– Ты что-нибудь слышал от неё?
– Она выздоравливает, – он повернулся и уставился через арочный проем на бархатный газон, челюсть отвисла, глаза расширились от удивления – — Клянусь всеми Гончими, Марджори. Это Риго?
– Риго. Да. Он чувствует, что должен отдать дань местным обычаям, – бесстрастно произнесла Марджори.
– Я же вас всех предупреждал! – его голос охрип от волнения, – Боже. Я же предупреждал его.
Марджори кивнула, изо всех сил стараясь сохранить свою холодную отстранённость. – Риго не прислушивается ни к чьим к предупреждениям, – она взяла чашку дымящегося чая с подноса, предложенного одним из слуг, и попыталась сменить тему. – Вы не видели Стеллу? Где она?
Сильван оглядел комнату, качая головой. В комнате было полно народу, и он отошел от Марджори, осматривая углы.
– Если вы ищете девушку, – сказала Эмирод, – то она вернулась к машине.
Сильван передал это Марджори, которая предположила, что Стелла что-то забыла, и пошла за этим. Раздался звук гонга. Слуги скользнули в дом. Ворота Гончих открылись. Гончие прошли мимо, парами, уставившись на всадников своими красными глазами.
Марджори непроизвольно сделала глубокий вздох. Риго стоял в крайней левой части группы. Когда всадники повернулись, чтобы последовать за Гончими к Охотничьим воротам, он был позади всех, за исключением одного последнего всадника, видимо опоздавшего, который выбежал из-за угла дома к первой границе сада, отвернув голову от наблюдателей, следуя за Риго через Охотничьи врата в хвосте процессии.
Это девушка, подумала отстранённо Марджори, удивляясь, почему Стелла не вернулась к началу церемонии.
Девушка.
Что-то знакомое в походке, в позе. Стиль одежды, покрой пальто…
Конечно, о, конечно же, нет.
– Разве это была не ваша дочь? – спросила Эмирод, бросив странный взгляд на Марджори. – Разве это не ваша дочь?»
Они услышали грохот удаляющихся ног за воротами.
Когда Сильван добежал до ворот, там уже никого не осталось. Все всадники сели на своих гиппеев и уехали.
***
Стелла предполагала, что Сильван будет среди всадников. Несмотря на то, что ей рассказывали об Охоте и что она видела сама, она надеялась, что найдёт способ приблизить своего Гиппея к его. Все подобные предположения были забыты в тот момент, когда она запрыгнула на спину зверя, который сам подошёл к ней. Прежде чем приехать к бон Дамфэльсам, она беспокоилась, что гиппей может оказаться недоступным для неё, может, так сказать, её не ждать. Однако всё, что ей рассказывали во время их наблюдения за Охотой, указывало на то, что гиппеев всегда было ровно столько, сколько требовалось собравшимся охотникам. Если же кто-то в последнюю минуту решал не ехать верхом, за воротами не появлялось ни одного зверя. Поскольку это было частью её плана – прийти в сад поздно, после того, как Гончие уже ушли, то ни у кого не было никакой возможности перехватить её. Она подошла к воротам, когда её отец садился в седло, а затем скорее почувствовала, чем увидела, как перед ней появился гиппей, вытягивающий для неё свою массивную ногу. Она повторила движения, которые столько раз отрабатывала на тренажёре до автоматизма.
До этого момента все происходило слишком быстро, чтобы она могла всё взвесить и передумать. Затем внезапно острые шипы оказались всего в нескольких дюймах от её груди, сверкая, как смертельные бритвы. Пока она смотрела на них, наполовину загипнотизированная и впервые начинающая испытывать страх, гиппей повернул свою голову и растянул губы в подобии улыбки, улыбки, достаточно похожей на человеческую, чтобы она поняла, что в ней было что-то вроде веселья, что-то вроде презрения, и особенно что-то, похожее на ободрение своего седока. Затем зверь резко бросился вслед за остальными. Стелла ахнула и собрала всю свою волю и концентрацию для того, чтобы держаться подальше от костяных лезвий.
Они проскакали некоторое расстояние, прежде чем ей пришло в голову поискать Сильвана. Сзади все всадники выглядели одинаково. Она не могла сказать, был он там или нет. Всадник прямо перед ней был её отцом. Она узнала его пальто, покрой которого отличался от пальто других охотников.
Все всадники выглядели одинаково. За исключением её отца…
Это был хороший день для Охоты. Хотя лето закончилось, пастбища всё ещё были зелёными после недавних дождей. Фермеры снесли некоторые из старых проволочных заграждений, и те, что остались, были хорошо видны. Впереди, пересекая серебристо-бежевую стерню овсяного поля, она увидела быстро бегущих Гончих, прежде чем стая скрылась за склоном слева от неё. Лёгкий ветерок доносил лай и звук охотничьего рожка. Тёмные фигуры окаймляли вершину холма. Одна из фигур взмахнула шляпой и указала в ту сторону, куда последовал Лис-Фоксен. Стелла направила Гиппея влево, вниз по рощице и ещё раз вокруг, вверх и через гребень холма, коротким обходным путем. С вершины холма она могла видеть, как Лис бежит по пастбищу внизу, низко опустив нос, с пушистым хвостом позади. Затем он проскочил под забором, затем проследовал по длинному бревну и скрылся в роще Фуллера. Она направила своего скакуна через забор к роще, совершив чистый прыжок, присоединившись к нескольким охотникам, уже находившимся там. Хозяин Охоты жестом велел им обогнуть рощу, и она повернула в сторону куда мог убежать Фоксен, оказавшись рядом с канавой.
Она слышала лай собак в роще. Загонщик был там с ними; он повысил голос, называя отдельных собак по имени, подгоняя их. «Баундер, убирайся оттуда. Даппл, вставай, девочка, вставай…»
Затем раздался далёкий крик, рог, и собаки снова подали голос…
Сильван. Он был здесь, рядом с ней, повернувшись в седле, он с нескрываемым обожанием смотреть на неё. Она почувствовала, как вспыхнуло её лицо, и гордо выпрямилась.
Некоторые из всадников отступили. Они скакали всё утро, а сейчас уже был полдень, солнце светило прямо над головой и припекало её шляпку. Лис укрылся в лесу Брента. Хозяин Охоты сделал странную штуку. Он встал на своего Гиппея, как какой-нибудь цирковой акробат, и начал метать вверх какой-то предмет.
А потом… накатила волна чувств. Вспышка чистого удовольствия, пронесшаяся вверх от её паха. Оргазм чистого наслаждения, который, казалось, продолжался, и продолжался, и продолжался.
Сильван тоже это почувствовал. Они все это почувствовали. Это было видно на каждом лице. Каждое тело было пронизано этим, головы охотников подёргивались, челюсти расслабленно отвисли.
Затем, наконец, Загонщик объявил об убийстве, и они повернули назад. Теперь солнце было у нее за спиной. Долгая поездка домой. Даже если бы они поскакали коротким путём, по гравийной дороге мимо старой фермы, обратный путь всё равно был долог.
Когда они наконец вернулись, Стелла чувствовала себя отчаянно уставшей. Отец подошёл к ней и взял её за руку, грубо, слишком грубо, и они прошли через ворота вместе с остальными.
– Что, во имя всего святого, ты здесь делала? – прошипел он, склонившись, его рот был почти у её уха. – Стелла, ты маленькая дурочка!
Она уставилась на него, разинув рот. – Ездила верхом, – ответила она, удивляясь его вопросу. – Папочка, я каталась верхом.
Она проследила за взглядом отца, поднявшегося на террасу. Мама стояла там с бокалом в руке, очень бледная, очень красивая. Сильван был рядом с ней. Он обнимал Марджори, указывая на них сверху вниз. Но как он мог быть там, даже не в охотничьем костюме, когда всего несколько минут назад он ехал верхом рядом с ней?
Стелла почувствовала, что её лицо предательски краснеет. Сильван на самом деле не был на Охоте. Он не мог быть там. Её отец отошел от неё, поднимаясь по пологой лестнице. Мать вцепилась в балюстраду обеими руками так крепко, что побелели костяшки пальцев. Сильван поддерживал её. Затем появился отец, оттеснив его плечом в сторону.
– Марджори!
Его жена слепо смотрела на него, как будто не знала, кто он такой.
– Стелла, – хрипло прошептала Марджори, указывая в сторону дочери. – Её лицо…
Риго обернулся, чтобы посмотреть на свою дочь, стоявшую у подножия лестницы, повернулся слишком поздно, чтобы увидеть то, что видела Марджори, – тот же холодный, бессмысленный взгляд, который был у Гусиной Девочки, когда она появилась среди них в день приёма в Опал Хилл
Что касается Стеллы, она с трудом поднялась на ноги, дрожа от ярости, от осознания того, что Сильван на самом деле не был там, чтобы увидеть её. Она помнила лошадей, гончих и лису, но это были настоящие лошади, настоящие собаки из какого-то другого времени, минувшего много лет назад. Она вспомнила ту волну чувств, которая наполнила её, и это воспоминание заставило её покраснеть. Глядя на обеспокоенное лицо Сильвана, на разъяренное лицо её отца, на встревоженное лицо её матери, она интуитивно осознала, что вокруг неё происходят какие-то странные вещи.
***
Шоэтай, помощник в Управлении Приемлемой Доктрины, сидел в столовой портового комплекса, ожидая разгрузки судна. Старший Брат Ноази Фуасои объяснил, что корабль перевозил очень важный груз, и он послал Шоэтая принять его. Лицо его было таким гротескным, что заставило нескольких сотрудников порта притвориться, что они его не видели, включая двух официантов в этой столовой.
Шоэтай настолько привык к своей уродливой внешности и к тому, как на неё реагировали люди, что даже уже не выказывал свою обиду и возмущение, хотя эмоции бурлили под поверхностью, становясь с каждым днём все более злобными. Старейшина Фуасои мог бы послать кого-нибудь другого. Яви, или Фумо. Любой из них. Они выглядели, конечно, не очень, но и на монстров не походили. Вечный вопрос. «Почему я?»
Там, в Святом Престоле, бывало какой-нибудь благонамеренный идиот пытался утешить Шоэтая, говоря что-то навроде: «И всё же ты рад, что жив, не так ли? Ты бы предпочел быть живым, чем мёртвым, так ведь?» Что только доказывало, насколько они были глупы и бесчувственны, изрекая в его адрес эти клише подобным образом. Нет, он не предпочел бы быть живым. Да, он предпочел бы умереть, если бы не боялся смерти. Ещё лучше было бы, если бы он вообще никогда не рождался, или если бы они позволили его отцу убить его в младенчес