Нэнси высвободила рукав и последовала за мужчинами. Она нагнала их, когда они спускались по ступенькам, и тут вдруг у каната со стороны дороги затормозила машина и громко залаяли овчарки. Все трое бросили взгляд на подъехавшую машину, но сидевший в ней человек никому из них не был знаком, а подошедшие охранники с собаками закрыли автомобиль собой, поэтому они свернули на тропинку, шедшую через Рощу, и направились к Особняку.
Дебби Фаулер, доставая камеру, несколько раз прокляла себя за опоздание. Она мгновенно узнала Джеймса по фотографиям, которые делала при освещении расследования обстоятельств смерти его жены. Не помешало бы заполучить и снимок Джеймса рядом со снимком Джулиана Бартлетта.
«Разногласия среди жителей поселка: полковник Локайер-Фокс, имя которого хорошо известно по недавнему расследованию гибели его жены, посещает новых соседей с целью дружеской беседы, в то время как мистер Джулиан Бартлетт, спортсмен и гроза местных хищников и вредителей полей, предупредил, что собирается спустить на обитателей Рощи собак».
Журналистка открыла дверцу машины и вышла, таща за собой камеру.
— Я представляю местную прессу, — сообщила она двум фигурам с лицами, закрытыми шарфами. — Вы не хотели бы ознакомить меня с тем, что здесь происходит?
— Овчарки тебя ознакомят, если сделаешь еще хоть один шаг! — крикнул ей в ответ мальчишка.
Дебби рассмеялась, щелкая затвором фотоаппарата.
— Великолепная цитата! — воскликнула она. — Господи, у постороннего могло бы сложиться впечатление, что сценарий всех здешних событий кем-то заранее написан!
Статья для «Уэссекс таймс» от 27 декабря 2001 г
Охота в Западном Дорсете на второй день Рождества была прекращена в ситуации полнейшего хаоса, вызванного хорошо организованными действиями саботажников, направивших собак по ложному следу.
— У нас был десятимесячный перерыв в охоте, и собаки потеряли сноровку, — заявил участник охоты Джефф Пембертон, пытавшийся сохранить контроль над своей сворой гончих. Как бы то ни было, лисам, главной причине всех конфликтов, удалось избежать травли.
Другие члены охотничьего клуба обвиняли саботажников в сознательных попытках выбить их из седла.
— Я имел право защищаться и защищать свою лошадь, — заявил Джулиан Бартлетт (на фотографии), ударивший хлыстом пятнадцатилетнего Джейсона Порритта.
Порритт, потирая ушибленную руку, отрицал все обвинения в попытках стащить мистера Бартлетта с лошади, хотя и соглашался с тем, что хватался за поводья.
— Я к нему вообще не приближался. Он сам поскакал на меня, потому что был вне себя от бешенства.
Напряжение росло, и вместе с ним усиливался шум, начали слышаться откровенные и подчас весьма непристойные оскорбления. О поведении, достойном истинных джентльменов, наездники забыли почти мгновенно, равно как и сторонники защиты животных с пренебрежением отбросили главнейшие нравственные принципы, на которых должна быть основана вся деятельность их сообщества. Мы оказались свидетелями самой настоящей хулиганской потасовки, в которой спорт служит только предлогом для отвратительной драки.
Кроме того, охотники не смогли толком определить, что они понимают под своим спортом. Большинство говорило, что для них охота — великолепная разминка, а также быстрый и гуманный метод уничтожения вредителей.
— Вредители всегда остаются вредителями, — сказала жена одного из фермеров, миссис Грейнджер, — каким-то образом необходимо контролировать их численность. И собаки уничтожают вредителей чище, чем какие-либо другие методы.
Одна из саботажниц, по имени Джейн Файли, не согласилась с ней.
— В энциклопедии охота на лис называется спортом, — сказала она. — Если бы вопрос состоял лишь в уничтожении какого-то одного животного-вредителя, с какой стати охотники стали бы так возмущаться в случае саботирования их мероприятия? Подобное возмущение можно объяснить только тем, что их единственной целью является преследование и убийство несчастных беззащитных животных. Мы имеем дело с еще более жестоким и несправедливым вариантом собачьих боев, притом что наездники получают гораздо более благоприятную возможность обзора происходящего.
Но это были не единственные «собачьи бои», свидетелем которых можно было стать вчера в Дорсете. Группа лиц без определенного места жительства обосновалась в лесу рядом с поселком Шенстед, натянув канаты вокруг своего лагеря и выпустив на «свою» территорию немецких овчарок. Любопытным не рекомендуется подходить близко. Картонки с надписью «Не входить!» и предупреждения типа: «Вы будете иметь дело с собаками, если попробуете перейти ограждение!» — совершенно определенно говорят о намерениях названной группы.
— Мы претендуем на эту землю по праву захвата, — заявил мне их представитель, замаскировавший свое лицо, — и, как любые граждане, имеем полное право защищать свою собственность.
С их точкой зрения не согласился Джулиан Бартлетт из Шенстед-Хауса.
— Они обыкновенные воры и вандалы, — сказал он. — Следует попросту спустить на них свору собак.
Создается впечатление, что традиция «собачьих боев» еще жива и весьма популярна в нашем прекрасном графстве.
Глава 17
Время Нэнси истекало. Через час она должна была явиться в Бовингтон, но когда девушка постучала пальцем по часам и напомнила Марку, что должна уходить, тот пришел в ужас.
— Сейчас вы не можете уйти, — запротестовал он. — Джеймсу как будто сделали переливание крови. Ваш уход просто убьет его.
Они были на кухне, готовили чай. Джеймс в гостиной возился с камином. Всю дорогу из леса он был необычайно болтлив, но говорил в основном о флоре и фауне Рощи и практически ни словом не упомянул о скваттерах и о том, что случилось с Генри. Он был столь же скрытен по этому поводу, как и по поводу лис Алисы во время их разговора перед обедом, когда заявил, что данная тема не для рождественских бесед.
Ни Марк, ни Нэнси не настаивали. Нэнси считала, что недостаточно хорошо знает старика для подобных расспросов, а Марк боялся оказаться в той области, которая поставила бы перед ним множество новых опасных вопросов. Тем не менее и Нэнси, и Марка мучило любопытство, в особенности относительно человека, который скрывался за прозвищем Лис.
— Наверное, здесь просто какое-то совпадение, как вы думаете? — пробормотала Нэнси, когда они вошли на кухню. — Зверски замученные и изуродованные лисы и человек с прозвищем Лис, поселившийся неподалеку. Что, по вашему мнению, здесь происходит?
— Не знаю, — честно признался Марк.
Он все еще никак не мог отделаться от мыслей о странном совпадении прозвища Лис и фамилии Локайер-Фоксов.
Нэнси не поверила ему, но чувствовала, что не имеет права требовать объяснений. Дед одновременно и вызывал у нее интерес, и пугал. Она пыталась убедить себя, что это вполне естественно, ведь в армии полковник примерно такие чувства и должен вызывать у капитана. Да, собственно, подобное отношение вполне естественно и для общества в целом: молодежь должна с почтением относиться к старшим. Но было в Джеймсе и нечто такое, что очень смущало Нэнси. Какая-то с трудом сдерживаемая агрессивность, несмотря на преклонный возраст и физическую слабость. И у Нэнси невольно возникали ассоциации с надписью «Не входить!», вывешенной бродягами. Даже Марк, как она заметила, общался с полковником с предельной осторожностью, несмотря на то что их отношения, вне всякого сомнения, строились на взаимном уважении и симпатии.
— Боюсь, вы недооцениваете своего клиента, — сказала Нэнси. — Его не убьет не только мой отъезд, но и гораздо более серьезные испытания. Полковниками случайно не становятся, Марк. Не забывайте, ведь он сражался в джунглях Кореи, целый год провел в лагере для военнопленных в Китае, где по полной программе прошел промывание мозгов. Наконец, он имеет множество наград за героизм. Его духовная конституция гораздо прочнее нашей с вами.
Марк удивленно воззрился на нее.
— Это правда?
— Правда.
— Но почему же вы не сказали мне раньше?
— Мне не приходило в голову, что я должна говорить вам такие очевидные вещи. Ведь вы его адвокат. Я полагала, вы сами все знаете.
— Я не знал.
Нэнси пожала плечами:
— Ну, теперь вы знаете. Ведь ваш клиент довольно известная личность. Настоящая легенда в своем полку.
— Откуда вам все это известно?
Она начала убирать тарелки с обеденного стола.
— Я ведь говорила… Я наводила о нем справки. Полковник упоминается в нескольких книгах. В то время он был майором и принял на себя обязанности старшего офицера в группе английских военнопленных в лагере, когда его предшественник умер. Его сажали на три месяца в одиночную камеру за отказ наложить запрет на религиозные собрания. Крыша в камере была из рифленого железа, поэтому Джеймс там буквально спекся. Его организм был до такой степени обезвожен, что кожа практически выдубилась. Первое, что он сделал по выходе из камеры, — выступил со светской проповедью перед заключенными. Темой проповеди было свободомыслие. И только закончив эту своеобразную мессу, Джеймс выпил стакан воды.
— О Боже!..
Нэнси засмеялась, наполняя раковину водой.
— Да, такова реакция большинства. А я просто говорю: чертовски крепкий характер и невероятное упрямство. Вам не стоит его недооценивать. Он не из тех, кто легко поддается пропаганде. Если бы дело обстояло иначе, он не стал бы цитировать Клаузевица. Клаузевиц придумал еще одну фразу — «туман войны», — когда во время наполеоновских войн как-то заметил, что клубы дыма от орудий противника создают ложное впечатление о величине и мощи его армии.
Марк открывал дверцы буфета. Да она настоящий романтик, подумал он, но потрясение героическим прошлым Джеймса не давало ему покоя.
— Ну да, конечно, но мне просто хотелось бы, чтобы он был чуть-чуть более открытым. Как я смогу ему чем-то помочь, если он не желает сообщить мне, что все-таки происхо