Время от времени Монро переводил взгляд на остренькую физиономию миссис Бартлетт. Она напоминала ему стареющую американскую кинозвезду, демонстрирующую слишком большое количество зубов, — последняя подтяжка явно оказалась чрезмерной из-за отчаянного стремления пожилой дамы во что бы то ни стало сохранить молодость. Он задался вопросом: а с кем соревнуется Элеонора? Конечно, не с миссис Уэлдон. И заподозрил, что главным соперником Элеоноры в погоне за ушедшей юностью является ее собственный муж, судя по его крашеным волосам и обтягивающим джинсам. Какие отношения существуют между ними? Отношения, которые строятся на принципе «Внешность важнее удобства!»? Или просто каждый боится потерять партнера?
Когда Элеонора замолчала, Монро выдержал долгую паузу, понимая, что, если он сейчас начнет оправдывать действия полиции в ходе расследования убийства Алисы, этого будет достаточно, чтобы Элеонора ощутила себя победительницей.
— Когда вы сюда переехали? — спросил он Джулиана.
Джулиан уставился на свою жену так, словно у нее вдруг выросли рога.
— Четыре года назад из Лондона.
— Значит, до роста цен на недвижимость в столице?
Элеонора раздраженно взглянула на сержанта, словно он разбередил еще одну ее незаживающую рану.
— На нас это никак не отразилось, — произнесла она надменно. — Мы жили в Челси. Недвижимость там всегда стоит дорого.
Монро кивнул.
— Я еще полтора года назад жил в столице, — заметил он как бы между прочим, — и цена нашего дома за двенадцать месяцев выросла на двадцать процентов.
Джулиан пожал плечами:
— Ну что ж, инфляция в тот раз сыграла вам на руку. Вряд ли такое везение повторится. Лондонская экономика на подъеме, экономика же западных графств, напротив, на спаде. Все очень просто. Вы не сможете перебраться в Лондон, если Дорсет вам надоест.
Монро едва заметно улыбнулся:
— Как и вы, я полагаю?
Джулиан подпер пальцами подбородок и снова уставился на Элеонору.
— Видимо, да, если, конечно, не согласимся на какую-нибудь дешевку. Конечно, ничего сравнимого с Шенстед-Хаусом в Челси мы уже купить не сможем… Возможно, даже коробка в пригороде, построенная в семидесятые годы, будет нам не по карману. К несчастью, моя жена, как видно, не склонна принимать во внимание последствия нынешней инфляции.
Слова Джулиана многое сказали Монро.
— Что в таком случае заставило вас переехать сюда?
— Сокра…
Элеонора перебила его.
— Мой муж был членом совета директоров одной строительной компании, — заявила она. — Когда он уходил в отставку, то получил очень приличную сумму. Мы воспользовались ею, чтобы приобрести дом. Мы ведь всегда мечтали жить в деревне.
— А в какой компании вы работали? — спросил Монро, доставая блокнот.
Наступила пауза.
— «Лейси», — ответил Джулиан, усмехнувшись, — и я не был членом совета директоров, я был просто старшим менеджером. Лондонская инфляция, боюсь, распространяется и на впечатление, производимое на новых соседей. И кстати, раз уж вы начали записывать, мы жили на Кройдон-роуд, двенадцать, относившейся к району Челси только потому, что вдоль задней стены нашего садика проходила граница названного района. — На лице Джулиана появилась крайне неприятная улыбка. — Как ни жаль, Элли, но всему на свете приходит конец.
На ее лице появилось испуганное выражение, которое невозможно было объяснить только развенчанием ее вполне невинных снобистских фантазий.
— Не глупи! — вырвалось у нее.
Он презрительно фыркнул в ответ.
— Боже мой! Забавно! Что может быть глупее, чем гадить в собственное гнездо? Как, по-твоему, нам жить здесь дальше, если ты ухитрилась испортить отношения со всеми соседями? С кем ты будешь ездить по магазинам? С кем будешь играть в гольф? Опять засядешь дома и примешься с утра до вечера ныть о том, какая ты несчастная и одинокая. А обо мне ты подумала? Неужели ты полагаешь, что твое идиотское поведение не повлияет на отношение ко мне друзей и знакомых? Ты просто невероятная эгоистка, Элли… и всегда такой была.
Элеонора сделала неуклюжую попытку снова перевести внимание на Монро:
— Сержант пришел к нам не для того, чтобы выслушивать семейные сцены. Я уверена, он понимает, что ситуация стрессовая для нас обоих… но зачем выходить из себя?
Джулиан покраснел от возмущения.
— Если я захочу выйти из себя, ты мне не запретишь! — рявкнул он злобно. — Почему ты хоть один раз в жизни не хочешь сказать правду? Не далее как несколько часов назад ты клятвенно заверяла меня, что совершенно не причастна к этому позорному делу, а теперь сваливаешь на меня лавину дерьма о якобы причастности Джеймса к насилию над детьми. Кстати, кто тот мужчина, который пользовался устройством для изменения голоса? Ты все-таки объяснишь мне или нет?
— Пожалуйста, не ругайся. — Она поджала губы. — Зачем быть грубым без надобности?
«Да, не так уж она и хитра», — подумал Монро, наблюдая, как багровеют щеки Джулиана.
— Да-да, миссис Бартлетт, — сказал он, воспользовавшись словами Джулиана, — очень уместный вопрос. Кто этот человек?
Элеонора с благодарной улыбкой повернулась к сержанту.
— Не имею ни малейшего представления, — сказала она, — Прю наговорила вам всякой ерунды. Да, я беседовала с бродягами, пытаясь выяснить, что они задумали — по просьбе самой Прю, кстати, — но не могу понять, почему ей кажется, что я могу знать кого-то из них. — Она содрогнулась от отвращения. — Откуда?! Они все такие неприятные люди!
Слова Элеоноры звучали убедительно, но Монро напомнил себе, что у нее было целых двадцать минут с момента его прихода, чтобы придумать себе оправдание.
— Меня интересует человек, который в телефонных разговорах пользовался устройством для изменения голоса.
На лице Элеоноры появилось совершенно искреннее выражение недоумения.
— Боюсь, я не понимаю, о чем вы.
— Я прошу вас назвать имя, миссис Бартлетт. Вы уже совершили уголовное преступление, звоня пожилому человеку и унижая его. Надеюсь, вы не собираетесь усугубить свою ситуацию сокрытием от полиции важной информации?
Элеонора нервно покачала головой:
— Но я вообще не понимаю, о чем вы говорите, сержант. Я никогда не слышала, чтобы кто-то пользовался устройством для изменения голоса.
Наверное, она все-таки умнее, чем он предполагал.
— Вне всякого сомнения, человек, о котором мы ведем речь, не пользовался устройством для изменения голоса в беседах с вами. Поэтому позвольте мне сформулировать свой вопрос несколько иначе. Кто подсказывал вам, что говорить? Кто написал для вас сценарий?
— Никто! — запротестовала Элеонора. — Я просто повторяла то, что рассказала мне Элизабет. — Казалось, она черпает силы для сопротивления откуда-то извне. — Вам легко бросать мне в лицо все эти обвинения, но вы должны помнить, что я поверила ей… И вы бы поверили, если бы послушали ее. Она абсолютно уверена, что Джеймс убил ее мать… Кроме того, она рассказала мне такие чудовищные вещи… Ее было просто мучительно слушать. Она женщина со сломанной судьбой… Женщина, которая способна вызвать только сострадание… Мы даже не можем вообразить, что значит родить ребенка в таких жутких обстоятельствах… И потом лишиться новорожденного ребенка.
Слушая Элеонору, Монро внимательно всматривался в ее лицо.
— Кто с кем связался? — спросил он резко.
На лице Элеоноры появилось тревожное выражение.
— Вы хотите сказать, я ли сама позвонила Элизабет?
— Да.
— Нет. Мне написал Лео и пригласил на встречу с ним в Лондоне. — Она перевела тревожный взгляд на Джулиана, понимая, что ее супруг с неодобрением отнесется к такому повороту событий. — Это было совершенно невинное письмо. И неожиданное. До того я никогда с ним не общалась. Он и представил меня Элизабет. Мы встретились в Гайд-парке. Тысячи свидетелей могут подтвердить правдивость моих слов.
Неодобрение Джулиана не имело отношения ни к «невинности» письма, ни к каким-либо другим подробностям встречи.
— О Господи! — простонал он. — С какой стати тебе взбрело в голову встречаться с Лео Локайер-Фоксом? Они ведь с отцом друг друга не выносят.
Губы Элеоноры снова возмущенно поджались.
— Ах, я все понял! — воскликнул он с сарказмом в голосе. — Ты получала настоящее удовольствие оттого, что смогла оплатить Джеймсу и Алисе за их высокомерие. А может, ты думала, тебя начнут принимать за особу королевской крови, как только Лео займет свое место в Особняке после смерти полковника? Конечно, ты рассчитывала на его особую благодарность за то, что обольешь его папашу грязью!
«Какое-то одно или даже все предположения Джулиана верны», — подумал Монро, наблюдая за тем, как лицо Элеоноры покрывается красными пятнами.
— Не будь таким вульгарным! — крикнула она.
Глаза Джулиана сверкнули злобой.
— А почему ты меня не спросила? Я бы тебе рассказал, чего стоит благодарность Лео Локайер-Фокса. — Он соединил большой и указательный пальцы в кружок. — Ноль! Ни-че-го! Он неудачник, как и его сестричка. Парочка паразитов, живущих за счет отца. Она алкоголичка, а он игрок. И если Джеймс окажется таким идиотом, что оставит им Особняк, они продадут его еще до похорон отца.
Монро, допрашивавший обоих детей Алисы, знал, что характеристика, которую дал им Джулиан, абсолютно верна.
— Создается впечатление, что вы знакомы с ними лучше, чем ваша жена, — заметил он. — Как могло так получиться?
Джулиан повернулся к Монро:
— Я сужу только по слухам. Фермеры — арендаторы Джеймса знают их обоих, и сына, и дочь, уже много лет, и они доброго слова о них ни разу не сказали. Все о них одного мнения — испорченные, избалованные дети, превратившиеся в совсем пропащих взрослых. Пол Сквайерс говорил, что они должны были унаследовать деньги Алисы после ее смерти… но в прошлом году она переписала завещание, когда Джеймс уволил своего предыдущего адвоката и взял Марка Анкертона. Вот почему на похоронах они демонстрировали к отцу открытую неприязнь. Оба ожидали получить по полмиллиона, а не получили ничего.