— Я сейчас твою скотину прибью! — и кинулся ловить перепуганную собачонку. Ярость придавала ему сил, и двигался он весьма быстро, несмотря на то что был пьян.
Дианка, растерявшись, заметалась между зарослями, не зная куда бежать.
— Дианка, ко мне! — закричала Женька. Услышав зов, собачонка попыталась проскочить мимо своего преследователя, но тот, не давая ей убежать, начал швыряться камнями. Не дожидаясь, пока хоть один из них попадет в свою цель, Женька кинулась на помощь окончательно запуганной и растерявшейся Дианке. Она подбежала к мужику и встала перед ним, закрывая собаку собой. Он бросил камень через Женькино плечо, едва не зацепив потерявшую бдительность собачонку. Дианка кинулась вдоль края зарослей, и мужик, резко отпихнув Женьку, ринулся к ней, пытаясь схватить. Он навис над маленькой дворнягой всей своей массой, протягивая к ней руки. И тут Дианка, вместо того чтобы попытаться прошмыгнуть мимо, вдруг остановилась, глядя на него огромными испуганными глазами, поджав хвост и прильнув к земле. Женька видела: еще миг — и мужик схватит собачонку. Не нужно было гадать, что он сделает, когда она окажется у него в руках, — все было написано на его красном, потном и перекошенном лице с мутными и злыми глазами. И тогда, понимая, что медлить больше нельзя ни секунды, Женька бросилась собаке на помощь, схватив первую попавшуюся под руку палку. Женька вцепилась в нее, понимая, что не сможет ничего сделать голыми руками. В ее намерения входило ударить мужика, чтобы дать Дианке возможность убежать. Но вышло так, что у массивной и твердой палки оказался остро обломанный конец, и каким-то образом — Женька и сама не знала, каким — он воткнулся мужику в его толстый, нависающий над брючным ремнем живот. Вначале Женька ощутила какое-то сопротивление, потом услышала очень тихий, но заставивший ее передернуться хруст. И, не успела она еще толком ничего сообразить, как палка в ее руках подалась, куда-то уходя, а на руки хлынула отвратительно теплая чужая кровь…
Ощущение было настолько реальным, что ушедшая в воспоминания Женька вздрогнула, взглянув на свои руки. Потом, чтобы окончательно прогнать его, сняла перчатки и протерла руки снегом. Пальцы заломило, но сразу стало легче. Набрав еще немного снега, Женька протерла и виски. Бессонная ночь и нервное напряжение давали о себе знать все сильнее. И воспоминание о роковом дне продолжало настойчиво виться в сознании, словно навязчивая муха. Женька снова видела безумный, животный страх в глазах мужика — его агрессия исчезла без следа, как только он понял, что с ним случилось. Слышала его отвратительный, по-бабьи слезливый вой. Первым Женькиным порывом при виде случившегося было убежать. Но она не смогла бросить человека в беде, даже такое дерьмо, как этот. Поэтому она тащила его до дороги, почти на себе, выбиваясь из сил, поскольку сам он еле двигал ногами, и слушала при этом его отвратительный скулеж. Он скулил почти непрерывно — пока Женька волокла его, пока укладывала на обочину, пока ловила попутную машину. И пока ждала «Скорую», поскольку остановившийся водитель отказался взять к себе в автомобиль окровавленного мужика, но пообещал прислать помощь. Лишь когда «Скорая» приехала и мужика стали укладывать на носилки, он перестал скулить, а вполне внятно начал жаловаться на то, что вот из-за какой-то паршивой собаки… Когда Женька услышала это, первым ее побуждением было отхлестать его по толстым щекам. Но, преодолевая это желание, уже не раз посещавшее ее еще во время пути, она просто склонилась над мужиком и прошипела ему в лицо:
— Заткнись! Если не заткнешься, я скажу, что ты пытался меня изнасиловать, а я защищалась. Кому скорее поверят — тебе, жирному пьянице, или такому ангелочку, как я?
И он заткнулся. Сверлил Женьку взглядом до тех пор, пока его не закатили на носилках в машину, но больше не сказал ни слова.
Сразу после того, как мужика увезли, Женька снова вернулась в лес, к скрывающейся там реке. Забравшись на низко склонившееся над водой дерево, она долго отмывалась — мыла лицо и руки, застирывала от крови одежду, заодно стараясь прийти по мере возможности в себя, прежде чем возвращаться домой. И никак не могла отделаться от запаха. Но в тот раз это был не запах крови, запомнившийся Женьке гораздо позже, а зловоние потного тела, смешанное с перегаром.
Больше Женька никогда не видела того мужика, только позвонила на следующий день в больницу, узнать, как он себя чувствует — ей хотелось быть уверенной в том, что она не является виновницей чьей-то гибели. Но навсегда осталось в памяти ощущение хлынувшей на руки крови, а еще — осознание совершенного преступления, при мысли о котором у Женьки до сих пор сжималось внутри, как опаленный огнем цветок.
Остановившись у ворот, Женька в последний раз оглянулась на озеро. Дышала она часто, и сердце колотилось сильнее обычного, но причина была совсем не в быстрой ходьбе, а в воспоминаниях как о сегодняшнем дне, так и о делах давно минувших. Женька была вынуждена словно бы пережить все заново, весь ужас тех леденящих минут. И снова слышала глухой звук нанесенного сегодня удара. Глядя на далекое бледное зарево над холмом, она спрашивала себя, нашли ли уже того мужика, очнулся ли он и все ли с ним в порядке. В этот раз она не могла позвонить в больницу, чтобы узнать о его состоянии, и ей оставалось только надеяться, что все обойдется.
9
Женька так и не узнала, насколько серьезными были последствия устроенного ею пожара, но затишье на вырубке длилось после этого целых шесть дней. И если бы ее не преследовало воспоминание о том, что она вынуждена была ударить человека, Женька была бы абсолютно счастлива в течение этого времени. Покой в лесу и ежедневные свидания с Владом — это было все, о чем она могла мечтать. И даже сознание того, что как то, так и другое недолговечно, не мешало ей упиваться каждым часом своего счастья. Днем она работала и гуляла с собаками, а вечером Влад приезжал за ней и увозил к себе. И каждый такой вечер становился ярким праздником. Влад старался сделать каждое их свидание незабываемым, несмотря на то что Женька ясно давала ему понять: ничто не доставляет ей такую радость, как само его появление, и она счастлива видеть его в каких угодно условиях. Напротив, казалось ей, он тем больше старался для нее, чем меньше она от него ждала. Кроме того, каждый раз он привозил цветы и подарки, порой совсем неожиданные, как, например, снегоуборочная машина, очень не понравившаяся Тяпе, но расчищающая все дорожки раз в пять быстрее, чем Женька со своей традиционной лопатой. А в четверг он привез еще один букет роз, дополнив его мобильным телефоном.
— Вот, — сказал Влад, показывая ей, как обращаться с сенсором. — Это будет твой личный телефон в отличие от того кнопочного барахла, которое у тебя тут валяется. Насчет денег не беспокойся, они на счету всегда будут. — Здесь в памяти всего два номера — мой и Корнея. И если вдруг еще когда-нибудь возникнет ситуация наподобие той, о которой ты мне однажды рассказывала, звони не раздумывая. Ну а кроме того, теперь я смогу хоть иногда общаться с тобой и днем: у этого телефона нормальная связь, которая не будет испытывать мое терпение на прочность. Надеюсь, не сильно тебе надоем?
— С ума сошел! — Женька прижалась к нему. Узнав его ближе, она больше не боялась выказывать ему свои чувства, потому что была теперь уверена, что на самом деле он гораздо человечнее, чем может показаться на первый взгляд. В этом ей помогла увериться и история сенбернара Шарика, которого Влад купил рахитичным щенком на выставке у раздраженных низкой оценкой и срывающих свою досаду на собаке хозяев. И его нежное отношение к таинственной Кристине, которая оказалась его не слишком удачно вышедшей замуж сестрой. И его любовь к детям. Не только к двоим племянникам, но вообще ко всем. Это Женька со всей ясностью поняла, когда он в очередной раз отвозил ее домой.
— Сделаем-ка небольшой крюк, если ты не против, — сказал он, когда неизменная, хотя и далеко не единственная «Тойота» довезла их до ведущей из города развилки. — Здесь недалеко. Днем не успел заехать, а надо было — ведь только дашь небольшое послабление, как сразу вся работа тормозится.
— А что за работа? — поинтересовалась Женька.
— Финансирую строительство нового лыжедрома, — ответил Влад. — Вот и хочу убедиться, что выделенные деньги идут на дело, а не зависли снова где-то на счетах нашей даровитой администрации.
— Лыжедром к весне? — удивилась Женька. — Не поздновато ли?
— Поздновато, но что поделаешь? В этом опоздании — не моя вина. Впрочем, все рассчитано так, что и летом он не будет бездействовать. Будут сделаны беговые дорожки, велосипедные трассы, полоса препятствий и горки для скейтбордистов. По сути, это будет целый спортивный городок. Может, хоть после этого городская мелочь перестанет сбивать прохожих на тротуарах и выкатываться на проезжую часть. А то дух порой захватывает, когда смотришь на их выкрутасы. Так бы вышел и всыпал бы ремня, но ведь их тоже можно понять — им просто больше негде кататься.
— И ты решил построить для них этот свой городок?
— А тебя это как будто удивляет? Да, я решил построить его. Такой, который будет гораздо привлекательнее пыльных и опасных городских улиц. Что в этом такого?
— Ничего, — улыбнулась Женька. А потом решилась спросить: — Скажи, а почему у вас с женой до сих пор нет детей?
— Ну вот, почти приехали, — ответил он, словно и не слышал ее вопроса. И Женька не стала переспрашивать, поскольку поняла: он не хочет говорить на эту тему.
Строящийся лыжедром оказался пока еще лишь разровненным бульдозерами, обширным и достаточно крутым косогором. Влад подъехал к самому краю спуска, так, чтобы автомобильные фары осветили откос.
— Ну, все расчистили, лишние выступы срезали, утрамбовали и выровняли склон, — констатировал он. — А вот внизу… — Он ненадолго отпустил тормоза, дав машине еще немного подъехать к краю, чтобы свет фар достиг самого подножия склона.