Предполагалось, что мы его вновь заселим — я, Алекс и девочки — но даже у шефа нервы оказались не настолько крепкими, и все мы дружно, не сговариваясь, переехали в «РИП».
На старом месте остались лишь арсенал, тир в подвале, да ещё склад. Туда захаживать приходилось — но с этим я свыкся.
А клуб, поначалу пустой и мрачный, постепенно заполнялся разношерстным народом и даже приносил прибыль — девчонки придумали выдавать его за косплейную зону, и всякий-разный люд мог находиться на территории невозбранно: в наше время никого уже не удивляли ни эльфы с острыми ушами и клингонскими батлетами, ни гоблины в половину человеческого роста, ни ведьмы с чёрными губами и в обвисших шляпах.
Толерантность, девиз нового времени, нам, сверхсуществам, пришлась как нельзя кстати. Никто теперь не имеет права ругать гномов, как вертикально ущербных. Никто не косится на оборотней: в «эти» дни они особенно чувствительны. И никто не обращает внимания на стригоев — как биологически неактивные, мы нуждаемся в особой защите.
Обрыдаться от умиления, как говорит моя ученица.
Ну да. Маша. Ей недавно стукнуло четырнадцать, и девушка так задрала нос, словно ей уже пятнадцать. Самостоятельность почуяла.
Да и ученицей моей она числится весьма условно. Ведьма Настасья учит Машеньку управлять силой, Валид показывает хитрые приёмы контактного боя в весе пера — говорит, был один такой спортсмен, рубил всех без разбору, как молодые дубки.
Насчёт наставничества, это Алекс придумал. Походи, говорит, штабс-капитан, в моей шкуре… может, научишься лучше понимать старого больного папу.
За «папу» отдельный ему респект, Алекс и вправду заменил мне всех — точнее, стал моей новой семьёй. Разношерстной, неидеальной, иногда поубивать всех хочется, честное слово… Но другой у меня нет, так что учителя я по-прежнему люблю и почитаю.
Словом, всё моё наставничество сводится к тому, что я днями и ночами слежу, чтобы Машу никто не убил.
А девочка развлекается. Гуляет, охотится, и сам чёрт ей не брат.
Нежить она чует инстинктивно, а потому никакой Диспетчер ей не нужен…
Ах да. Диспетчер.
Турагентство кануло в Лету, а вместе с ним — и ночные экскурсии, но всякие несознательные элементы никуда не делись.
Петербург временами лихорадило от нашествий призраков, упырей и вурдалаков, банд «Красноголовых», в которые сбивается всякая мелкая нечисть наподобие оставшихся без крова домовых и потерявших свой надел леших…
И хотя такой экзотики, как вендиго, сейчас почти и не встретишь, отечественные кикиморы пугают народ не хуже.
Для их отлова, вразумления, а в крайнем случае — ликвидации, нужны охотники. А для координации действия оных и понадобился Диспетчер.
Настоящего имени его никто не знает, но когда город захлестнули массовые беспорядки — я имею в виду нашу, «теневую» сторону, и мы с шефом, а также девчонки и Котов с своей группой быстрого реагирования сбивались с ног, не зная ни часу продыху, на пороге РИПа появился отец Прохор — ведя в поводу этого самого Диспетчера.
Выглядел он, как помесь филина с котом, в человека никогда не перекидывался, на людях очень стеснялся и никогда не спал.
Ему отвели каморку под самой крышей и провели в неё выделенную линию Даркнета.
Диспетчер находил охотников, давал наряды на зачистку, выплачивал из спецфонда гонорары…
Раньше, при старом Совете, у нас всё было, как в средние века. Инквизиция. Мы с шефом охотились на свой страх и риск, обеспечивая себя необходимым на частной основе.
Новый же Совет поставил зачистку городов и весей от распоясавшейся нечисти на широкую ногу. Оружие, боевые артефакты, поголовная оплата труда.
Даже молоко за вредность дают — горгулье. Оно существенно укрепляет биополе, что позволяет охотникам выжить при встрече с энергоёмкими сущностями, например, с духами или баньши.
А вот с живой водой сейчас напряжёнка. Пересыхают источники, и никто не знает, почему…
— А? Ты что-то сказала?
— Спросила, — Антигона насупилась. — Ты что-нибудь ещё будешь?
— Нет. Нет, спасибо, — я соскочил с табурета. — Пойду к себе. Всю ночь не спал. Если кто будет спрашивать…
— Уже.
— Что, прости?
— Уже, говорю. Эта твоя, — Антигона покрутила веснушчатым носом. — Анчутка.
Ну не любит она леди Анну.
Где-то я Антигону понимаю. Где-то. Но поделать ничего не могу.
— Она что-нибудь сказала?
Как всегда, при упоминании леди Анны, у меня пересохло во рту. Сердце бухнуло в животе, на щеках появился румянец — я же только что крови выпил.
Антигона все эти перемены заметила и надулась ещё больше.
— Сам разберёшься.
Вздохнув, я направился к лестнице на второй этаж. И когда положил руку на перила — витые, из полированного бруса — услышал, как звякнул колокольчик.
Чужие к нам не ходят.
Алекс лично поставил простенькое заклинание на дверь — людям она кажется непривлекательной. Ничего «такого», просто непосвященным сюда входить не хотелось. Не хотелось — и всё.
Так что, это кто-то из своих. Но кто?..
Поставив ногу на первую ступеньку, я замер и обратился в слух.
— Звезда моя!
Ну конечно. Мог бы и сам догадаться. Шефа тоже не было дома всю ночь, а отдыхать он предпочитал всё-таки здесь.
— Утречко, шеф, — голос Антигоны неуловимо изменился. В нём прорезались нотки нежности, приязни. И покровительства — как у матери большого и шумного семейства, которое вечно нуждается в присмотре.
— Сашхен у себя?
— Только что приблудился.
— Я здесь, шеф.
Выйдя на свет, я сощурился. В запылённом охотничьем плаще, в высоких сапогах, небритый — у него очень быстро проступает щетина — Алекс стоял в центре зала, как король посреди своего княжества.
А ведь это так и есть. Он — король, а все мы, петербуржцы, его подданные. Все, до последнего крысюка…
Мысль мелькнула и сгинула.
Я подошел ближе. От шефа пахло порохом, кровью и йодом — клык даю, он только что с побережья.
— Собирайся, — бухнул шеф вместо приветствия. — Едем.
— Можно поинтересоваться, куда? — я надеялся, что Алекс уловит сарказм, но нет.
— Нельзя.
— Ладно, поехали… — пожав плечами, я пошел к двери.
— Стой, — Алекс остановил меня, схватив за рукав. — Что это на тебе?
Я оглядел себя недоумевающим взглядом. Вроде, всё как всегда. Чёрные джинсы, чёрная шелковая рубашка с пуговицами из чёрного жемчуга… На ногах — итальянские туфли ручной работы, я их очень люблю за мягкость и прочность.
— Одежда, — я ещё раз пожал плечами. — Что не так, шеф?
Клетчатые реднековские рубашки, джинсы и кожаные куртки испарились, как белых яблонь дым — под неустанным нажимом Алекса, между прочим.
— Переоденься, — категорично заявил тот и толкнул меня к лестнице. — В рабочее.
Ага. Значит, едем не развлекаться.
Я молча рванул наверх, Алекс внизу спросил у Антигоны кофе.
— Уже готово, шеф, — услышал я. — Присаживайтесь на стульчик, щас подам.
Всё-таки, девчонки знают нас лучше, чем мы сами… — это была последняя мысль перед тем, как я ворвался к себе.
Почти ничего не изменилось в моих вкусах: передняя, она же — гостиная, за ней спальня и ванная. Только библиотеки я теперь не держу. Как вспомню, сколько книг тогда сгорело — плакать хочется. И ведь почти всё первоиздания, редчайшие экземпляры… Теперь я пользуюсь электронными носителями. Подумать только! Несколько лет назад я бродил по Петербургу с рюкзаком, полным книг. Книг и оружия — хрен от пола оторвёшь. Сейчас все мои любимые книги умещаются на винчестер размером с сигаретную пачку. Хотя настоящий Винчестер уменьшить ещё не удалось… Да, каламбурчик так себе. Извините.
Пересекая гостиную, я почувствовал запах духов.
«Королева юга».
Я знаю только одну даму, на которой этот аромат сидит, как влитой.
Остановился, втянул носом воздух… Сердце кольнула ледяная игла.
— Да заходи уже, — послышалось из спальни. — Я соскучилась.
Миг — и я уже на кровати, упираюсь локтями в матрас, а подо мной — она. Моя прекрасная леди.
Поцелуй длился, пока не кончился воздух.
— Я думал, ты ещё в Лондоне, — выдохнул я ей в губы.
Она улыбнулась.
Я знаю, как от меня сейчас пахнет: кровью, водкой, формалином — мы с Машей задержались у Колдуна; ещё от меня пахнет Тварью, а это непередаваемый запах, даже Рамзес его не выносит — при том, что не упускает случая, как всякий уважающий себя пёс, поваляться на какой-нибудь падали.
— Вернулась ночью, — промурлыкала Анна мне в ухо. — И сразу — к тебе. Жду, жду… А ты всё не идёшь.
— Антигона тебя видела?
У Анны сверкнули глаза. В них появились лукавые смешинки, прозрачная, как лепесток магнолии кожа порозовела.
Ну конечно видела.
Анна — не из тех женщин, что таятся по тёмным углам и пользуются чёрным ходом. Она вошла в клуб открыто, как к себе домой.
Вот почему Антигона была не в духе. Она знала, что Анна ждёт меня в спальне. Знала, и ничего не сказала…
— Раздевайся, — приказала Анна. — Я хочу видеть тебя всего. И волосы распусти.
Беспрекословно сдёрнув с волос резинку, я взялся за пряжку ремня… и выругался.
— Не могу. Меня шеф ждёт.
— Ну, он же не мороженое. Подождёт, не растает, — она сама взялась за пряжку, расстегнула и потянула мои джинсы вниз… — Я же тебя ждала. Соскучилась тут. Ванну приняла, ноги побрила. Неужели после всего этого я не получу вкусняшку?
Она склонила прекрасную голову над моими бёдрами…
— Нет, — совсем не по-джентльменски уперев ладонь ей в лоб, я отодвинулся. — Я не могу.
— А я вижу, что можешь. Да ещё как, — взглядом она указала на ту часть тела, которая выражала моё желание.
— Ты не понимаешь, — я слез с кровати и попытался застегнуть джинсы. Не вышло. Чёрт. — Алекс ждёт меня внизу, и если я не появлюсь через минуту, сам поднимется сюда.