Теперь я лихорадочно пытался припомнить то немногое, что присутствовало в памяти благодаря интернету и кино.
Много горячей воды, чистые тряпки… Ах да, ещё нужно дышать.
Но Уна — стригойка, она вообще не дышит, так что я ограничился тем, что принёс ей напиться воды из озера — свернув кулёчком зелёный лист…
Признаться, я вообще не думал, что такое возможно: беременная стригойка. Себя я считал вполне стерильным — мёртвое размножаться не может.
А вот поди ж ты.
То, что я являюсь отцом будущего чада, я почти не сомневался: если Уна прошла все этапы развития от младенца до зрелой девушки за три дня, то почему бы ей не забеременеть и не родить в течении одной ночи?
Фантастика? Магия? Колдовство?.. С этим я буду разбираться потом, когда приму роды.
Была даже мысль сбегать к госпиталю и позвать мужика, которого я видел… Но то, с каким равнодушием он выбросил окровавленные перчатки, меня остановило. Что-то подсказывало, что он — не врач. Скорее, вивисектор.
К тому же, в темноте, без проводника, я вряд ли отыщу не только госпиталь, а хотя бы направление к нему.
Уна стонала всё чаще: схватки ускорялись.
Временами по её громадному животу проходила судорога, и тогда она кричала — громко, протяжно.
А я ничем не мог помочь. Только обнимать её, целовать в макушку и шептать:
— Всё будет хорошо, моя девочка. Всё будет хорошо…
Странно то, что по мере развития э… процесса родов, Дружок вёл себя всё агрессивнее. Его глаза начали светиться недобрым желтым светом, рык обрёл густые, утробные модуляции, а движения не оставляли сомнений: он жаждал добраться до Уны.
Пришлось даже встать, чтобы отогнать его подальше — меня он пока ещё слушался.
А потом я перебрался от головы Уны к её ногам: схватки сделались такими частыми, что я был уверен: ребёнок вот-вот появится.
Всё это время я с ней разговаривал. Чувствуя себя при этом глупо, потому что разговор в одни ворота несёт отпечаток безумия. Впрочем, учитывая ситуацию… Он напоминал разговор ветеринара с собакой, которую собираются усыпить.
Не знаю, почему пришло в голову именно такое сравнение: в удачном исходе родов я не сомневался. Уна была стригойкой. Крепкой, молодой, и если уж обычные женщины с этим справляются… Я говорил, что у нас очень высокий болевой порог?
Уна кричала всё громче, всё протяжнее — в её голосе отчётливо слышался страх. Это на корню разбивало мою гипотезу, но поделать я всё равно ничего не мог. Только держать её за руку и говорить, говорить…
Когда между ног Уны показалась голова младенца, я сразу не понял, что она гораздо больше, чем могло выдержать её тело.
Именно этот момент выбрал Дружок, чтобы напасть.
Он бросился неожиданно. Я сидел на коленях, и голова младенца была совсем близко — я надеялся его подхватить. Пока я выпрямлялся, вставал на ноги — доли секунды — Дружок успел вцепиться в ногу Уны и вырвать изрядный кусок.
Я закричал одновременно с ней, и бросился на Дружка. В моих мыслях больше не было намерения отогнать.
Я собирался его убить.
Это чудовище причинило вред женщине.
МОЕЙ женщине. Которая в данный момент производит на свет моего ребёнка…
Я действовал не задумываясь.
Голые руки — вот и всё, что у меня было, и я дрался голыми руками, бил его, брал на болевой, и в конце концов сломал шею.
Когда я вернулся к роженице, всё было кончено.
Уна была мертва.
Её тело, ещё недавно столь прекрасное, сейчас походило на пустую резиновую оболочку.
На разорванную оболочку, буквально пополам, от паха до шеи, каким-то нечеловеческим усилием.
Впрочем, известно, каким: это сделала ТВАРЬ.
Чёрная, словно облитая жидким гудроном, с пронзительно-желтыми глазами, длинными руками и ногами, она отдалённо напоминала человека. Рот её был неестественно широк, и в нём явно было больше, чем два ряда острых и тонких, как иглы, зубов.
И самое страшное: в глазах Твари светился РАЗУМ.
Никогда раньше я такого не видел. Твари были… просто твари: бездумные, бездушные, они напоминали слизней или амёб, стремящихся к пище, подгоняемых инстинктом.
Эта Тварь обладала разумом.
Поймав мой взгляд, она широко улыбнулась и бросилась на меня.
Росту в ней было мне по-пояс. Но силой Тварь обладала нечеловеческой — гораздо сильнее и меня, и покойной Уны.
Быстрая, ловкая, она наносила молниеносные удары и тут же отступала, отскакивала за стволы деревьев.
Зря я убил Дружка, — мысль мелькнула на краю сознания. Она была горькой. Безысходной, как и то, что сейчас творилось. — Он всего лишь пытался меня защитить.
Я отступил на пляж. Здесь было ровнее и гораздо больше места для манёвра. Тварь шипела, приближаясь ко мне. Она словно хотела что-то сказать, но острые зубы мешали языку двигаться правильно.
Почему мне никто не сказал? — билось в голове. — Вряд ли я — первый, кто оплодотворил стригойку, наверняка мировая история имеет опыт таких рождений. Но почему никто не сказал, что когда беременеет стригойка, получается… Вот ЭТО?
Тварь бросилась на меня и ловко сбила с ног. Я упал лицом в песок, она вскочила на меня верхом, но вместо того, чтобы вцепиться в шею и вырвать позвоночник, провела языком по спине.
Инкубатор, — вспомнил я. — Мы всё гадали, откуда же берутся Твари?.. Возможно, Уна — далеко не единственная стригойка, которую подвергли такому испытанию. Смертельному испытанию.
Но… Почему ЭТА тварь отличается от других?
Ты — ВЛАДЫКА, — вспомнил я давнишние слова Суламифь. — Мы все принадлежим тебе.
Извернувшись, я сам попытался схватить Тварь. Кожа её была скользкой и такой плотной, что ухватить было буквально не за что. Как высоковольтный провод.
И когда она, наклонившись, вцепилась зубами мне в шею… я закричал. От неожиданности, от боли — никогда я ещё не дрался с Тварями голыми руками.
На мне ничего не было, кроме джинс — перед сном я натянул их из извечной мужской потребности защитить «самое ценное».
Потом, когда проснулась Уна, было уже не до того, и теперь Бог весть, где находятся мои кроссовки, рубашка и куртка.
И вновь, укусив меня, она не стала рвать плечо — я почувствовал, как зубы Твари входят в мышцу всё глубже, как лопаются мелкие сосуды, как рвутся плечевые связки… А потом она отскочила.
И улыбнулась.
Она играет со мной, — понимание было холодным, как шлепок ледяной грязи. — Как кошка с мышью, как садист со своей жертвой… Она хочет измотать меня, высосать все силы. Дождаться, когда я по-настоящему испугаюсь. И только тогда нанесёт последний удар.
Как ни странно, но эта мысль вселила в меня уверенность, даже ободрила. Я больше не думал о Твари, как о произведении своих чресел. Или о ребёнке, что вышел из прекрасного лона Уны…
Это был полноценный враг.
Улыбнувшись, я наклонился и поднял из-под ноги камень.
Дальше неинтересно.
Просто драка: нечестная, злая, лишенная как красоты, так и благородства. За первым камнем последовал второй — побольше. Затем — третий. Им я размозжил Твари сначала обе ноги — она пыталась добраться до меня на руках, — а затем и голову.
После этого я упал на песок, и последних сил хватило лишь на то, чтобы отодвинуться от мёртвой Твари подальше.
А потом я разрыдался. Наверное, я отпустил себя, лишь потому что вокруг никого не было. Я был совершенно один, и мог себе позволить оплакать Уну, нашего неродившегося ребёнка, и свою судьбу, которая в последнее время хромала уже на обе ноги.
Я привык быть стригоем. Притерпелся, адаптировался, и даже начал получать от подобного существования удовольствие.
Но сейчас я ненавидел свою стригойскую сущность так, как ничто другое в этом мире.
Рыдания быстро кончились — всё-таки я человек прагматичный, и мысль, что на звуки битвы, а ещё вернее — на запахи, вполне могут сбежаться другие Твари, помогла мне собраться.
А мысль о Сказочнике — человеке, из-за которого всё случилось, и которому я имею полное право отомстить, подняла на ноги.
Я не стал мыться. Кровь, грязь и пот будут напоминанием о том, что я пережил. Осталось отыскать путь к госпиталю…
К добру или к худу, но горизонт в той стороне, где был морской пляж, начал розоветь, светлячки исчезли, да и другая живность, как это бывает в преддверии рассвета, затаилась и молчала.
А возможно, их разогнала моя драка с Тварью.
Инкубатор, — додумывал я на ходу, стригойским зрением отыскивая микроследы, оставленные мной и Уной на пути к озеру. Примятый листок, обломанная ветка, сдвинутый камень…
Вероятно, Уна тоже была опытным образцом. Каким-то образом ей удалось бежать, а может, её и не удерживали насильно — младенческий интеллект не способствовал развитию хитроумных планов.
Её должны были нашпиговать смертельной начинкой — но тут появился я. Из-за ускоренного метаболизма беременность прошла стремительно, но то, что в результате получилось…
Я тряхнул головой, отгоняя видение желтых, абсолютно разумных, полных ненависти глаз.
Ладно, а кто рожает тех Тварей, что выходят из лагуны? Гигантская черепаха? Черепахи откладывают яйца…
Может быть, акула? Кажется, они живородящие.
Я узнаю. Я обязательно всё узнаю. Найду Сказочника и выбью из него это знание. А потом всё здесь уничтожу.
Эти мысли помогли мне отвлечься, они придавали сил: ненависть часто придаёт сил, на какое-то время.
Я вышел к куполам в тот момент, когда на них упали лучи солнца.
Мужик с обгорелой рожей сидел на камне и смолил самокрутку — и его, и сам купол я отыскал по запаху марихуаны.
Когда я подошел, почти вплотную, он вскочил и отшатнулся — любой бы на его месте отшатнулся.
Но через секунду мужик расплылся в улыбке.
— Владыка, — произнёс он. — Добро пожаловать домой.
Глава 21
Оптовая распродажа, вот что это такое.