Другой вопрос: откуда они там берутся? И где та лягушка, что откладывает столь э… крупные икринки?
Я вспомнил, как из пристройки на крыше вываливались склизкие мешки — по-сути, зародыши, и как они преображались и росли прямо на глазах… Гормон роста?
Вероятно, пока я не найду источник проблем — Сказочника — я этого не узнаю.
Аккуратно обойдя по краю «портал» — чтобы, не дай Бог, не затянуло — я вновь углубился в сельву.
Дружок весело скакал рядом, портал его не привлекал. Понюхав жирный кровавый след, он брезгливо сморщил нос, фыркнул и весело погнался за бабочкой… Что это? Сбой программы, или на него так повлияло моё присутствие?
Вы будете смеяться, но в обществе Дружка я чувствовал себя спокойней. У него не было сердца, не было души, и он был мёртв — в обычном понимании — но фраза «приятно, когда рядом живая душа», здесь пришлась как нельзя кстати.
Через пять минут пешего хода мы с Дружком вышли к…
Впрочем, начну издалека.
Что в вашем понимании значат слова «армейский госпиталь»? Зелёные брезентовые палатки, стоны раненых, запах страха и боли. Это — в кино.
В современной жизни, армейский госпиталь — это прочные железные модули, для надёжности укрытые камуфляжной сеткой.
Генераторы, кондиционеры, новейшее оборудование — вплоть до МРТ — вот что значит современный армейский госпиталь.
И здесь, посреди тропического острова, я на него наткнулся.
Купола были раскрашены зелёными и коричневыми пятнами — явно, из аэрозольных баллончиков, и увидеть их в плотной сельве было невозможно. Только наткнуться.
Где-то над головой палило солнце, кричали попугаи, вокруг резвился Дружок, а я стоял, и словно идиот наблюдал за тем, как из одного из куполов выходит человек в зелёной пижаме хирурга, в латексных перчатках и в осмотической маске, как он сдирает, наворачивая одна на другую, окровавленные перчатки, опускает маску на шею и закуривает.
По сельве плывёт отчётливый запах марихуаны…
Действия человека выглядели настолько обыденно, привычно, что становилось ясно: делает он это далеко не в первый раз. Перчатки — в мусорное ведро перед входом, на ведре натянут пластиковый пакет, чтобы убрать, не прикасаясь к содержимому…
Руки у мужчины белые, как у мертвеца, долго пролежавшего в воде — такие бывают у плотно практикующих хирургов, вынужденных несколько раз в день проходить дезинфекцию.
На лице, через всю правую щеку — большое красное пятно, похожее на старый ожог. Одна рука искалечена: на ней не хватает двух пальцев…
Докурив, мужик вновь натянул маску, достал из кармана свежую пару перчаток и исчез за герметичной мембраной купола.
Настала тишина.
Если бы я вышел к лагерю сейчас, я бы решил, что здесь пусто, а лагерь заброшен — учёных пожрали Твари.
Но судя по хладнокровию, с которым мужик стаскивал окровавленные перчатки, именно здесь и был центр производства, или рождения Тарей…
Надо подобраться поближе, — я принялся высматривать место, откуда открывался наилучший обзор. — Надо всё здесь осмотреть, и самое главное, понять, что здесь происходит.
И в этот момент мои глаза накрыли прохладные ладони.
Вернее то, что это именно ладони, и что они — прохладные, я понял чуть позже, когда схлынул первый приступ паники и последовавшей за ним агрессии.
Я подскочил, попытался повернуться, и когда это не вышло — пнуть назад. Вцепился в эти руки — они были достаточно тонкими — и попробовал оторвать их от своего лица…
Меня словно обнимала каменная статуя.
И наконец осознав, что статуя эта никакого вреда мне не причиняет, я сумел расслабиться и встать спокойно.
И тогда ладони убрались.
Повернувшись, я уставился в самые прекрасные глаза из тех, что мне приходилось видеть.
Глава 19
— А ты боевая, — заметил Семёныч, когда мы свернули с Садовой в какой-то проулок.
Пикап сразу заколыхался на колдобинах, меня толкнуло сначала на него, потом на Чародея…
— Маша-камикадзе, — вставил Чародей, глядя на дорогу.
Мотор рявкал, как простуженный Рамзес, желтые круги фар скакали вверх-вниз, с покрытого ямами асфальта на стены домов, тоже все в дырах, словно улица пережила бомбёжку.
— А ты зачем с нами намылился? — буркнула я, в очередной раз повалившись на Чародея.
Слова про камикадзе мне не понравились. И одновременно — польстили. Чародей нечасто говорил о ком-то, кроме тех, кого препарировал.
— Я буду вам полезен.
Руль он ворочал с трудом, на рычаг передач вообще смотрел, как на крокодила. Машина двигалась толчками.
— Ты водить-то умеешь? — спросила я.
Глухая улица кончилась, впереди была ещё более глухая: переулок настолько узкий, что мы на пикапе с трудом могли протиснуться.
— А давай-ка я сяду за руль, — вдруг предложил Семёныч.
Надоело, наверное, носом о ружьё стукаться — он его между колен держал, стволом вверх.
— Сделайте одолжение.
Пикап скакнул вперёд, словно ему дали пинка.
— Другая педаль! — рявкнул Семёныч.
— Извините, — Чародей передвинул ногу и все мы повалились вперёд. — Совсем нет опыта.
— Так за каким хреном ты… — я осеклась. — Ладно, проехали.
Если уж Чародей нарушил все свои, чародейские, заповеди и даже полез за руль — значит, ему это позарез надо.
Приоткрыв дверцы — полностью они не открывались из-за узости переулка — Семёныч и Чародей выбрались из машины и принялись протискиваться назад, чтобы поменяться местами.
И тут мне приспичило… Ну, вы понимаете.
Причём так, что аж в глазах забулькало.
Блин. Что делать? Советовать себе поменьше пить перед рейдом — как-то поздновато.
Надо принимать меры.
Выскользнув из пикапа, я нагнулась и проползла под дверцей к его морде.
— Ты куда?
Чародей уже стоял рядом, нас разделяла пассажирская дверь.
— Так, проверить кое-что.
И я поспешила в темноту — не объяснять же, что мне приспичило…
Отбежала метров на десять, оглянулась — фары светят всё ещё ярко. Тогда я отбежала ещё немного, а потом ещё…
В темноте я видела, так что отсутствие фонарей было только на пользу.
Питер вообще напоминал коробку конфет: снаружи — красивая упаковка, а заглянешь внутрь — одни мятые фантики. Конфетки-то кто-то слямзил…
Ну вот, как будто хорошее место.
Расстегнула джинсы, присела… И тут почувствовала, как что-то обожгло бедро — словно нож воткнули, только холодный, как айсберг.
Я подскочила.
Чёрт, не осмотрелась, как следует, раззявила варежку… Может, укусил кто? Да вроде рано ещё. Не проснулись кусачие насекомые. Наткнулась на арматуру? Ну не совсем же я дура, чтобы голым задом на железяку садиться.
Бедро всё ещё жгло.
Забыв обо всём, я натянула джинсы, и только успела застегнуть, как оно накатило. Тварь!
Схватив ассегай Сашхена, — а вы думали, я до ветру с пустыми руками пойду?.. — я взмахнула рукой, заводя её себе за спину, почувствовала сопротивление, надавила… Всё.
Тварь лежала, перерубленная пополам, я ощущала небольшой упадок сил — но не более того. А бедро перестало жечь.
— Цела? — ко мне подбежал Семёныч, светя во все стороны мощным фонариком.
Когда круглое белое пятно наткнулось на половинки твари, он посмотрел на меня с уважением.
— Вот, почувствовала… — пробормотала я. — Алекс же сказал искать порталы.
— И как? Нашла?..
К нам подошел Чародей, на ходу разворачивая полиэтиленовый мешок для трупов. Вид у него был деловой и нисколько не удивлённый: уж он-то знал, чего я стою: сколько тварей мы с Рамзесом к нему перетаскали…
— Куда лезешь, — прикрикнула я. — Сначала монету гони.
— Ой, — рукой в чёрной латексной перчатке он хлопнул себя по карману. — А я бумажник дома оставил.
Ну чистый лох. Шуток не понимает.
— За счёт заведения, — припомнила я фразу, которую иногда, особо ценным клиентам, говорит Антигона.
— Какая у тебя любимая книжка? — ни в красную армию спросил Семёныч.
— Капитан Немо, — брякнула я.
В детстве я любила Гарри Поттера — в смысле, книжки. Но приоритеты со временем меняются.
— Любопытно, — поджал губы Семёныч, внимательно наблюдая, как Чародей пакует Тварь. — Вы оба любите Жюля Верна.
— Оба — с кем?
— Ты и Сашхен.
Я покраснела.
Хорошо, что темно — не так стыдно. Но на Верна именно Сашхен меня подсадил, стопроцентов.
Сначала я читала, чтобы сделать приятное ЕМУ, но потом и правда увлеклась. Сейчас так писать уже не умеют…
Я что хочу сказать: у Верна всё чётко. Если чувак злодей — то у него даже имя злодейское, а если герой — то герой на всю катушку. Без вариантов.
В жизни всё не так. А жаль.
— Зачем ты завёз нас в этот переулок? — спросила я Чародея, чтобы скрыть чувства.
Стыдно признаться, но в данный момент они меня ОБУРЕВАЛИ. Раньше я не слишком хорошо представляла, что означает это слово. Теперь — да.
Я и Сашхен. Круто звучит.
— Да, парень, объясни-ка свою позицию, — Семёныч, не дожидаясь просьбы, взялся за один конец мешка, Чародей — за другой и они потащили Тварь к пикапу. Раскачали, закинули в багажник…
Понимаю, почему бригада зачистки предпочитает пикапы. В салоне Тварь будет вонять даже через герметичный мешок, обивку никакая химчистка не спасёт.
— Я просто подумал, что неплохо бы проверить изнанку города, — достав баллончик, Чародей принялся тщательно обрабатывать руки в перчатках. Запахло антисептиком.
— И всё? — Семёныч иезуитски прищурился, но на Чародея сколько ни щурься, ему всё по барабану.
— Да, — он передал антисептик Семёнычу и полез на пассажирское сиденье.
Семёныч сел за руль, а я оказалась рядом с Чародеем.
Мы переглянулись.
Я знала, что он не договаривает, и он знал, что я знаю. Но я трепаться не буду. Также, как и Чародей не треплется о моих «подвигах».