Охота на Ктулху — страница 35 из 46


Возле которого топтался полицейский в форме, толстый такой, пузо на ремень налезло.


— Лейтенант Колобородько, — козырнул он, когда мы подошли.

— В чём дело, товарищ? — добродушно вопросил Семёныч.

— Так… Парковка в неположенном месте, — тот растерянно глянул на машину.


Семёныч приткнул пикап у обочины, прямиком под знаком «стоп» у въезда на мост…

И тут я похолодела: а что будет, если он захочет осмотреть багажник? И как долго его будет колотить, когда он увидит Тварь?..


— Дяденька офицер, это я виновата, — громко сказала я, выходя вперёд. Чародей со смердящим мешком стоял позади, и я постаралась встать так, чтобы он не слишком отсвечивал.

— Де-е-евочка! — лейтенант расплылся в улыбке. — А у тебя права-то есть?

— Сейчас я позвоню дяде, и он всё уладит, — я уже достала телефон и набирала номер полковника Котова.


У Алекса и Сашхена есть корочки — я знаю, я видела. А Семёныч у нас чувак новый, вряд ли кто-то озаботился сделать корочки и ему.


— А давайте мы сначала проедем в отделение, и уже оттуда вы позвоните своему дяде? — попытался наладить контакт лейтенант.


Но я уже кричала в трубку:

— Дядя Яша! Это я, Маша, твоя племянница! Дядя Яша, меня тут дорожная полиция остановила… На пикапе, ага… Окей, сейчас передам, — я протянула свой телефон Колобородько. — Вас.


Тот со вздохом взял телефон, послушал без особой надежды, затем вдруг, неожиданно, вытянулся, расправил плечи… И посмотрел на меня. С уважением посмотрел. И с неодобрением — как на фифу какую-то.


— Виноват, — он даже поклонился, отдавая мне телефон. Неловко так, нехотя. — Был не прав. Всего хорошего.

— Спасибо, гражданин, — Семёныч, перехватив его руку, крепко пожал и чуть подтолкнул к полицейской машине с мигалками.

— Вы всё-таки присмотрите за девочкой, — попросил мент. А потом ушел.


Мы смотрели ему вслед.


— Хороший дядька, — сказал задумчиво Семёныч. — Даже жалко его как-то, — а потом посмотрел на меня. — Ну что, егоза. Поехали?


Я покачала головой.


— Не надо никуда ехать, — я это чувствовала вот уже минуты три, и просто не могла говорить при полицейском. — Портал снова открылся.


Семёныч перегнулся через перила моста и глянул вниз. А потом быстро выпрямился и посмотрел на меня какими-то бешеными и весёлыми глазами.


— Вызывай подкрепление, егоза, — скомандовал он. — Вечер перестаёт быть томным.

Глава 20

Я назвал её Уна — надо же было как-то звать самую красивую девушку на планете.

Выглядела она лет на двадцать, а формами могла соперничать с любой супермоделью, но по уровню развития не перещеголяла бы слабоумную вешалку. Она не умела говорить — только издавать звуки, впрочем, довольно приятные. И вела себя с непосредственностью младенца.


Уна была стригойкой.


Обнюхав меня, несколько раз лизнув — в шею, в нос и в щеку, она обнажила клыки и впилась мне в руку. Я не стал сопротивляться.

Напившись, Уна кокетливо вытерла кровь, улыбнулась и доверчиво протянула мне своё запястье.


Её кровь была самым вкусным, что мне приходилось пробовать.


Первозданное существо. Вот, что приходило на ум. Она никогда не знала «благ» цивилизации: не дышала выхлопными газами, не пробовала сублимированной пищи — скорее всего, Уна и родилась стригойкой. Не знаю, как это возможно, но глядя на неё, я многого не мог объяснить: например того, что мой «радар» определения возраста выдавал цифру не более трёх дней.

Это объясняло её поведение и неумение говорить, но не объясняло пышных форм и взгляда опытной гетеры…

Впрочем, я уже предполагал, что Сказочник использует какой-то гормон роста. Ускоряющий созревание особей в тысячи раз.


После обмена кровью — я почувствовал себя значительно лучше — Уна взяла меня за руку и потащила вглубь сельвы.

И вновь я не стал сопротивляться. Что-то было в её улыбке такое, что ей ХОТЕЛОСЬ подчиняться, с огромной радостью.


По сельве Уна шла очень уверенно, её босые ноги ступали спокойно и твёрдо, — я забыл упомянуть, что девушка была совершенно обнажена?.. — И время от времени, поворачиваясь назад, улыбалась мне через плечо.


Дружок скакал и резвился вокруг нас, гонялся за бабочками и нестрашно щелкал зубами на удивительно красивых хамелеонов, наблюдающих за нами с длинных лиан неподвижными глазами.


Очень скоро мы вышли к озеру с водопадом — не смейтесь, я и сам был изрядно удивлён. Уна улыбнулась ещё раз, и отпустив мою руку, безбоязненно шагнула в прозрачные воды. Сделала несколько шагов, погружаясь всё глубже, а потом поплыла. Неловко загребая руками — как дети, когда учатся плавать «по собачьи».


Испугавшись, что долго она на воде не продержится, я поспешно скинул одежду, снял кроссовки и поспешил за ней.


Доплыв до водопада, я обнаружил Уну сидящей на камне. Сейчас она напоминала Русалочку, только слегка продрогшую: вода в озерце была ледяной.

Зато здесь не палило солнце. Над озером нависала тень высокой скалы, и под водопадом было и вовсе холодно, здесь стоял вечный туман из мелких брызг…


Увидев меня, Уна образовалась, вновь скользнула в воду и подплыла ко мне. Обняла за шею, и принялась тереться носом о мою щеку, затем сунула язычок мне в ухо, погладила свободной рукой грудь…

В её глазах была откровенная похоть. Такая наивная и чистая, что мне даже не пришло в голову отказываться.

Секс между стригоями несколько отличается от того же процесса, но с людьми.


Мы сильные, выносливые, нас не мучает одышка, и у нас очень, очень высокий болевой порог…


Впервые со времён Суламфь мне не пришлось сдерживаться.

Уна была удивительно сильной — я уже это упоминал. Она не уступала мне ни в чём, и тоже желала доминировать.


С Анной было не так. Да, по-своему, она была женщиной страстной, раскрепощенной и способной на многое. Но Боже мой, я НИКОГДА не мог сделать с ней всего, что хотел.


Вскоре озерко взбаламутилось, теперь оно напоминало лужу, в которую бросили слишком большой камень.

Взяв Уну на руки, я вынес её на берег, на мелкий песчаный пляж, где мы продолжили начатое в воде.

Через некоторое время мы оба оказались в крови. Кровь для стригоев — неотъемлемый элемент любовных ласк, мы кусаем друг друга, нежно, медленно, отпивая по крошечному глотку — не от голода, или чтобы восстановить силы, а для того, чтобы почувствовать ВКУС партнёра, насладиться им целиком, без остатка.


Оглядев себя во время паузы, Уна рассмеялась, а потом произнесла, гладя своё красивое, длинное, сильное тело:

— Уна.


Я чуть не подскочил.

Но тут же сообразил: это имя я повторял раз за разом, как мантру, шептал ей на ухо во время ласк, выкрикивал в экстазе… Она, как ребёнок, который учится говорить, произнесла то слово, которое слышала чаще всего.


Взяв её руку, я приложил её ладонью к своей груди и произнёс:

— Сашхен.

— Сах… — запнувшись, она вновь рассмеялась.

— Сашхен, — повторил я, не отпуская её руки.

— Саш-хен, — послушно повторила Уна, и я вознаградил её поцелуем.


Потом мы вновь пошли в воду: муть осела, и нам очень хотелось смыть кровь, песчинки и следы других жидкостей.

Когда Уна выходила из воды, мне показалось, что её талия несколько раздалась, а ноги ступают тяжелее и… как бы это сказать, основательнее.


Но я решил, что мне показалось.


Усталость, обилие впечатлений, недавний секс — все эти события притупили моё обычно острое чутьё.


Потом мы покувыркались ещё немного. А перед заходом солнца я сходил в сельву и принёс ворох громадных, кожистых, мягких листьев из которых устроил вполне удобную постель, на которой мы в конце концов и уснули.


Проснулся я внезапно.


Вокруг было темно, но небо усеивали мириады крупных и ярких звёзд. Через пару секунд я понял, что это не звёзды — уж очень близко они были, — а светлячки. Они облепили ветви деревьев, пальм, длинные стебли лиан, и перелетали с места на место, создавая удивительные калейдоскопические узоры…

Ничего красивее я не видел.


Рядом заворочалась Уна, и я поцеловал её в висок.

Неожиданный подарок судьбы… Я не представлял, что буду с ней делать, когда выберусь отсюда, но то, что я заберу её с собой, было очевидным.

Улыбнувшись, я ещё раз провёл рукой по волосам девушки, прикоснулся губами к её лбу… И только сейчас осознал, какая горячая у неё кожа.


Неожиданно подскочил Дружок, и ткнулся носом мне в ухо — я его оттолкнул.


С моих глаз словно бы спала пелена.


Тело Уны безобразно распухло. Живот её стал огромным, груди налились, подобно арбузам. Запястья и щиколотки сделались неправдоподобно широкими, а пальцы превратились в сосиски.

Даже лицо претерпело изменения: такое прекрасное в закатных лучах солнца, сейчас оно походило на гротескную маску: губы раздулись, нос сделался большим и плоским, под глазами появились мешки, и даже мочки ушей, которые я с такой жадностью целовал, посинели и выглядели, как мешочки с кровью.


Первой мыслью было, что Уна заболела — подхватила в озере, или сельве какую-то заразу. Но стригои не болеют, для этого у нас нет метаболизма. Бактерии и вирусы не едят мёртвую плоть.

Беременность.

От этой мысли я похолодел.

Ещё вчера стройная и прекрасная, как утренняя заря, сейчас Уна напоминала свиноматку.

Застонав, она открыла глаза и улыбнулась мне. Я улыбнулся в ответ, взял её за руку и прижал кончики распухших пальцев к губам. Лунки ногтей у неё стали чёрными.


Дружок всё время крутился рядом — я отгонял его шутливыми тычками в бок и в морду, но сейчас стал назойливее, и пришлось толкнуть его в полную силу.


И вдруг по телу Уны прошла судорога. Она выгнулась, широко раздвинув ноги, и застонала.

Схватки.

Я не слишком хорошо представлял себе процесс рождения ребёнка. Никогда не интересовался, и став стригоем, окончательно выбросил эту мысль из головы.