Жители кричали из окон, разговаривали в комнатах наверху и внизу, двигались по проезжей части, их голоса становились громче по мере приближения и стихали по мере их удаления. Теневые фигуры мелькали вдоль перил моста. Группа теней вынырнула из дверного проема в трепещущий свет от колышущихся листьев. Несмотря на свою рептильную внешность они были грациозны. Их глаза искрились смехом, руки тянулись навстречу, как бы говоря: «Добро пожаловать!»
Но на самом там никого не было, совсем никого.
Пара влюбленных оперлась на перила моста, переплетя руки. Риллиби прошёл сквозь них. Это были лишь призраки, отголоски прошлого.
– Призраки, – выдохнул Тони.
– Нет, – сказала Марджори, заворожённо смотря на фигуры влюблённых. – Это голограммы, Тони. Они создали их. Прожекторы должны быть где-то на деревьях.
– Эти образы скрашивали жизнь последних из Арбаев, когда их становилось всё меньше и меньше, – сказал Майноа
– Откуда вы знаете?
– Мне сказали, – ответил Майноа, – только что. Всё это согласуется с другими вещами, которые я узнал с тех пор, как мы вместе обедали в тот день в Опал Хилл. Великие машины в Семлинге пережевали информацию, поглотили и снова выплюнули. Машины смогли перевести книги из города Арбай. Не все, некоторый. Половину из них. О содержимом другой половины они могут догадываться. Ключ к их языку был скрыт в резьбе на дверях.
– А сами резные двери?
– Они сумели прочесть зашифрованное в их узорах.
– И что там написано?
Брат Майноа покачал головой, пытаясь рассмеяться, смех превратился в кашель, который согнул его пополам.
– Они говорят, что арбаи умерли так же, как и жили, в соответствии со своей философией.
– Здесь?
– Там, на равнине, они быстро умирали. Здесь, на деревьях, их уход был приостановлен. Их философия не позволяла им убивать любую разумную вещь. В своем городе на равнине гиппеи вырезали изображения своих сородичей. Те, кто жил в этом летнем городе среди деревьев, не могли вернуться туда жить. Они не хотели умирать. Так они прожили одно последнее лето здесь, а когда пришла зима, они медленно угасли, зная, что во всей вселенной они были последними из своего народа.
– Как давно это было?
– Века. Века в системе исчисления времени Травы.
Марджори оглядела плетеные здания и в недоумении покачала головой.
– Но это невозможно. В конце концов все эти конструкции должны были разрушиться, пасть под гнётом времени. Эти извилистые дороги должны были просто сгнить.
– Нет, потому что они обновлялись час за часом, день за днём все эти бесчисленные годы. Их постоянно поддерживают.
– Но кто?
– Я думаю, что мы встретимся с ними уже очень скоро.
Риллиби вёл их по извилистым улочкам. Перед ними проход расширялся, превращаясь в широкую платформу с перилами в стиле рококо и спиралевидными столбами, поддерживающими широкую шапку крыши.
Городская площадь, подумала Марджори. Зелёные лужайки. Зал заседаний на открытом воздухе, наполненный игрой ветра и пением птиц. Вокруг ходили, танцевали и приветствовали друг друга призрачные фигуры, отбрасываемые ими тени были такими густыми, что на мгновение люди подумали, что внушительная фигура, идущая к ним через платформу, была еще одной тенью. Когда они увидели, что это не так, Тони потянулся за ножом, который носил с собой.
– Нет, – сказал брат Майноа, положив свою руку на руку юноши. – Нет. Он не причинит нам вреда.
Майноа решительно пошёл вперед, чтобы увидеть то, что так часто хотел увидеть глазами, а не разумом.
Существо, представшее перед ними, не имело какой-то чёткой формы, отчего они не могли его толком разглядеть, как ни старались. Они видели большое тёмной пятно подрагивающей кожи, с блеском клыков, или чего-то навроде клыков цвета слоновой кости. Огромные на выкате глаза, колышущееся марево фиолетового сияния волос, похожих на всполохи холодных молний или на северное сияние.
Брат Майноа пробормотал, церемонно опустив голову, как будто обращаясь к иерарху: – Это честь для нас.
По телу существа прошла дрожь, оно произвело странное движение, отдалённо похожее на кивок. Лапы его согнулись – нет – руки сжались на плетёном травяном узоре. Путники на мгновение увидели трёхпалую ладонь с отставленным большим пальцем. За гривастыми плечами открывалась обширная броня мозолистых пластин на крапчатой шкуре. Всё это предстало лишь на мгновение, а может быть, и вовсе почудилось им. В их умах осталось всего лишь впечатление от увиденного, исчезнувшего слишком быстро, чтобы можно было определить реальность произошедшего. Они не могли описать стоящего перед ними, кроме как сказать, что он не было похож ни на одно известное им земное существо, также как на существ, известных на Траве.
Брат Майноа смотрел на эту величественную тень с выражением благоговения, быстро моргая, как и его спутники, пытаясь сфокусировать своё зрение.
Длинный изогнутый коготь, торчавший из пальца, наполовину покрытого мехом, наполовину чешуей указал на горло брата Майноа. Брат Майноа улыбнулся, как будто услышал шутку.
– Полагаю, ты имеешь ввиду, что вам не понадобиться ничего из вашего арсенала когтей и клыков. Да, действительно, но только до тех пор, пока люди не решат использовать против вас своё тяжелое оружие, и тогда вся ваша броня не сильно бы помогла вашей расе. Люди -довольно опытные убийцы, если не сказать больше.
Выпученные глаза сузились, и брат Майноа резко схватился за голову обеими руками. Остальные упали на колени, также держась за головы, за исключением Сильвана, который рванулся вперед, охватившая его вспышка гнева с изрядной долей страха сделала его безрассудным.
– Эй, эй! Погоди! – Майноа выпрямился, почти задыхаясь. – Я вовсе не хочу, чтобы они это делали.
Теперь он знал, какие эволюционные перипетии привели к появлению такой брони на теле Фоксенов. Когда-то у них был естественный враг на Траве, огромное, свирепое существо. Брат Майноа получил ясный мыслеобраз яростного монстра, пожирающего и гиппеев, и Гончих. У Майноа не на шутку разболелась голова от яркости полученных впечатлений.
– Они вымерли? – спросил он, и сразу же получил утвердительный телепатический ответ. – Вы, Фоксены, истребили их?
Ощущение недоумения. Нет. Раса арбаев истребили их. Бронированные монстры не были разумными существами, просто ходячими комками примитивных инстинктов. Арбаи покончили с ними, чтобы защитить гиппеев.
Брат Майноа сел на плетённую дорожку, внезапно почувствовав усталость.
– Это существо – мой друг, – сказал он другим людям. – Мы с ним уже некоторое время общаемся.
– Фоксен, – выдохнул Тони. Он всё еще стоял на коленях вместе с остальными.
– Да, раса местных лисов, так сказать, – согласился Майноа. – Ему или им удалось сдерживать гиппеев достаточно долго, чтобы мы смогли добраться сюда. Он и несколько его друзей хотели, чтобы мы прибыли сюда, где они могли бы хорошенько нас разглядеть, познакомиться.
– Он знает, где Стелла… – умоляюще произнесла Марджори. У нее возникло впечатление огромной головы, повернутой в её сторону. Она вздрогнула, потом сказала: – Понятно. Конечно, да.
Сильван удивлённо спросил: – Марджори?
– Я слышу его, – воскликнула она. – Сильван, я слышу его. Разве ты не слышишь?
Сильван покачал головой, бросив подозрительный взгляд на то место, где, по его мнению, находился Фоксен.
– Нет. Я ничего не слышу.
– Ты слишком долго был охотником, – сказал Майноа. – Всех вас, бонов оглушили гиппеи.
– Он умеет говорить? – спросил Сильван.
Риллиби ответил ему: – Это чем-то похоже на речь. Картинки вперемешку со словами, звучащими у меня в голове.
Он поднялся на ноги. Ему больше ничего не нужно было здесь. Он не хотел разговаривать с лисами. Он, как и Марджори, хотел лишь найти Стеллу.
– Что он говорит о вашей дочери? – спросил Сильван. – Что её ищут и другие представители его вида, – ответила Марджори. – Что они дадут нам знать, когда найдут её.
– Они многое хотят нам рассказать и расспросить нас, – устало сказал брат Майноа, страстно желая и в то же время страшась этого разговора. – Много вещей.
– Я вернусь вниз и расседлаю лошадей, – сказал Риллиби. Если они не собирались и дальше искать Стеллу, то он хотел бы побыть один, прильнуть к стволу огромного дерева, ощутить его запах. Он повернулся, чтобы вернуться тем же путё1м, которым они пришли.
Сильван последовал за ним.
– Я помогу тебе, – сказал он. – Мне здесь что-то нехорошо.
Риллиби неохотно кивнул ему.
Остальные даже не заметили, как они уходили.
***
Шевлок Бон Дамфэльс, размеренно потягивал вино, устроившись поудобнее в кресле в своих апартаментах, расположенных высоко в эстансии Бон Дамфэльсов. Рассвет только занимался. Через открытое окно он мог видеть ютившиеся друг к другу домики селян; дым из их труб поднимался прямо в небо. Мёртвый штиль. Утро ещё не было нарушено звуками нарождающегося дня. Даже гляделки в этот рассветный час молчали. Рядом с ним стоял открытый ящик с бутылками, половина из которых была пуста.
На мятой кровати спала Гусиная Девочка. Она не вставала со своего ложа несколько дней. Иногда она спала. Иногда просто неподвижно лежала под тяжестью тела овладевавшего ею Шевлока, пока он ласкал её, горячо нашёптывая ей что-то. Её тело реагировало на его манипуляции: кожа розовела, соски твердели, промежность становилась влажной и приветливой.
Кроме этого, она не выказывала никаких признаков того, что вообще что-то чувствует. Её глаза оставались открытыми, устремленными куда-то в пространство, наблюдая за чем-то, чего Шевлок не мог видеть.
Однажды, только однажды, во время очередного соития, ему показалось, что он увидел искру в её глазах, мельчайшую искорку, как будто какая-то мысль промелькнула в её голове, но так быстро, что её невозможно было уловить. Теперь она спала, пока Шевлок пил. Он пил с тех пор, как впервые привёл её сюда.
Она должна была стать его Обермам. Она должна была править семьёй вместе с ним, после смерти Ставенджера. Она подходила на эту роль. Более того, он страстно любил её, Джанетта была всем, чего он желал в своей жизни.