– Нет, – произнёс Риго таким тоном, который означал, что он не намерен это обсуждать.
***
Тренажёр для верховой езды представлял собой странную на вид машину, усеянную длинными шипами. Грузный учитель верховой езды Гектор Пейн, с суровым лицом, был одет во всё чёрное, как будто он пребывал в перманентном трауре по всем тем, кого он обучал.
Риго выбрал неиспользуемую комнату в зимних апартаментах, чтобы использовать её в качестве зала для тренировок, и пришёл туда со Стеллой. Риго с недоверием услышал, что от него ожидают. Предполагалось, что его тренировки на тренажёре для начала будут длится не менее четырёх часов в день.
Одетый в чёрное инструктор был настроен решительно.
– Утром часовая зарядка, затем час езды верхом. Затем повторим всё это чуть позже в тот же день. К концу недели, возможно, вы сможете провести в седле три часа, затем четыре. Мы работаем по двенадцать часов за раз, через день.
– Боже мой, ты только погляди на это! – Стелла пощупала затупленные шипы на шее сверкающего тренажёра-симулякра, провела пальцем по петле поводьев, где они висели на самом нижнем шипе.
– Вы думали, это будет легко, сэр? Охота часто длится десять или одиннадцать часов. Иногда она продолжается дольше.
– Это оставляет мало времени для чего-либо еще!
– Для тех, кто охотится, ваша милость, нет ничего важнее. В голосе мужчины не было насмешки, но Риго бросил на него острый взгляд. Стелла отошла в угол, где присела за какой-то сваленной в кучу мебелью.
– Вы прибыли в кратчайшие сроки, – прорычал Риго.
– Густав бон Смэрлок настоял.
– Он всё ещё надеется, что я окажусь непригодным к Охоте, так ведь?
– Я полагаю, он был бы доволен, если бы вы оказались неспособным учеником. Я говорю так только по своему впечатлению, а не по тому, что он это сказал. Вот что я скажу вам, ваша милость. С маленькими детьми мы начинаем до того, как им исполнится два года, здесь на Траве. По земным меркам это – десяти или одиннадцати лет от роду. Пока они еще дети, мы начинаем работать через день, каждую неделю, каждый период, в течение всего сезона, возможно, в течение года. Нашего года. Это больше, чем шесть земных лет.
Риго не ответил. Впервые он начал понимать, что у него может не хватить времени, чтобы очутиться в обществе Гончих. Сосредоточив всё своё внимание, он внимал тому, что говорил ему мастер верховой езды.
В углу, скрытая за ширмой сдвинутых стульев и диванов, Стелла тоже слушала, не менее внимательно, чем её отец.
Она танцевала с Сильваном бон Дамфэльсом. Это был короткий тур вальса. Однако же, этого времени хватило ей, чтобы понять, что всё, чего она хотела, было там, за этими глазами, в этом голосе, в прикосновении его рук.
Когда она только прибыла сюда, она думала, что никогда не забудет Элейн, никогда не забудет свою дорогую подругу, которую она оставила позади, на Терре. Теперь не было места, даже в памяти, ни для кого, кроме Сильвана. Когда он улыбнулся ей в танцевальной зале, она поняла, что думала о нем с тех пор, как впервые увидела его на Охоте у бон Дамфэльсов. Тогда она видела Сильвана, облачённого в костюм для верховой езды, видела, как он садился в седло, видела, как он скакал верхом. На приёме, когда в танце её тело двигалось в такт с его телом, она вспоминала каждый раз, когда видела его, каждый раз, когда он говорил с ней, её страстное сердце требовало, как всегда, большего. Больше. Больше Сильвана бон Дамфэльса.
Он заглянул ей в глаза. Он сказал ей, что она прекрасна.
Спрятавшись за мебелью, она вся внутренне ликовала, впервые радуясь, что находится здесь, на Траве. Навострив ушки, она впитывала и запоминала всё то, что мастер верховой езды говорил её отцу. Она была полна решимости учиться. И быстро. Быстрее, чем кто-либо когда-либо до неё.
***
Тот же аэрокар, который доставил мастера верховой езды в Опал Хилл, привёз Джеймса и Джандру Джеллико, которые теперь ждали прибытия Ровены в кабинете Марджори.
Ровена привела с собой Сильвана.
– Расскажите нам всё, что только можете, – мягко попросил Сильван Джеллико. – Я знаю, что ни один из вас не сделал ничего предосудительного, так что просто расскажите нам всё, что можете.
Марджори и Тони сидели несколько в стороне, прислушиваясь.
Рассказывать было не так уж много, и всё же чета Джеллико растянули своё повествование на целый час, повторяя каждую мелочь по десять раз.
– Вы должны знать одну вещь, – сказал грузный полицейский Сильвану. – Не стоит думать, что Душка Джонс нечестна, только лишь потому, что она занимается тем бизнесом, которым она занимается. Она честна, как никто другой. И я верю, что она нашла эту Джанетту именно там, где она сказала, на своем собственном заднем крыльце.
– Но как это возможно? – воскликнула Ровена, наверное, в десятый раз.
Джеллико глубоко вздохнул. Он устал от уклончивости, устал от эвфемизма, устал преклоняться перед хорошо известной эксцентричностью бонов. Он решил сказать суровую правду и посмотреть, что из этого выйдет.
– Мэм, в последний раз, когда её видели, она ехала верхом на одном из этих зверей. Теперь любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, предположит, что, где бы она ни оказалась, это чудовище забрало её туда или послало её туда. И это то, что я думаю.
Так вот оно что. Марджори чувствовала, как вопросы бурлят в ней, но она хранила молчание, держа свою руку на руке Тони, поскольку чувствовала, что он тоже дрожит от вопросов, оставшихся без ответа, незаданных. Боны были готовы обвинить Юрарье в исчезновении девушки, но только не гиппеев.
Ровена не ответила. Почему?
Когда Джеллико откланялись и ушли, Ровена заплакала и прижалась к Сильвану. Он сурово посмотрел на Марджори, как бы запрещая ей говорить. Она опустила глаза, чувствуя его волю на себе, как будто он касался её своими руками.
– Мама, ты не хотела бы прилечь на минутку? – спросил он Ровену. Та кивнула, вся заливаясь слезами.
– Тони, проводи леди Ровену, ладно? – попросила Марджори сына, желая остаться наедине с Сильваном, чтобы спросить…
– Минутку, – произнесла Ровена.
Марджори участливо кивнула.
– Леди Вестрайдинг… Марджори. Может наступить время, когда я смогу предложить вам помощь, как вы предложили её мне. Даже если от этого будет зависеть моя жизнь, я всё равно помогу вам. – Она положила свою влажную от слёз руку на руку Марджори и вышла в сопровождении Тони.
– Хочу сразу внести ясность – я не знаю. – сказал Сильван, увидев вопрос на лице Марджори, как только они остались наедине.
Она не могла сдержать порыва: – Но ты живешь здесь! Ты знаком с этими зверями с рождения.
– Шшш, – прошептал Сильван, оглядываясь через плечо, проводя пальцами по воротнику, который внезапно стал слишком тугим. – Не говори «звери». Не говори «животные». Не говори так. Даже про себя. Не смей даже думай об этом. гиппеи. Лошади. – Он прочистил горло, пытаясь сделать вдох поглубже.
Она пристально смотрела ему в лицо, видя капли пота, выступившие у него на лбу, видя, как он изо всех сил старается сохранить невозмутимое выражение лица.
– Что с тобой?
Он не смог ей ответить. Теперь его била мелкая дрожь. Он был бледен.
– Тише, – мягко сказала она, беря его руки в свои. – Не разговаривай. Просто подумай. Это что-то… это что-то, что они делают с тобой?
Слабый намёк на кивок.
– Что-то они делают… с твоим мозгом? С сознанием?
Лёгкое движение век. Если бы она не научилась читать язык лошадей, состоящий из почти невидимые движение, она бы этого не увидела.
– Это… – она отстранённо подумала о том, что видела тогда в эстансии бон Дамфэльсов. – Это что-то вроде отключения воли?
Он моргнул, глубоко дыша.
– Принуждение?
Он судорожно вздохнул, отпуская её руки. Его голова поникла.
– Принуждение ездить верхом, но неспособность думать о верховой езде, неспособность говорить о верховой езде.
Она сказала это себе, а не ему, зная, что это правда, и он посмотрел на нее сияющими влажными глазами. Слёзы?
– Их воздействие, – продолжила Марджори, пристально наблюдая за Сильваном, – должно быть тем более интенсивным, чем чаще вы катаетесь.
Она знала, что была права.
– Однажды тебе удалось поговорить с нами сразу после охоты…
– Тогда они ушли, – сдавленно произнёс Сильван, тяжело дыша. – После долгой охоты они уходят. Сегодня они снова здесь, по всему Опаловому холму, поблизости!
– Зимой их воздействие почти покидает тебя? – спросила она. – А летом? Но весной и осенью вы одержимы Охотой? Те из вас, кто ездит верхом?
Он смиренно посмотрел на неё, зная, что она не нуждается в подтверждении.
– Что они делают, когда заканчивается зима? Чтобы возобновить своё влияние? Собираются вокруг ваших эстансий? Сколько их? Десятки? Сотни?
Сильван молчал. Значит он не отрицал сказанного ею.
– Они собираются и давят на вас, настаивая на Охоте. Также они оказывают какое-то внушение, чтобы заставить детей кататься. С их стороны есть какое-то принуждение?
– Димити», – сказал Сильван со вздохом.
– Твоя младшая сестра.
– Моя младшая сестра.
– Твой отец…
– Годами ездил верхом, мастер охоты, годами, как Густав…
– Итак, – сказала она, обдумывая, что из этого она должна рассказать Риго. Нужно как-то заставить его понять.
– Я должен отвезти маму домой, – прошептал Сильван, и его лицо прояснилось.
– Как же ты выдержал их давление? – Марджори понизила голос. – Почему они не откусили тебе руку или ногу? Разве это не то, что они делают, когда один из вас по какой-то причине не поддаётся их воздействию?
Он не ответил. Ему и не нужно было отвечать. Она могла бы разгадать это сама. Дело было не в том, что он сохранял ясность сознания, пока ехал верхом. Если бы он сделал это, он бы исчез или был бы наказан за это. О, нет, когда он ехал верхом, он был одним из них, как и все остальные. Секрет заключался в том, что он быстро приходил в себя, когда поездка заканчивалась. Достаточно быстро, чтобы быть способным что-то сказать, на что-то намекнуть.