– Давайте пристанем к берегу, – сказала она.
– Мы на месте? – хрипло спросил Герман.
– Нет. Но нужно сохранить силы для дальнейшей авантюры. И время идет. Я думаю, нам нужно бросить лодку и попробовать пройти по мелкой воде вдоль берега пешком.
– Может, вы и правы. – Он направил лодку к берегу. Они выбрались на траву и некоторое время просто сидели на берегу, переводя дыхание. За их спинами в тени деревьев возвышался чей-то дом. Несколько раз они опасливо оглянулись на темные окна и не рискнули долго отдыхать.
– Будем надеяться, что в дно не понатыкано каких-нибудь столбов, – пробормотала Лана.
Герман разулся. Сунул носки и ботинки в карманы, подвернул брюки и шагнул в воду.
– Прохладненько, – пробормотал он, – но не смертельно.
Лана, следуя его примеру, сняла балетки. Сунула их в сумку. Подумав, быстро стянула чулки. Голые ноги высохнут быстрее. Вода оказалась не просто холодной – она была ледяная, и Лану затрясло, а вскоре она перестала чувствовать ноги.
Пробираясь вдоль самого берега, где-то по колено в воде, где-то по щиколотку, они миновали еще два участка. К счастью, никаких засад и колючек на дне реки не обнаружилось. На одном участке забор вообще не доходил до воды, и, прошлепав по мокрой траве, спутники оказались на ухоженной лужайке соседей. Поглядев на дом, Лана остановилась.
– Кажется, мы пришли, – неуверенно прошептала она.
– Кажется? А нельзя чуть больше определенности?
– Ну… В темноте все всегда выглядит немного по-другому, правда?
Герман оглядел лужайку и темный дом.
– Вы же сказали, что на поляне у воды были столы. А кругом ленты, шарики и прочее…
– Да, но кейтеринговая служба могла все убрать… Это сейчас быстро.
– Однако что-то же должно было остаться…
Через некоторое время они все же углядели несколько примет недавнего торжества: над входом в дом осталась гирлянда из серебристых воздушных шариков. Около дверей стояло несколько коробок, с высокого бука свешивались ленточки: то ли букет запутался в ветвях, то ли остатки какого-то украшения.
– Ага, похоже, добрались, – прошептал Герман.
Держась в тени забора, он двинулся к дому. Все окна особняка были темными, надо полагать, что, проводив молодоженов и гостей, хозяева отправились спать. Лана, ежась от страха и холода, шла за мужчиной. Вот и дом и стеклянные двери.
– Теперь показывайте, в какой стороне, по-вашему, спальня с купидоном, – велел Герман.
Лана махнула рукой:
– В левом крыле.
– Двери на фотоэлементах? – поинтересовался он, продолжая держаться в тени и внимательно оглядывая вход.
– Вроде да… Они были открыты весь день, и я не знаю точно. Ручек не заметила.
– Ну да, ну да.
Мужчина хмурился. Камеры не видно. Может, видеоконтроль только у парадного входа? Тогда, если ступить на вот эту площадку перед входом, двери с приветливым шуршанием разъедутся. И весьма вероятно, еще и свет включится. М-да… так можно и хозяев разбудить. Он оглянулся: Лана, прислонившись к стволу толстой липы, надевала балетки.
– План такой, – сказал Герман. – Вы сидите здесь и ждете меня. Если авантюра удастся, я все сделаю тихо, вернусь быстро, и мы пустимся в обратный путь. Если нет… то есть если я разбужу хозяев и они поднимут шум, то я попрошу вас вмешаться, не дать им вызвать полицию и заступиться за меня. И тогда, думаю, нужно будет признаваться во всем. Договорились?
– Хорошо. – Лана послушно кивнула.Герман бесшумно приблизился к дому, но, к удивлению Ланы, не подошел к стеклянным дверям, а двинулся в обход, намереваясь обогнуть дом. Оказавшись под стеной, он поднял голову и удовлетворенно хмыкнул: вот и пожарная лестница перед маленьким балкончиком, на который ведет дверь, и, если он хоть что-то понимает в людях, всю жизнь живущих по правилам, дверь эта не заперта, если в доме есть хоть один человек, потому что по правилам пути эвакуации на случай пожара должны быть открыты. Внимательно оглядев стены и ограду и не обнаружив никаких следов камер наблюдения, Герман поднялся по лестнице и нажал на дверную ручку. Как он и ожидал, дверь оказалась не заперта. Темный коридор кончался светлым пятном холла. Неслышно ступая босыми ногами, он добрался до второй двери и улыбнулся: ручка действительно оказалась справа, в то время как остальные двери выглядели стандартно, то есть были приспособлены под правшей. Молодец Лана! Наблюдательная женщина! Вообще-то красивая и желанная женщина. Да… Если бы кто-нибудь еще вчера сказал Герману, что, едва избегнув смерти от рук киллеров, он совершенно добровольно ввяжется в авантюру, чреватую неприятностями с немецкой полицией, он ни за что бы не поверил. И вот пожалуйста: увидел ее красивые, полные слез глаза, сам придумал совершенно дурацкий план и как мальчишка бросился спасать прелестную незнакомку! Да еще без всяких шансов на вознаграждение. Герман вздохнул и тут же одернул себя: он в чужом доме. Сейчас не время анализировать собственные эмоции, нужно сосредоточиться.
Герман повернул ручку и вошел в спальню Евы, прикрыв за собой дверь. Он остановился у порога, внимательно оглядывая просторную комнату. Огромное окно и балконная дверь, занавешенные легкой полупрозрачной органзой, пропускали достаточно света, чтобы разглядеть портьеры в дальнем углу, маскирующие вход в другое помещение, резной шкафчик, полный безделушек, изящное бюро, на котором стоял ноутбук, антикварного вида резной комод и, наконец, просторную кровать под пышным балдахином. Само собой, Герман углядел и угловую консоль на гнутых ножках, на которой расположился тот самый купидон. Герман выждал несколько минут, но с кровати не доносилось ни звука. Мужчина сделал несколько шагов, инстинктивно обходя самое светлое место в комнате и держась ближе к стенам и мебели. Оказавшись перед консолью, взял в руки статуэтку. Ангелочек оказался тяжелым. Герман пристроил его под мышку и так же медленно и осторожно двинулся обратно к двери. Он был подле портьер, когда со стороны кровати донесся глубокий вздох и шорох. Поскольку, по словам Ланы, комната принадлежала сестре свежеиспеченного мужа по имени Ева, Герман замер и горячо пожелал, чтобы Ева не просыпалась. Спи, мысленно приказывал он, спи. Смотри хорошие сны. Спи крепко.
Но Ева села на кровати и густым со сна голосом позвала:
– Ханс, это ты? Ты приехал? Дай мне водички, пить хочу.
Герман принялся судорожно озираться. Можно спрятаться за портьеры и сделать вид, что в комнате никого нет. Может, девушка решит, что ей все приснилось, и уснет обратно. Однако, если ее действительно мучит жажда, она может встать, зажечь свет, пойти за водой и… кто знает, что за портьерами. Шкаф? Или вход в ванную комнату? Скорее всего. А если она в туалет захочет?
Осторожно поставив купидона на пол, Герман подошел к кровати, взял с низкого резного столика бутылку воды и, чуть отодвинув полупрозрачный полог, протянул бутылку девушке.
Теперь он смог разглядеть хозяйку комнаты и подумал: а ведь Лана забыла упомянуть, что Ева девушка симпатичная. А лунная ночь сделала из нее красавицу. Герман замер, глядя на разметавшиеся по темному шелку постели светлые волосы, милое личико с правильными чертами, женственное тело, едва прикрытое шелковыми простынями, – Ева спала нагишом. Сегодняшнее приключение взвинтило нервы, близость Ланы вызывала приятное возбуждение, но теперь, при виде красивой обнаженной женщины, Герман почувствовал себя как тот рыцарь, который набрел в пещере на спящую красавицу. И даже гномов рядом нет…
Ева села на постели, не открывая глаз, сделала пару глотков из бутылки и сонно позвала:
– Ханс, иди ко мне.
Герман уже снимал с себя одежду. Он даже не подумал о том, что женщина легко опознает чужого. Единственное, на что хватило его здравого смысла: ныряя в кровать, он дернул ленту и закрыл парчовый полог.
Ева, через пару минут окончательно проснувшаяся и осознавшая, что обнимает ее отнюдь не Ханс, широко раскрыла глаза. Но разглядеть ничего не смогла: под тяжелым парчовым пологом было совершенно темно. Будь незнакомец менее приятен на ощупь и не столь умел и страстен, она, может, и позвала бы на помощь или стала бы сопротивляться. Однако темперамент и искушенность ночного гостя далеко превосходили все, чего ей когда-либо удавалось добиться от Ханса, а потому девушка предпочла промолчать и с жаром отдалась ласкам незнакомца.
Герман ждал, пока Ева заснет. Но она лежала в его объятиях, и сна у девушки не было ни в одном глазу.
– Ты придешь завтра? – спросила она.
Герман молчал. Что сказать? Что в жизни мошенника международного класса нет места прочным отношениям? Что он ее не знает и поддался минутному порыву? Что он уже сожалеет о безумстве, которое поставило под угрозу и его собственную безопасность, и безопасность той милой женщины, которая мается во дворе? Он уткнулся носом в волосы Евы. Нет, он не жалеет о проявленной слабости. И да, он хочет прийти еще и еще раз.
– Я приду, если ты не станешь ни о чем спрашивать, – сказал он.
Некоторое время девушка молчала. Само собой, она уловила иностранный акцент в речи мужчины. И загадочность гостя должна бы ее напугать, но… но Ева засмеялась и сказала:
– Хорошо, мой Лоэнгрин, я не буду ни о чем спрашивать. Я не хочу потерять своего лебедя.
– А? Я не понял… – растерялся Герман.
– О, ты не знаешь эту историю? – Ева положила голову на плечо любовнику и принялась рассказывать: – Было это давным-давно. Умер старый герцог Брабанта и Лимбурга, оставив наследницей своих владений дочь Эльзу. Оживились все благородные холостяки герцогства. Не может юная девушка стать настоящей правительницей, значит, ей нужен муж. Многим успела отказать прекрасная Эльза, когда прибыл в замок рыцарь Тельрамунд и объявил, что старый герцог давным-давно пообещал ему руку Эльзы.
Эльза боялась грозного рыцаря, но не желала идти за него замуж и рассердилась, услышав такую наглую ложь. Каждый из них обвинил другого в клятвопреступлении. Рассудить их прибыл в замок Анвер король Генрих Птицелов. И решил король так: тот, кто верит в правдивость и невиновность Эльзы, должен сразиться за нее с герцогом Тельрамундо