий аромат.
Прикрыв глаза, на мгновение я оказался в Идлибе, перед самым наступлением. Той ночью стоял точно такой же запах.
Я усмехнулся.
Казалось бы, события последний лет должны полностью вытеснить из памяти те, давно минувшие дела.
А вот поди ж ты.
— У нас в гетто, — сказал Чародей осипшим от горячего дыма голосом. — Была страшная сказка. О Големе. О том, как он по ночам ходит по улицам и ловит непослушных детишек. Её рассказывал Аарон Вассертрум.
— Но ты же знаешь, что это неправда, — заметил я. — Голем вовсе не ловил детей. Големом управляли раввины. По их указке он отлавливал преступников и негодяев.
— Знаю, — кивнул парень. — Но знаю и другое: с точки зрения закона мы, беспризорники, были преступниками. И Голем мог прийти за каждым из нас.
— Голема больше нет, — неуверенно сказал я. — Раввины надёжно похоронили тайну Волшебных Слов.
Чародей посмотрел на меня долгим непроницаемым взглядом.
— Ты правда в это веришь? — спросил он.
И пошел прочь, распространяя вокруг терпкий дым.
Заметут его в кутузку, — отстранённо подумал я.
Но эту мысль перебила другая: интересно, почему Алекс, умерев для общества, взял себе именно это имя?..
Анна что-то знает, — думал я, поднимаясь в свою комнату, вынимая из сейфа Ремингтон, склянку с оружейным маслом, ветошь, шомполы — всё, что нужно.
Стандартная процедура. ЕУ и ТО — как говорили одни известные писатели…
Разложив на столе вафельное полотенце, я разобрал ружьё и приступил к чистке.
Надо поразмыслить хорошенько. А ничего лучше для этого не придумаешь: руки заняты, голова свободна.
Движения доведены до автоматизма, я проделывал их сотни раз, и от мыслей совсем не отвлекают.
Как всегда, помогло.
Надо разговорить Машу — эта мысль уже посещала меня сегодня вечером, но тогда я думал о другом. А вот теперь… Выходит, только она может пролить свет истины на планы леди Анны.