— Маши и её. Той, второй.
— АННЫ? — к нам подошел Бэкон. — Ты имеешь в виду мою дочь?
Чародей на него даже не глянул. Он всегда такой: может сосредоточиться лишь на одном разговоре, не больше.
— Маша шагнула в портал вместе с Анной? — переспросил я.
Чародей кивнул.
Девчонка больше не нужна, — вспомнил я слова Аспида. — Анна направилась её убить.
Я чуть не подавился собственным сердцем, которое неожиданно прыгнуло в горло, да так там и застряло.
Убить она могла её и здесь, — вертелось в голове. — ПРОСТО убить. Но Анна не так проста. От Маши ей нужно…
Оставив в покое Чародея, я подскочил к Бэкону.
— Помнишь, как ты хотел забрать Машин Дар?
— Почему все сегодня мне тыкают?
— ПОМНИШЬ?..
— Конечно помню, но это всё в прошлом, поверьте, господин Стрельников, я давно осознал…
— Анна хочет это сделать. Сейчас.
Бэкон молча сглотнул. А потом кивнул. Уголки старческих губ опустились, посерели, и он сразу стал похож на больную лошадь.
— Полагаю, это так, — выдавил сэр Фрэнсис.
— Если она это сделает, я её убью.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, господин Стрельников.
— Но если я успею раньше, — он вскинул на меня взгляд. В нём была надежда. — Если я успею спасти девочку… Я просто передам Анну Совету. Потому что она и есть — Сказочник.
Надежда погасла: сэр Фрэнсис не хуже меня понимал, какое наказание ждёт его дочь.
— Я думаю, они в моём старом поместье, под Лондоном, — тем не менее сказал он. — Анна что-то там делала в последние месяцы. Сказала, что это сюрприз для меня — к дню рождения. И просила не беспокоить.
Я принялся лихорадочно прикидывать: для перехода нужна кровь. Лететь на самолёте бессмысленно, я просто не успею.
Значит, нужна кровь.
КЕМ я готов пожертвовать, чтобы спасти Машу?.. Ведь крови понадобиться много — литров пять…
Холодильник! Мысль сверкнула, как молния.
Обычно Антигона держит для меня запас в холодильнике, и так как я не появлялся в клубе несколько дней…
Я бросился в кухню, к громадному металлическому монстру, рванул ручку… Ничего. Пусто. Антигона не пополняла запас.
Не знаю, почему: может, уехала, по заданию Алекса, такое и раньше бывало.
Пусто.
Вернувшись в зал, я обречённо опустился на стул и положил руку на барную стойку. Пальцы наткнулись… Потянув за цепочку, я увидел синий проблеск, а потом…
Она сделала ключ из синего камня, — сказал Аспид.
— Это он?.. — я сунул кулак с кулоном под нос Бэкону. — С помощью ЭТОГО я попаду, куда надо?
— Да, — просто сказал тот. — И я знаю, как его настроить именно на вас.
— Не надо, — я полез в карман джинс и достал небольшой шелковый комочек: старую Машину ленточку. Косичек она уже не носила, но я сохранил её, из ностальгических побуждений. — Я справлюсь.
Глава 25
Посмотрев в зеркало, я вздохнула, а потом решительно вытащила из ноздри колечко.
Что бы там не говорила Аннушка, насчёт бунта против системы, не хочу походить на корову — которую водят за привязанную к кольцу верёвочку.
Надо найти собственный путь для самовыражения.
Синяки ещё не прошли.
Запястья выглядели так, словно мои руки долго держали связанными — и так оно и было — но я не собиралась расстраиваться по этому поводу. Просто надену любимую кофту Ави, ту, растянутую, с капюшоном.
— Тук-тук… — в комнату просунулась голова мамочки. — К тебе можно?
Ух ты. Раньше она никогда не спрашивала.
— Заходи, — я вздохнула. А потом посмотрела в зеркало ещё раз.
Некрасивая, — давно, в прошлой жизни, сказала одна дамочка. — И красивой никогда не будет…
Она приехала в детдом выбирать себе ребёнка, и посмотрев на меня, сказала это. Директриса её выпроводила, вежливо сообщив, что ничем не может помочь.
Но я запомнила. Может, именно благодаря реакции Альбины Фёдоровны.
— Может, всё-таки не ходить? — отвернувшись от зеркала, я посмотрела на Ави. — Закажем пиццу, кино посмотрим…
— Ты справишься, — она улыбнулась и стала разворачивать какой-то шуршащий пакет. От пакета пахло очень подозрительно: сиренью и жасмином.
— Что это? — я бросила взгляд в окно.
Солнце садится. Не опоздать бы…
Наконец Ави справилась с бумагой — тонкой, полупрозрачной, цвета моих любимых клубничных карамелек.
— Вот! — она торжественно развернула…
— Платье?
Чего угодно я могла ожидать от Ави. Но только не этого.
Платье было шелковым. Наверное.
Оно было красным, и выглядело очень по-взрослому. А ещё оно было узким, длинным, до самого пола, и с высоким разрезом сбоку.
— Я подумала… — начала Ави.
— ПЛАТЬЕ?.. — русский речь меня покинул, — как иногда язвительно говорит Алекс.
— Я подумала, вдруг ты захочешь его…
— Но где ты его взяла?..
Я точно знаю: Ави не любит ходить по магазинам. Не любит и не умеет. Она считает шоппинг просто ЧУДОВИЩНОЙ тратой времени.
— Это моё платье, — щеки её порозовели. — Я была в нём в Стокгольме. Ну знаешь, когда получала…
— Премию, — договорила я. — И ты хочешь, чтобы я его померила?
— Я хочу, чтобы ты его НАДЕЛА.
— Но я не ношу платьев! — растерянно оглядев в зеркале свои тощие ноги в джинсах, свои исцарапанные, в синяках, руки, свои едва начавшие отрастать волосы… Корни уже начали темнеть, и эффект был странным.
— Я слышала, что тебе кое-кто нравится, — многозначительно сказала Ави.
Я перестала дышать. Она знает про Сашхена, она знает про Сашена… Господи, господи, что же делать?..
Я была такая дура!
Вообразив, что смогу освободить его, проследив за Аннушкой, я загнала себя в ловушку.
Когда я открыла портал и мы оказались в Англии… Я там была, помните? Этот солёный йодистый запах и это бледное высокое небо.
Пройдя сквозь червоточину, сразу поняла, где мы.
Сердце упало: вряд ли Сашхен преспокойно сидит в Аннушкином замке, пока в Питере все его ищут, сбиваясь с ног.
Не успела я опомниться, как Аннушка кольнула мне чем-то шею. Ноги и руки сразу перестали повиноваться и я упала.
Набежали Твари. В первый момент я просто офигела: Аннушка и Твари. Эти два понятия НЕВОЗМОЖНО было совместить — они из разных миров, из разных Вселенных.
Жуткие чёрные масляные твари и вылизанная, утончённая Аннушка.
Но они её почему-то совсем не ели, а слушались, и делали всё, что она скажет. У них были человеческие глаза. Это было хуже всего: видеть на мордах тварей нормальные человеческие глаза…
Вот и всё, — решила я. — Ха-ха-ха. Моя песенка спета…
Но Твари почему-то не стали на меня набрасываться, а деловито подхватили и потащили меня в небольшую пристройку готического вида. Внутри были витражные стёкла и пахло ладаном.
Церковь.
Да только кроме запаха и цветных стёклышек от церкви тут больше ничего и не было: стены завешаны чёрной тканью, и пол тоже чёрный, в центре — алтарь, или большой чёрный камень, плоский и весь в потёках.
Над камнем возвышалось колесо — я такие видела в цирке.
Твари привязали меня к колесу — как Витрувианского человека, я видела такое на гравюре Леонардо. А потом стали крутить колесо вокруг своей оси…
Перед глазами всё замелькало, и дальше я видела события, как в стробоскопе.
Аннушка разделась до гола и принялась петь. Она извивалась, трясла грудями и волосами, а слова походили на те, что крёстная давала мне читать по бумажке…
Дурдом на колёсиках, чесслово.
Одна из Тварей стучала по камню палками — звук был, словно громадный бегемот пускает газы, смех да и только.
И я бы ОБЯЗАТЕЛЬНО посмеялась, да только от вращения меня уже начало тошнить, верёвки уже до крови натёрли, а сколько я не пыталась, освободиться не получалось…
…Не знаю, сколько прошло времени. В голове была полная муть, и меня всё-таки стошнило.
Аннушка перестала петь и принялась швырять в меня ножи.
Ножики она разложила перед собой, на низком столике, и теперь нашаривала их вслепую, глядя всё время на меня, а потом кидала.
Но почему-то всё время промахивалась. Колесо вращалось быстро, и ножики попадали куда попало: то в ногу, то в руку… Кровь капала на камень и разбрызгивалась во все стороны.
Капец.
Полный.
Не можешь ср… — не мучай жопу, так я всегда говорю. В смысле: ну не получается у тебя попасть в движущуюся мишень, останови колесо, подойди, и перережь горло по-человечески.
И тут до меня дошло: ОНА ЭТО ДЕЛАЕТ СПЕЦИАЛЬНО!
Я опять вспомнила цирк.
Не то, чтобы я любила туда ходить… Но в детдоме нам всё время давали бесплатные билеты — типа, помощь бедным сироткам, — и нас стройными рядами водили на представления.
Только в цирке никого до крови ни разу не пришибли, хотя Колька Хвать и надеялся, что канатоходец сорвётся и шмякнется на землю, или метатель ножей хоть раз не промахнётся, и попадёт-таки в красивую девушку на колесе…
И я закричала — не от боли, от страха: кровь брызгала во все стороны, она попадала на Аннушку, на Тварей… Я просто побоялась, что они озвереют — Твари, то есть. И разорвут нас обеих.
И тут открылся портал. Вряд ли этому поспособствовала моя кровь, просто так совпало.
Из портала вывалился Сашхен — я сразу его узнала, несмотря на то, что был он весь грязный, как чушка, с слипшимися волосами и с безумным взглядом серийного маньяка.
И вот теперь язык меня не послушался…
Я хотела предупредить Сашхена, сказать ему об Аннушке, о Тварях…
Но видать, гадость, которую вколола мне Аннушка, наконец-то добралась до головы: я всё слышала и видела, но на этом — хана.
Болталась на этом дурацком колесе, как дурацкая тряпичная кукла.
Стыдоба, одним словом.
Жуткая стыдоба.
А вот Аннушка, увидев Сашхена, сначала даже испугалась. А кто бы нет? Я бы и сама описалась от страха, но я-то его знаю, как облупленного, и понимаю, что нет на свете чувака более доброго, чем он. Ну, и отмороженного одновременно, этого тоже у Сашхена не отнять.