От Тяпы пришлось-таки закрыть дверь, а вот Туман ушел сразу и безропотно, и, посмотрев ему вслед, Женька с болью подумала, что он достоин гораздо лучшей жизни, этот нетребовательный и благородный пес, а она почти ничего не может ему дать при своей нищенской зарплате. Хорошо еще, что не держит впроголодь. Тут весьма кстати вспомнилось, что осталось кое-что от Алиного угощения, и Женька, разложив содержимое пакета по собачьим мискам, отнесла их в комнату. После этого она начала разбирать коробки с единственной целью — выявить скоропортящиеся продукты и убрать их в холодильник. Предусмотрительный Загоров-старший не упустил из виду ни одной мелочи: в коробках были и средства гигиены, и белье, и заварка, и хлеб в специальной упаковке, и множество всевозможных консервов, а также полуфабрикаты и несколько видов колбасы. Наверное, ее запах и привлек внимание собак, подумала Женька, убирая ароматные батоны в холодильник. Потом ей пришло в голову, что полуфабрикаты все же надо будет как-то готовить. Но как? И что вообще ест этот мирно спящий сейчас Владлен… то есть Влад? При мысли о нем Женька вздохнула. Он спал, а у нее сегодня снова выдалась почти бессонная ночь. И скоро снова надо будет идти убирать парк. Все как обычно. Понимая, что время не стоит на месте, Женька принялась за стряпню. После долгих колебаний решилась потушить картошки с сушеными грибами и привезенным мясом, и когда все было готово, заглянула к своему гостю. Он уже успел проснуться, его холодные глаза снова изучающе уставились на Женьку.
— Привет, — сказал он ей. — С утра пораньше уже на ногах? А я вот пытался встать, да голова начала кружиться, прямо как у кисейной барышни.
— Неудивительно, учитывая, сколько из тебя вытекло крови. — Женька подошла к нему, проверила дренаж, как ее учили, потом сообщила: — Надо сделать укол, а после принесу тебе завтрак. Надеюсь, от сегодняшнего ты нос воротить не станешь…
И действительно, ел он в этот день с аппетитом. И картошку, и чай с бутербродами. Причем чай попросил Женькин, травяной. Она и сама предпочитала его не только потому, что приходилось экономить каждую копейку, а за его терпкий вкус, за медовый аромат. И пока Влад пил его у себя, она, накормив собак, с не меньшим удовольствием потягивала его на кухне, со своими сухарями, даже не прикоснувшись к чужим привезенным запасам. Сидела и думала, с чего начинать сегодня рабочий день, когда услышала оклик из комнаты:
— Женя!
Подумав, не случилось ли чего, она метнулась в его комнату, перепрыгнув у порога через Тумана, по-прежнему караулившего гостя, и… застала совсем уж неожиданную картину. Влад полулежал на диване, и тут же, рядом с ним, на диване сидел Тяпа. Трусишка Тяпа, даже на метр не подходивший к кому-то чужому. При виде Женьки он чуть поджал уши, приподнялся, виновато вильнул своим куцым хвостом. Но Влад нежно потрепал его по шее, и он уселся на место.
— Принеси нам, пожалуйста, еще колбасы, — попросил Влад.
— Кому это — вам? — спросила Женька, уничтожающе глядя на мелкого предателя, начавшего под ее взглядом еще уменьшаться в размерах.
— Да хватит тебе над собакой издеваться! — заметив это, пробасил Влад. — Ну чего ты от него, от мелкого, хочешь? Чтобы он был задрессирован точно так же, как твой Туман? Тот, когда я его позвал, только носом повел и отвернулся, так что можешь гордиться результатами своей дрессировки.
— А я и горжусь, — сказала Женька, тоже отвернувшись, чтобы встретиться глазами с верным кавказцем. Что толку было рассказывать этому малознакомому человеку, через какую «дрессировку» прошел Туман? — Сейчас все тебе принесу. Ты подумай, что еще нужно, потому что скоро я уйду на несколько часов, мне необходимо работать.
— Да вроде больше ничего… — Он обвел глазами комнату. — Вот если бы до телевизора как-нибудь добраться.
— Не получится, у меня его нет, — известила Женька.
— То есть как? Совсем? — изумился он.
— Был когда-то, старый, да то ли сгорел, то ли просто пора пришла на свалку.
— Господи, да как же ты живешь? В этой глуши, в этой будке, да еще и без телевизора?
— Глушь меня вполне устраивает. А что до телевизора, то по нему в последнее время и смотреть-то было нечего. Одни мыльные оперы да мордобой, так что невелика потеря.
— А ты что предпочитаешь? Чтобы показывали, как в старые времена, фильмы про любовь доярки и тракториста? — насмешливо поинтересовался он.
— А хотя бы и про них, — серьезно ответила Женька. — Тогда, как ты правильно заметил, показывали про любовь. В тех фильмах любили, а в нынешних занимаются любовью.
— Идиотское выражение, терпеть его не могу, — скривился он.
— И правильно, — согласилась Женька. — Идиотское и совершенно нелепое, как и почти все, что я в последнее время видела по телевизору. Поэтому я и не жалею о том, что он сломался. Если хочешь, у меня есть книги. Ну а если тебя они не устраивают, то можно еще посмотреть интересный сон, но это уж как повезет.
На всякий случай Женька принесла в комнату несколько книг. Хороших старых книг, купленных на распродаже у бомжей, выбранных там, как золотые зерна из песка, потому что в книжном такие Женьке были не по карману..
— Вот, — сказала она, — если будет настроение… Ну а мне пора.
Домой Женька вернулась пораньше, несмотря на то, что весь огромный парк заваливало листьями, да и после погулявших гостей убрано было еще не все. Но к обязанностям по работе теперь примешивалось еще и бремя домашних забот: подать, убрать, а главное — опять приготовить. И потому Женька, едва только Аля укатила из особняка на своем велосипеде в город — а выезжала она теперь пораньше, чтобы успеть домой засветло, — тоже бросила все и пошла, ломая по дороге голову над вопросом об ужине. У самого крыльца она остановилась, окинула взглядом холмы, глубоко вдохнула по-осеннему холодный, пряно пахнущий увядающей листвой ветер. Если бы не Влад, она сейчас снова махнула бы с собаками в лес. Но вместо этого отперла дверь и перешагнула через порог, готовясь к новым просьбам, вопросам и капризам совершенно чужого, навязанного ей в жильцы человека. А вот Тяпа, судя по всему, придерживался насчет гостя совсем другого мнения, потому что, как только Женька ополоснула ему лапы, сразу побежал в дальнюю комнату, докладывать о том, что они пришли.
Когда и Женька вошла туда, Влад сидел, поставив ноги на пол.
— Ты что, снова пытался встать? — спросила она.
— Почему же пытался? Я вставал, — ответил он. — Никогда и ничего не пытаюсь дважды. Если не получается с первого раза, то со второго делаю во что бы то ни стало.
— Характер у тебя… — пробормотала Женька. — Не поддашься и не уступишь. А нужно будет, так и по трупам, наверное, пройдешь?
— Не знаю, пока не доводилось, — ответил он. — И потом, это еще смотря по чьим.
У Женьки так и вертелся на языке вопрос: а что они собираются сделать, он и его отец, с теми, кто охотился за ним? Но она предпочла все же не спрашивать об этом, а перевела разговор на другую тему:
— На ужин-то что тебе приготовить?
— Да что угодно, — пожал он плечами. — Теперь тебе ведь есть из чего фантазировать? Но это подождет, а пока скажи: в этой твоей будке есть хоть какой-нибудь умывальник?
— У меня ДОМА, — Женька подчеркнуто сделала ударение на последнем слове, — есть душевая комната. Переделана из старой летней душевой кабинки для отдыхающих. Вашу светлость такое устроит?
— Нашу светлость уже устроит все, что угодно. — Он даже глазом не моргнул, заметив Женькин сарказм. — Поможешь мне туда добраться?
— Попытаюсь, — с сомнением ответила Женька. — Ты что, мыться собрался? А как же повязка и дренаж?
— Да ну их к черту, что с ними будет? — Приподняв упомянутую бутылку, Влад тяжело поднялся.
— Подождал бы ты хоть до завтра, — нерешительно произнесла Женька, сомневаясь, что он сможет дойти.
— Все, проехали, — ответил он нетерпеливо и раздраженно. — Либо ты поможешь мне, либо покажи, куда идти, сам доползу.
Женьке ничего не оставалось, как ухватить его под руку и провести через обе комнаты. Вела она его, как пьяного, помогая сохранять равновесие — от слабости его шатало, пот струился по лицу. И это совсем не улучшило его настроения. Поэтому, когда Женька еще раз попыталась заметить, что лучше бы он пока отлежался, он процедил сквозь зубы, ухватившись за дверной косяк душевой:
— Женька, помолчи!
— Ну а как ты мыться-то будешь, если тебе даже левой руки не поднять?! — взорвалась, в свою очередь, выбитая за эти два дня из своей привычной колеи Женька. — Или, может, мне вместе с тобой еще и туда зайти?
Успев отдышаться, он окинул ее откровенно издевательским взглядом:
— А это было бы совсем неплохо.
— Ну… — Женька вспыхнула, на какое-то время лишившись даже дара речи. — Да иди ты знаешь куда?
— В душевую, — ответил он, даже не пытаясь скрыть блестевшей в глазах насмешки. — А ты, будь любезна, табуретку мне туда принеси. Есть табуретка в этой твоей… обители?
Паузу он сделал намеренно, поняла Женька, но не стала доставлять ему удовольствия, показывая свое возмущение, просто молча принесла и поставила названный предмет, после чего холодно сказала:
— С остальным, я думаю, сам разберешься. Полотенце абсолютно чистое.
Пока он мылся, Женька, немного успокоившись, перестелила его постель, на которой оказалось множество крошек спекшейся крови, достала ему чистую одежду из привезенных вещей. Теперь она понимала, что его желание выкупаться было не простым капризом, потому что мало приятного лежать, когда тело покрыто засохшей кровяной коркой. Но все равно он раздражал ее, и очень сильно. Своим пренебрежением к ее кукольному домику, укрывшему его в роковую ночь, своими насмешками, своим легко читаемым чувством превосходства. В нем не было такого холодного высокомерия, как в его отце, но все же он был человеком иного образа жизни, иной среды, и это чувствовалось во всем: в его взглядах, в речи, в звучании голоса. Воспитанная в интеллигентной семье, Женька тонко улавливала эти нюансы.