Немец, увидев, какое книжное изобилие его окружает, заурчал, как кот при виде таза, до краёв наполненного сметаной, и стал вертеться по сторонам, решая, с какого сундука начать знакомство с либереей. С пылающей пакли в разные стороны полетели капли кипящей смолы.
— Ты поосторожней, Пётр Иванович, — прикрикнул окольничий, — эти богатства многие века пережили! Не хватало сейчас их спалить.
Царь отнял у крестника факел:
— Ты, Петруша, возьми что надо да вели отнести наверх. Два или три сундука. Там и разберёшь. И мне доложишь. А здесь в самом деле не надо с факелом мельтешить. А как разберёшь, что за книги в тех сундуках и какая от них польза, я и решу, что с ними делать. Может, сам и станешь на русский язык перетолмачивать…
— Иван Васильевич! — восторженно сказал Петер. — Я даже сейчас, ещё не разобрав книги, вижу, что среди них много очень древних. Вот, например, эта.
Он поднял дрожащими от волнения руками книгу форматом в четверть листа, лежащую на крышке большого сундука, окованного толстыми железными полосами.
— Ихтифалеика[86] пера великого Вергилия. Книга эта считается утерянной. Считалась. О ней остались только упоминания, хотя при жизни поэта её читали все образованные люди. Посмотрите, как превосходно выделан пергамент, на котором она написана. Он очень тонкий и почти без желтизны. Наверняка его делал большой мастер. А по начертанию букв я могу сказать, что этой книге примерно восемьсот лет. Где-нибудь в Италии или Бургундии её можно обменять на небольшой замок. А что хранится в остальных сундуках, я даже представить не могу.
— Эва как, — только и сказал царь, озадаченно почесав затылок.
Окольничий молчал. О ценности приданого царёвой бабки он догадывался, но не предполагал, что она настолько велика. Петер, возбуждённый от открывшегося книжного богатства, взял у оцепеневшего царя свой факел и, пытаясь разглядеть, что скрывается в темноте, полез в угол, перешагивая через сундуки и дрожа от нетерпения. Капли смолы вновь полетели во все стороны.
— Стой, Петруша, стой! — закричал царь. — Вернись, спалишь ведь все мои итальянские замки.
Окольничий, метнувшись за Петером, силой вырвал у него факел. Царёв крестник стоял, тяжело дыша. Он уже приходил в себя. Челяднин хлопнул рукой по лежащей на ближайшем сундуке книге: та уже начинала тлеть от попавшей на неё горящей смолы.
— Прости, государь, — сказал Петер, — увидев столь редкие и ценные книги, я просто потерял голову. Прости.
— Ну, ничего, ничего, — ответил царь. — Ты давай выбирай, что наверх нести. А мы с Иваном Трофимовичем тебе посветим.
Петер долго рылся в сундуках, бормоча что-то на латыни и вставляя изредка русские слова.
— Превосходно, превосходно. Какое богатство!
Иван Васильевич терпеливо ждал, когда его крестник выберет нужные книги и свитки. Наконец Петер указал на три сундука:
— Берём вот эти.
Потом он подошёл к стене, взял охапку лежащих внавалку свитков и положил сверху одного из сундуков.
— Вот, государь. Разберу их, потом и за остальных возьмусь.
Царь кивнул головой и сказал окольничему:
— Ты там распорядись насчёт людишек, чтобы поклажу наверх вытащили. Пусть крестник занимается тем, к чему у него душа лежит… Авось какая польза и будет.
Они направились к выходу, не говоря друг другу ни слова. И только когда уже поднимались по крутой лестнице наверх, царь произнёс, как бы про себя, ни к кому не обращаясь:
— Всё равно в битву все пойдут. И воины, и книжники.
Вскоре отправленные окольничим писцы Земского приказа уже тащили наверх тяжеленные сундуки с древними книгами, чтобы поставить в царской светлице, где их уже поджидал Петер. Желание узнать, какие книжные сокровища содержатся в сундуках, было настолько велико, что он решил эту ночь не спать. Находка "Ихтифалеики" вселяла надежду, что его ожидают большие открытия. Теперь он понимал, почему не названные братом Гийомом высокопоставленные римляне так сильно желают заполучить эту либерею. Надо же — такая великая ценность досталась этим варварам, которые не знают, что с ней делать! Он открыл первый сундук и стал перебирать старинные книги.
Когда стемнело, Петер велел принести свечи — много свечей, и запалил сразу несколько, чтобы не напрягать глаза при книжной работе. Он кропотливо разбирал целый век пролежавшие без употребления книги. Да, бабка нынешнего царя приехала из Рима в Москву ровно сто лет назад[87]!
За дверью светлицы прошли несколько человек, стараясь ступать осторожно, но это у них получалось не очень хорошо. "Стрельцы, наверное, — подумал Петер, доставая из сундуков свитки и книги, — велено им, чтобы меня никто не тревожил". Потом он погрузился в изучение книг настолько глубоко, что топот стрелецких сапог его совершенно не тревожил — он его просто не слышал. За окном всхрапнули потревоженные чем-то стоящие у дверей кони, проскакал полуночный всадник, коротко и громко велевший стражникам открывать ворота не мешкая, потому как следует он по государеву делу. Где-то орали песню пьяные, правда, быстро затихшие под чьими-то суровыми окриками — всё это также не коснулось его ушей. Он был не здесь.
Впитанная с детства любовь к книжной мудрости полностью захватила Петера. Он тщательно разбирал вытащенные из сундука книги, вписывая их названия в реестр, который он составлял тут же — на больших плотных желтоватых листах. Один лист, другой, третий. Петер дивился, насколько богатой оказалась царская либерея. Если там, в подземелье, его при виде открывшегося богатства охватил какой-то щенячий восторг, то теперь это было спокойное благоговение знающего человека, по достоинству оценившего, что находится перед ним! Огромное количество редчайших рукописных книг и свитков, которые оставили после себя знакомые и не знакомые ему мудрецы, многие из которых уже тысячу, две, а то и три тысячи лет как лежат в земле неизвестно какой страны. Уже, наверно, и народов, к которым они принадлежали, не осталось, а свитки остались!
Вот хорошо сохранившийся свиток, испещрённый письменами, которыми пишут люди пророка Мухаммеда. Тут даже рисунки есть — человеческая нога, голова, ребёнок в утробе матери. Жаль, что он не умеет читать на языке мусульман — наверняка это медицинский трактат, принадлежащий перу великого Авиценны или кому-то из его учеников! Но ничего, при Святом престоле наверняка есть сведущие люди — они разберут, что здесь написано.
Вот снова рисунки — на этот раз какие-то строения, напоминающие боевые башни и стены. Это, кажется, труд по фортификации. Правда, написан он на языке жителей далёкой империи, которые все остальные народы считают дикарями. Даже христиан! Да, это китайское письмо. Снова надежда только на римских грамотеев.
На глаза Петеру попался папирус, который покрывали греческие буквы. Греческий язык он знал хорошо. Так это же Фукидид — его "История Пелопоннесской войны"! А это что тут же? "О природе охлоса" — да ведь даже о существовании этой работы великого грека не известно ничего! А это значит, она присутствует только здесь, на этом столе! Свиток выглядит очень старым, неужели писал сам великий историк? Тогда ему около двух тысяч лет. Боже мой, боже, мой, и это лишь совсем малая часть того, что хранится в московском подземелье!
И какой умник распорядился сто лет назад выпустить Софью из Рима со всем этим богатством? Кто, скажите?!! Неужели при дворе Сикста четвёртого[88] не нашлось никого, кто по достоинство смог бы оценить, что именно увозит с собой племянница последнего императора Византии? И, главное, куда — к этим дикарям, которые даже не сумели распорядиться свалившимися на них богатствами и не нашли ничего более умного, чем бросить их в грязное подземелье?!! Тысячу раз прав был отец провинциал, когда ориентировал его на изучение и доставку в Рим этого сокровища! И он, Петер, сделает всё — как возможное, так и невозможное, чтобы выполнить поручение.
Если раньше полученное в Риме задание было для Петера чем-то отвлечённым, аморфным, хотя и обязательным к исполнению, то теперь оно приобрело форму и структуру. Оно представлялось ему в виде длинного ломаного коридора, где на каждом изломе его подстерегают страшные опасности — смертельные ловушки, неведомые чудовища или опытные убийцы. И теперь оно стало целью его жизни. Да, именно так: пока он находится в Московии, это цель его жизни! И не настанет в его душе покой, пока сундуки с книгами не будут выгружены с повозок и не поставлены перед базиликой Святого Петра, чтобы позже занять достойное место в библиотеке Ватикана! Да, библиотека дикого царя Ивана должна оказаться в библиотеке Святого престола, чтобы хранящимися в ней знаниями, да что там знаниями — самим фактом своего нахождения в правильном месте способствовать величию Святой католической церкви!..
…Когда утром царь, зевая, появился в светлице, Петер ещё не спал. На столе стоял бронзовый итальянский канделябр с пятью рожками, из которых торчали наполовину сгоревшие свечи, а неподалёку были разбросаны несколько свечных огарков. Рядом лежала стопка листов плотной бумаги, исписанных ровными столбцами латинских слов.
— Докладывай, крестник, что сделано, — приказал царь.
Петер обернулся: глаза его, красные от бессонной ночи, казались безумными.
— Да ты никак рехнулся, — испугался Иван Васильевич.
— Нет, государь, нет. Я переписал все книги, которые находились в этих трёх сундуках. И я… я поражён. Это огромное, огромное богатство. Правда, некоторые рукописи я не смог прочитать, а по начертанию знаков на одном из них я узнал письмо, которым писали жители Древнего Египта. Это и неудивительно, ведь Египет долгое время являлся провинцией Византийской империи. Очевидно, какой-то любитель древностей привёз старинный папирус в Константинополь и сохранил его в либерее для жителей грядущих эпох, то есть для нас.
— А на кой ляд он, если прочитать нельзя? — удивился царь.