— Здравствуйте, мои лапушки, — прошептала она, приближаясь к соснам, которые, вопреки своему обыкновению, не спали этой зимой, лишившись покоя с первыми звуками бензопилы. — Я снова иду на вырубку.
Она замолчала, ожидая, как обычно что-то почувствовать в ответ. Но ответом ей стала полная тишина. Ни шелеста игл или снега, ни скрипа стволов, ни движения каких-либо эмоций — ничего! Женька замерла от неожиданности, как будто натолкнувшись на стену, и растерянно оглядела своих любимиц:
— Хорошие мои, да что случилось?! Чем вдруг я провинилась перед вами? Своими отношениями с Владом? Но он не заставит меня забыть о вас, нет! Я уже научена горьким опытом, да и знаю, что у нас с ним все ненадолго, в то время как с вами вместе я жила и буду жить. Неужели вы будете столь жестоки, что не простите мне этого зыбкого счастья? Не отторгайте меня, я прошу вас!
Она снова затихла, вслушиваясь, всматриваясь, пытаясь ощутить то дружеское присутствие, которое ощущала всегда, оказываясь среди своих деревьев… А вместо этого внезапно начала испытывать необъяснимый, почти животный страх. Страх окружил ее, давящим холодом навис сверху, застыл прямо за спиной, шевеля волосы на затылке. Женька в ужасе оглянулась, но он не отступил, повторяя за ней ее движения. Впервые за все время своей жизни здесь Женька ощутила себя не частью окружающего ее мира, а крошечной песчинкой в огромном и чужом пространстве. Холодная тьма и пустота окружала ее, многие километры пустоты. И тени, которых Женька никогда прежде не замечала, таились за деревьями, как хищники, еще больше пугая ее своим враждебным присутствием. Напрасно Женька пыталась взять себя в руки, как-то совладать с охватившим ее чувством — оно было непреодолимо. Замирая от страха, она все же попыталась продолжить свой путь, но не успела сделать и двух шагов, как тень за ближайшей сосной вдруг шевельнулась, как будто устремляясь к ней. И Женька, не выдержав, отпрянула назад. Съежившись, она пятилась, глядя на свои сосны полными ужаса и мольбы глазами, но они, черные великаны, оставались холодны и безмолвны. Они словно отвернулись от нее, и лишь неподвластный рассудку страх оставался с ней, нарастая с каждой минутой. Теперь уже одна мысль о том, что она, совершенно одна, могла столько раз бродить по ночному лесу, свободно углубляясь в него на многие километры, приводила Женьку в еще больший ужас. Продолжая медленно отступать, она вернулась к озеру, осознавая, что не сможет сегодня заставить себя пройти через лес, через таящиеся там тени и чье-то враждебное присутствие.
Лишь когда Женька добралась до ворот, страх перестал сжимать ее своим ледяным обручем, так что она смогла наконец глубоко и свободно вздохнуть. Напряжение отпустило спину, обостренные до предела зрение и слух вернулись к своему нормальному состоянию. Но, глядя на отделяющую ее от озера полосу заснеженного асфальта, Женька поняла, что ни за что не решится пересечь ее сегодня еще раз. А вместе с этим пониманием на нее нахлынуло чувство огромной потери.
— За что? Почему вы так со мной? Разве могла я даже предположить, что вы когда-нибудь от меня отречетесь? — сдавленным от слез голосом спрашивала Женька, глядя на угадывающуюся вокруг озера черную гряду поросших деревьями холмов. — Ну а если я завтра расстанусь с Владом, вы измените свое отношение ко мне? Это будет огромной жертвой с моей стороны, но я согласна ее принести ради того, чтобы не потерять вас.
Но деревья оставались безмолвны. Женька так и не дождалась от них ответа, хотя стояла долго, очень долго, не в силах вернуться домой.
С утра разбуженная будильником, Женька едва подняла голову от подушки. Голова была тяжелой, глаза горели от пролитых ночью слез. Двигаясь, как автомат, опустошенная и разбитая, она делала свои обычные дела, лишь повинуясь необходимости, — застелила постель, умылась, оделась, накормила собак. Потом, взяв Тумана на поводок, повела собак на прогулку перед тем, как идти убирать парк. Спустившись с крыльца, Женька, вопреки обыкновению, не подняла глаз на холмы. Ей было страшно натолкнуться еще раз на холодное безмолвие леса. Но словно кто-то невидимый вдруг коснулся ее, побуждая побороть этот страх, сердце взволнованно забилось. Женька вскинула голову, и первым, что бросилось ей в глаза в предрассветных сумерках, были две человеческие фигуры. Двое мужчин двигались от одного из ближайших холмов через озеро в сторону вырубки. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, откуда они возвращаются. Женькино лицо просияло. Она метнулась к воротам, глядя на свои деревья.
— Так вот почему вы не пропустили меня! — обратилась она к ним дрожащим от избытка чувств голосом. — Вы знали, что эти двое устроили засаду где-то на моей тропинке, и не дали мне попасться к ним в руки!
Лес словно улыбнулся ей в ответ. Что-то коснулось ее души, отчего она вдруг согрелась, точно так же, как согреваются замерзшие руки, протянутые к огню очага. Женькины деревья снова были с ней, и на всю ее любовь к ним они, как и прежде, отвечали взаимностью. И жалели о том, что вынуждены были так поступить с ней накануне, но они не могли предупредить и уберечь ее иначе.
— Господи! — заломила руки Женька. — А я уж вообразила себе невесть что! Вы же просто спасали меня! Спасали как могли! Так Влад здесь ни при чем?
— Нет, — отвечали деревья. — Пользуйся тем, что тебе послала судьба, черпай пригоршнями от ее щедрот, пока не иссяк этот созданный ею источник. Мы можем тебя понять и рады за тебя.
— Спасибо вам! — Не имея возможности обнять все свои деревья, Женька добралась до ближайшей сосны и прильнула к ее стволу, глядя снизу вверх на заснеженную крону счастливыми глазами. — Спасибо за все! Теперь я буду знать, что на тропинке может быть опасно, и буду ходить в обход. И уже сегодня вечером, обещаю вам, я снова буду на вырубке. Я пойду туда сразу же, как только расстанусь с Владом, — никто и ничто не заставит меня забыть о вас и о вашей беде. Даже он.
Верная своему обещанию, вечером Женька ждала Влада не только потому, что ей не терпелось увидеть его, но еще и потому, что отправиться в свой поход она могла только после его отъезда. Уже часов с пяти она беспрестанно выглядывала на дорогу в надежде увидеть сверкающий темный «Лендкрузер», но время шло, а он все не появлялся. С наступлением темноты Женька перестала выбегать на улицу, зная, что теперь заметит скользнувший по стене свет фар. Но свет тоже не спешил появляться. Вскоре Женька уже и не знала, что ей думать — то ли Влад не смог, то ли передумал и не захотел приехать, то ли с ним снова что-нибудь случилось. Эта последняя мысль особенно пугала ее. Но поскольку узнать ничего конкретного Женька все равно сейчас не могла, то все, что ей оставалось в этот вечер, — это просто смириться с мыслью, что он не приедет. И в десятом часу, понимая, что вряд ли есть смысл ждать дальше, она, огорченная и встревоженная, начала собираться на вырубку. Еще раз проверив собранную накануне сумку, в которой, помимо всего прочего, лежали купленные на рынке у бомжей «кошки», какими обычно пользуются влезающие на столбы электромонтеры, Женька оделась и, зная, что будет отсутствовать несколько часов, перед уходом повела на улицу собак.
Она только успела выйти на крыльцо, как в глаза ей ударил свет фар неслышно проехавшей через открытые ворота машины. Это было настолько неожиданно, что Женька испугалась, вместо того чтобы обрадоваться, — ведь мыслями она была уже не здесь, а в лесу, и, что самое главное, появись Влад на каких-то полчаса позже, он застал бы Женьку на этом самом крыльце уже не с собаками, а с сумкой. Тогда ей крайне трудно было бы объяснить ему, куда это она собралась на ночь глядя, особенно если ему взбрело бы в голову заглянуть в эту сумку, содержимое которой было достаточно красноречиво для того, чтобы выдать Женьку с головой.
Между тем Влад вышел из машины и направился к крыльцу. Туман, узнав гостя, соизволил вильнуть хвостом. Однако почти сразу насторожился, и когда Влад подошел, Женька поняла почему: от него пахло спиртным.
— Привет, котоежик, — улыбнулся он. — Вы что, гулять собрались? Не поздновато ли? Жень, я же тебя просил…
— Мы только до озера и обратно, — ответила Женька, теперь даже не зная, тревожиться ли ей, досадовать или радоваться его появлению. — До этого не выходили, ждали тебя. А тебе, наверное, уже не стоило сегодня приезжать. Я же говорила, что пойму, если ты не сможешь приехать.
— А я вот взял и смог. Специально по этому случаю не позволил себе перебрать на деловом банкете, вылившемся в большую пьянку, и ускользнул оттуда в самый разгар веселья. Теперь там все люди — братья, и никто уже не заметит моего отсутствия. А вот раньше было никак, так что не обижайся, Жень.
— Я не обижаюсь, — ответила она, улыбнувшись, вопреки все еще снедавшей ее тревоге. — Ты заходи пока в дом, а я сейчас, буду буквально через пару минут.
— Ну собиралась-то ты явно не на пару минут, — сказал он, скользнув цепким взглядом по ее одежде.
— Нет, не на пару, — согласилась Женька, в очередной раз удивившись его наблюдательности и мысленно порадовавшись тому, что поставила сумку в укромный уголок в прихожей, а не бросила неосмотрительно на виду.
— Ну так пойдем тогда. — Он обнял ее одной рукой за плечи. — Выгуляешь своих собак, а заодно и меня вместе с ними, потому что мне совсем не повредит легкое проветривание.
— Не ездил бы ты в таком виде, — направляясь вместе с ним к воротам, проговорила Женька.
— Жень, давай ты мне не будешь давать подобных указаний, договорились? — как можно мягче сказал он в ответ.
— Я не указываю, я просто за тебя боюсь, — призналась она.
— Не стоит. — Его рука ласково скользнула по ее плечу. — Езжу я достаточно хорошо для того, чтобы не натворить бед, — наоборот, пьяным становлюсь гораздо осмотрительнее, делая скидку на свое состояние. Ну а на все остальные случаи жизни я с известных тебе пор вожу с собой пистолет.
— Им еще надо суметь воспользоваться, — заметила Женька.