А я перегнулся через поручень и посмотрел в воду, там мелькали чёрно-зелёные тени… Каждая из них была раз в семь больше нашего катера.
— Не дрейфь, мичман, — промельк белозубой улыбки. — Четыре дизеля, тридцать пять узлов ходу. Хрен они нас опрокинут.
Как только он это сказал, раздался ещё один толчок — теперь вдоль, как если бы некто поднырнул под днище и пытался поднять катер на спине.
Я схватился за поручни, шкипер даже не подумал вынуть рук из карманов. Но теперь он тоже смотрел на воду.
— Кстати, мичман, как ты с РПГ? — деловито спросил он.
— Нормально я с РПГ, — не знаю, почему. Но будил он во мне что-то агрессивное.
— Тогда бегом-марш, — ещё один толчок бросил меня грудью на поручень, от неожиданности я ушиб подбородок. — А я пойду заряжать пулемёт.
Глава 5
— Только думать надо быстро, пока Генькина бабушка не вернулась, — добавила я.
Стёпка, вместо того, чтобы думать, соскочил с табуретки и спрятался под столом. Теперь из-под бахромы на меня вылупились блестящие, круглые от страха глаза.
— Ты знаешь, что это за безобразие, — заключила я. Глаза мигнули. — А мне скажешь?
— Лучше уходи, Маша. Целее будешь.
Я присвистнула. Чтобы домовой обратился вот так, по имени, да ещё и к тому, кто в доме не живёт…
— Значит, не скажешь.
Из бахромы высунулась пушистая мордочка и повела носом из стороны в сторону: он меня предупредил.
И больше разговаривать не намерен.
— Ну и ладно, — я тоже поднялась, накрыла миской остатки пирожков… Точнее, ОДИН оставшийся пирожок, и подхватила рюкзак. — Не хочешь — и не говори. Сама разберусь. Вылезу на чердак и посмотрю, кто такой нехороший там прячется.
Искоса я наблюдала за Растрёпкой.
При упоминании чердака он даже ухом не повёл. Значит…
— Или спущусь в подвал, — продолжила я СПЕЦИАЛЬНЫМ тоном. — Ведь ТАМ оно и прячется, правда, Стёпка?..
Тот фыркнул, как самый натуральный кот, и спрятался за бахрому.
Значит, правда.
Ладно, надо торопиться. А не то и впрямь бабушка вернётся…
Выйдя в подъезд, я опять врюхалась в кисель — показалось, его стало больше. Странно… По логике, раз этой психоплазмы больше наверху — тот, кто её распространяет, должен сидеть на чердаке.
Но Стёпка категорически указал вниз.
Психоплазма — это мой термин. По аналогии с ЭКТОплазмой, только та — материальная, а ПСИХО — ментальная. Это след, который оставляют за собой Твари. Никто его не видит, кроме меня.
Даже Сашхен и Алекс.
Тёть Настя говорит, это мой ДАР — видеть эманации, которые оставляют в пространстве мысли существ.
Насчёт дара не знаю.
Как по мне, ДАР — это когда вокруг темно и туман, и сырость, а потом вдруг РАЗ — и солнышко выглянуло, туман сгинул и тепло сделалось…
Или когда птичка на окно прилетит и скачет по подоконнику.
Или когда ты математику не выучишь, но при этом точно знаешь: спросят. И обязательно спрашивают, но пока ты идёшь к доске, как на Голгофу, звенит звонок…
Про Голгофу Гоплит рассказывал, так что я в курсе, что там было и как.
Спустившись к подвальной двери, я осмотрела замок — он висел на дужке, а сам был открыт.
Значит, кто-то туда лазил, причём, недавно.
Приоткрыв дверь на щелочку, я принюхалась: крысами не пахло.
Плохо.
Если не пахнет крысами, значит, Тварь их уже сожрала.
За спиной я почувствовала дуновение и обернувшись, обнаружила Стёпку. Теперь он ещё больше походил на упитанного кота, потому что стоял на четырёх лапах, а не на двух.
Чтобы домовой покинул вверенное его заботам помещение…
— Ты чего здесь? — присев, я почесала Растрёпке ушки.
— Одну не пущу.
И он решительно скользнул в приоткрытую дверь, только хвост мелькнул.
А ведь ему тоже страшно. Так страшно, что домовой всю ночь колотил по батареям — отгонял Тварь. Но когда я, вопреки его совету, решила спуститься в подвал, он не смог меня бросить.
Отчаянные парни попадаются среди этих домовых. Уважаю.
— Стёпка, погоди, — из двери тотчас высунулась острая мордочка.
— Степан я, — солидно заявил домовой. — Ты идёшь?
— Хорошо, Степан. Погоди скакать, как ошпаренный. Тут с умом надо.
Эх, жалко, Рамзеса нет. Он этих Тварей давит, только хруст стоит.
Распотрошив прямо на лестнице рюкзак, я вытащила Бараша и финку. Ножик пристегнула к петле на поясе джинсов, а Бараша взяла в руку. Дослала патрон, сняла с предохранителя…
Вдруг стало жарко.
Мандраж перед охотой. Адреналин, чтоб его.
Положив Бараша на ступеньку, я содрала с себя кофту, скомкала и запихала в рюкзак. Рюкзак спрятала за штабелем досок у стены — а то пойдёт кто, увидит, что детский рюкзачок на ступеньке валяется, и дверь в подвал приоткрыта…
Вновь взяла Бараша, и прижав руку с пистолетом к груди — как Сашхен учил — вошла в подвал.
Интуитивная стрельба, — так он сказал. Просто смотришь на цель и стреляешь. Не думая, на автомате.
Основано вот на чём: тело человека умеет совершать множество манипуляций, не думая о них. Инстинкт выживания — штука базовая, и если он хорошо развит, мозг сам направит руку с пистолетом в нужное место.
Испытать сию теорию на практике я пока не пробовала. Всё случая не было.
Но сегодня, походу, и вправду мой день.
Подвал был разгорожен на такие клетушки — каждая принадлежала какой-то квартире. Старые велики, банки с вареньем, тряпьё ненужное — жильцы сваливали сюда всё, что мешало.
Пылищи было — жесть.
Под самым потолком вытянулись в ряд узкие, затянутые паутиной окошки. Света они почти не пропускали, но всё лучше, чем ничего: лампочки здесь не горели.
Серые пыльные сумерки. А в них — кисель из психоплазмы. Выглядел он, словно подвал расстреляли из пейнтбольного ружья, только вместо краски шарики наполнили отборными соплями.
Ближние к двери клетушки почти пустовали: кроме мусора, в них ничего не валялось. Зато дальнюю стену — метрах в двадцати — полностью закрывало сваленное в кучу имущество жильцов.
Никакой системы в куче не наблюдалось: варенье из разбитых банок вытекало прямо на шубы, рядом тихо прели солёные огурцы, велик соседствовал со старой швейной машинкой… Из кучи под разными углами торчали удочки, ручки от швабр и деревянные рейки. По полу змеился порванный хобот от пылесоса.
При этом куча производила впечатление живой — она словно бы вздрагивала, дышала и даже негромко хрюкала.
— Ёрш твою медь.
Знаю, что мне так говорить нельзя… Но ничего другого в голову не лезло, кажется, я вообще все мозги растеряла.
Како-демон.
Услышав название в первый раз, я долго смеялась: это кто ж столько накакал, что целый демон получился? Но Гоплит растолковал мне, что так называют существ, созданных из первозданного хаоса.
Здесь и сейчас, первозданным хаосом послужило барахло жильцов. Лёжа в подвале, ненужное, забытое, оно годами накапливало энтропию, и вот наконец-то количество перешло в качество…
Ясен перец, демон успел сожрать всё живое, что имело несчастье оказаться в подвале. Вон, в углу — сухие белые крысиные косточки…
И не только крысиные, — меня передёрнуло.
В одной из клетушек было устроено нечто вроде жилого пространства: лежанка из старых одеял, консервная банка с наполовину сгоревшей свечкой и даже старая потрёпанная книжка, раскрытая на середине…
Бомж. Поселился здесь, в подвале, подальше от людских глаз, а како-демон его сожрал… Человеческая жертва. Она-то и дала толчок инициации Твари высшего порядка, сиречь — демона.
Мануал по демонологии я у Настасьи стащила.
Ну, не то чтобы стащила… Она сама сказала: пользуйся библиотекой. Учись. Только на верхнюю полку не суйся, тебе ещё рано.
Нет, ну кто так делает, а? Конечно же, первым делом я полезла на самую верхнюю полку. Малес малефикарум, Некрономикон, Сефер Бахир… Всё в таком духе.
Я взяла Пандемониум: у него обложка была из человечьей кожи, а на ней — харя с живыми глазами… Нет, правда, они даже двигались! Не так, как на портрете, который, типа, за тобой наблюдает, а по настоящему: вращались в глазницах, как сумасшедшие. Никак нельзя утерпеть — ну, вы меня понимаете…
Пока я размышляла о разном, куча начала шевелиться.
Я остановилась — как раз успела дойти до середины подвала… Но куча шевелилась всё сильнее, в ней прорезалась пасть — пустой деревянный ящик, очень уж плотоядно он крышкой хлопал…
А потом она поползла на меня.
Коротко поразмыслив, я приняла единственно-верное решение: отступить на заранее подготовленные позиции.
Демон — это вам не шутки, это не какая-нибудь Тварь мелкотравчатая, и даже не призрак. Демон — это мать его демон, и справиться с ним, загнать в небытие, может разве что, отец Прохор, или ведьма Настасья.
Надо выбираться наружу, хватать телефон и звонить по горячей линии полковнику Котову: когда како-демон проголодается в следующий раз, он пойдёт по квартирам. Если не пойдёт сейчас. Кажется, я его разбудила…
— Степан, уходим!
Подвальная дверь захлопнулась, толкнув меня порывом пыльного ветра.
В первый миг я решила, что это сбежал домовой — закрыв меня в подвале, но тут же устыдилась такой нехорошей мысли: толстый кот стоял на задних лапах впереди меня и царапал воздух передними, грозно оскалив острые и совсем не маленькие зубки.
Хвост его выписывал грозные восьмёрки, из пасти летело совсем кошачье шипение:
— Не пущщу… Сстой, или ухходи…
И како-демон остановился — у меня радостно ёкнуло сердце.
Но только для того, чтобы подтянуть ближе руку-лапу, состоящую из швабры и комка рыболовных крючков, запутавшихся в леске.
Демон вырос до потолка, осколки банок поблёскивали в его туше, как недобрые жадные глазки, пасть беззубо хлопала крышкой деревянного ящика…