– Боюсь, что, здесь мы оказываемся в несколько затруднительном положении, леди Вестрайдин. Наша культура не допускает следов транспортных средств на траве. Ваши животные должны быть доставлены сюда по воздуху. Никто не ездит у нас по траве. Мы передвигаемся по воздуху. И как можно тише. За исключением портового района и городка простолюдинов, конечно. Поскольку он окружен лесом, дороги там вполне уместны.
– Как интересно, – пробормотала Марджори. «Как бы там ни было, уверена, что вы справитесь с этим безупречно. Затем, если вы будете так любезны порекомендовать одного или двух человек, которые знают, как всё делается на Траве, возможно, я смогу начать обставлять резиденцию и знакомиться с нашими соседями.
Обермун поклонился. – Конечно, леди Вестрайдинг, конечно. Мы реквизируем грузовой автомобиль у простолюдинов. А через неделю мы организуем для вас наблюдение за Охотой в эстансии бон Дамфэльсов. Это даст вам возможность встретиться и познакомиться со многими из ваших хозяев.
Он снова поклонился, вышел за дверь и поднялся по лестнице, чтобы выйти через пустой дом. Она слышала, как его голос эхом отдавался там, когда он поприветствовал другого бона и ушёл с ним.
– Хозяева, – заметила Марджори вслух. – Не соседи.
Интересно, имел ли он в виду именно то, что подразумевало это различие, осознавал ли он разницу?
– Ну, и что же это было? – мужской голос раздался у неё за спиной, из коридора. Риго.
– Это был обермун бон Хаунсера, объяснявший мне, что наших лошадей ещё не оживили, – сказала она, поворачиваясь лицом к мужу. Он, худощавый и не менее аристократичный, чем только что вышедший мужчина, был одет во все черное, за исключением высокого воротника в красно-фиолетовую полоску, который идентифицировал его как посла, неприкосновенного, человека, чьё тело и имущество не подлежали конфискации или судебному преследованию под страхом возмездия со стороны Святого Престола – организации, находящейся слишком далеко и слишком отвлечённой внутренними событиями, парализованной ужасом, не способной вообще предпринять какие-либо ответные действия. На лице Риго читалось раздражение. Марджори словно бы заново увидела мужа: угрюмый рот, широкие губы; чёрные глаза, затенённые тяжелыми бровями, имели усталый вид от недосыпания. Когда он был таким, темнота, казалось, следовала за ним, наполовину скрывая его образ от неё. Она искала что – то, что могло бы заинтересовать его, что-то, что развеяло бы его мрачное настроение: – Знаешь, Риго, мне было бы не безынтересно знать, обладаем ли мы с детьми дипломатическим иммунитетом на этой планете.
– С чего такие мысли? – глаза Родриго гневно сверкнули, в голосе чувствовалось неприкрытое раздражение. Характер у него был сложный.
– Женщины здесь не берут имена своих мужей, и, судя по тому, что сказал мне обермун, я сомневаюсь, что на них также распространяется статус мужа.
Родриго лишь хмыкнул в ответ: – Я поручу Асмиру Танлигу проверить это.
– Асмиру?
– Один из моих людей на Траве. Я нанял двоих этим утром, после того как мне удалось избавиться от этого Хаунсера. – Он сопроводил свои слова щелчком пальцев, будто избавляясь от чего-то липкого.
– Этот Танлиг, которого ты нанял, – он что один из бонов?
– О чём ты? Конечно же нет. Он – незаконнорожденный сын какого-то бона.
– Побочный член семьи, – воскликнула она, довольная собой.
– Я также нанял человек по имени Механика.
Это озадачило её: – Ты нанял механика? Но зачем он нам?
– Да нет же! Его зовут Механик – аналог нашей земной фамилии Смит. Его имя Себастиан Механик, и он не связан кровными узами с аристократами, о чём ему стоило некоторых усилий сказать мне.
Родриго тяжело опустился в кресло и потер свой затылок.
– После криосна я чувствовать себя так, как будто был болел несколько недель кряду.
– Вряд ли эти слуги улучшат нашу репутацию среди местных, – сказала Марджори.
– Запомни, боны ничего не должны знать об этом. Если мы хотим успешно завершить нашу миссию здесь, нам понадобится доступ ко всем слоям общества. Себастиан – это мое связующее звено с простыми людьми. Он знает достаточно, чтобы не привлекать к себе внимания аристократов. Я вышел на этих людей без ведома бона Хаунсера. Мне о них рассказал один человек с планеты Семлинг. Кстати, я уже задавал им вопрос насчёт пагубы.
– И? – она ждала, затаив дыхание.
– Они говорят – «нет».
– Ах, – выпалила Марджори, переводя дыхание. Выходит, надежда была. – Выходит, здесь нет чумы!
– Во всяком случае, нет никакой необъяснимой болезни, о которой они бы знали.
– Но они могут попросту не знать…
– У них обоих есть родственники в городе простолюдинов. Я думаю, они бы слышали о какой-нибудь странной болезни, если бы она была. Но это только начало. Аристократы контролируют девяносто девять процентов поверхности планеты – наверняка здесь могут происходить вещи, о которых простолюдины просто не знают.
Она вздохнула, на неё внезапно навалились усталость и чувство голода. – У тебя есть какие-нибудь идеи, где может быть Энтони?
– Если он там, где я ему сказал быть, он со Стеллой наверху, на летних квартирах. Боюсь, нам придется обставить наши апартаменты предельно быстро. Асмир сказал мне, что в городе простолюдинов есть район ремесленников. Место, которое называется, как ни странно, Нью Роуд[2]. Господь знает, где была та дорога, в честь которой оно получило своё название.
– На Терре, скорее всего.
– Или в любом из полусотни других миров. Что ж, не имеет значения, где она была, главное, чтобы мы знали, где находится эта.
– Риго, у меня такое чувство, что все, что мы делаем, будет измеряться и взвешиваться бонами. Я думаю, что наши бедные лошади не были оживлены, потому что боны не до сих пор не были уверены, примут они их или нет, здесь, на Траве. У них есть свои собственные создания для езды.
– гиппеи, кажется.
– Именно. Создания, которых никогда не держат в стойлах, так мне сказал обермун.
– Тогда где, черт возьми, они их держат?
– У меня есть серьезное сомнение относительно того, «стоят» ли они вообще где-то. Хотя. Он упомянул, что они могут жить в чём-то, что они называют укрытием, но не конюшнями. Почему бы нам не забрать Энтони и Стеллу и не отправиться исследовать их вместе?
***
Места, предназначенные для гиппеев, представляли собой похожие на пещеры залы с колоннами, вырытые в склоне холма и облицованные камнем. Резервуар с водой в задней части помещения отбрасывал танцующие блики на низкий сводчатый потолок. Полдюжины высоких вертикальных щелей в склоне холма служили входами.
– Мы могли бы поместить сюда всех наших жеребцов и кобыл с их жеребятами за следующие сто лет, – задумчиво заметила Стелла, откусывая большой кусок от яблока, которое она принесла с собой. – И всё же это место чертовски неудобно для устройства конюшни.
Стелла, со своими черными волосами, глазами и горячим нравом, походила на своего отца. Как и он, она двигалась порывисто, как будто подгоняемая внутренним ветром. Она крикнула, затем прислушалась к эху собственного голоса, когда оно с грохотом возвратилось в темноту между монументальными колоннами. «Атууу», издала она охотничий клич, – так мог бы крикнуть человек, увидевший лису. – Трава отстой! – воскликнула она вновь, и эхо вернуло ей: – стой, стой, стой.
Энтони ничего не сказал, но с тревогой огляделся вокруг. Он тщательно продумал свою роль благовоспитанного сына посла, и ежечасно молился о том, чтобы ему хватило мужества продолжать играть её. Он был похож на Марджори, являя противоположность своей сестре. У него были пшеничного цвета волосы его матери и карие глаза, её белая кожа, её стройное, как молодое деревце, тело, её спокойный, уравновешенный темперамент. Как и она, он считался красивым, им восхищались даже самые посторонние люди. В девятнадцать лет он был почти одного роста со своим отцом, хотя ещё не достиг его мужской комплекции.
Юноша, – подумала его мать, любуясь им. Всего лишь мальчик, – подумал про себя его отец, желая, чтобы Тони был постарше, чтобы он мог объяснить ему, зачем они пришли на Траву, постарше, чтобы он мог больше помогать ему.
Марджори деловито осмотрела пространство «конюшен». – Мы можем отгородить эту часть пещеры, – предложила она. – Сделаем полдюжины хороших изолированных стойл вдоль этой стороны с отверстием снаружи в каждом из них и соорудите там небольшой загон. Позже, когда наступит зима…
Она в смятении запнулась, вспомнив, какими, по слухам, были здешние зимы, и задалась вопросом, что же они будут делать с лошадьми, когда наступят холода.
– Наша миссия здесь продлится так долго? насторожился Энтони, услышав слова матери.
Его отец покачал головой: – Мы не знаем, Тони.
– Как хоть выглядят эти гиппеи? – размышляла вслух Марджори, разглядывая тёмные углы огромного низкого помещения. – Это место похоже на какую-то огромную тёмную нору, на зал барсучьего собрания.
– Зал барсучьего собрания? – рассмеялась её дочь. Скажешь тоже, мам.
Она тряхнула волосами, рассыпанными по плечам, и они заструились по её спине, словно чёрный шёлк. Её тело семнадцатилетней девушки все еще выглядело по-детски хрупким; её будущая красота только начинала распускаться. Стелла не хотела прилетать на Траву. Родители настояли на этом, но не смогли сказать ей причину. Она чувствовала себя уязвлённой.
Они покинули пещеры, и пошли вдоль белеющей аллеи завезённых когда-то с Терры деревьев по направлению к своей нынешней резиденции.
– Здесь слишком много странного. Даже цвета вещей не те, – недовольно произнесла Стелла.
И это была сущая правда. Небо должно было быть голубым, но оно таковым не являлось. Прерия должна была быть цвета сухой травы, но они видели перед собой бледно-лиловые и сапфировые травяные россыпи, как будто озарённые лунным светом.
– Просто мы здесь чужие, – сказал Тони, пытаясь утешить её. Он тоже кое-что оставил позади. Девушка, которая была важна для него. Друзья, в которых он нуждался. Планы на образование и жизнь. Он хотел, чтобы его жертва была принесена ради чего-то, по какой-то причине, а не просто для того, чтобы какое-то время просуществовать в этом холодном чужом пространстве среди переливов странных цветов.