Глава 6,в которой начинается сентябрь и прочие неприятности
Сентябрь начался странно. Хотя нет, сентябрь, как и положено, начался с первого сентября. Это в принципе свойственно каждому месяцу – начинаться с первого числа, но начинаться с первого сентября может только один месяц, и это, как правило, сентябрь.
Девочки с огромными бантами, аккуратно причесанные мальчики в белых рубашках и брючках с идеально выглаженными стрелками, родители с напряженными и в то же время счастливыми лицами, учителя, почти такие же напряженные, но чуть менее счастливые, чем родители, – все пытаются убедить друг друга в том, что этот день праздничный. На самом деле, все эти люди – и девочки с бантами, и отутюженные мальчики, и, конечно же, их учителя, – все они просто-напросто выходят на работу после долгого летнего отпуска. Ни на одной другой работе не принято поздравлять человека с возвращением из отпуска. Наоборот, работнику сочувствуют и иногда даже, если повезло с руководством, стараются сильно не загружать должностными обязанностями. Но школа – это особый мир, мир, в котором взрослые вынуждены общаться с детьми, причем преимущественно чужими, а дети, соответственно, со столь же чужими взрослыми. Естественно, что в этой странной ситуации без обмана не обойтись, и, чтобы привыкание к нему произошло как можно быстрее, сразу же начинают с ударной дозы. Другое дело, что, выражая радость от встречи друг с другом, а заодно и с пахнущим краской после летнего ремонта зданием школы, дети, их родители и учителя делают это столь энергично и увлеченно, что атмосфера праздника становится по-настоящему искренней и беззаботной.
Учитель ОБЖ – основ безопасности жизни, которому выпала миссия провести урок патриотического воспитания у пятиклассников, поскрипывая маркером, вывел на белоснежной поверхности: «Что такое патриотизм?» – и оглянулся на внимательно следящих за его действиями учеников. Пятый «А». Лучшие ученики из трех прошлогодних четвертых классов, собранные вместе. Еще не успевшие перезнакомиться, передружиться и перессориться. Еще верящие в то, что вот теперь, когда они перешли из начальной школы в среднюю, и начнется настоящее обучение. Что же, возможно, так оно и есть.
Скрипнув, дверь кабинета приоткрылась. Педагог недовольно взглянул в сторону появившегося в кабинете человека, давая понять, что прерывать еще только начинающийся урок совершенно непедагогично, но все же направился к выходу, коротко бросив оживившемуся классу:
– Тишина. Я через минуту вернусь.
Минуту спустя дверь вновь распахнулась, но вместо уже знакомого детям преподавателя в класс один за другим вошли трое мужчин в камуфляжной униформе и натянутых на головы масках-балаклавах. Каждый из мужчин держал в руках небольшой короткоствольный автомат, тускло поблескивающий в лучах еще вполне энергичного первосентябрьского солнца, изо всех сил бьющего сквозь свежевымытые оконные стекла.
Один из мужчин так и остался стоять у двери, равнодушно скрестив на груди руки. Другой прошел вглубь класса и начал невозмутимо, перемещаясь от одного окна к другому, закрывать на них жалюзи. Третий, самый высокий и широкоплечий, расположился у маркерной доски и, постучав по ней указательным пальцем, громогласно провозгласил:
– Тема урока будет другая. Ваша школа захвачена, а вы все с этой минуты – наши заложники. Ты, – указательный палец описал дугу и ткнулся в лицо сидевшей за первой партой упитанной розовощекой девчушке, – пройди по классу и собери у всех мобильные телефоны.
Двадцать девять пар глаз, почти по числу сидящих за партами ребятишек, дружно прервали созерцание торчащего из обрезанной кожаной перчатки пальца и нацелились на третью, стоящую у окна, парту. Именно из-за нее вывалился в проход между рядами и остался лежать на новом, только этим летом купленном линолеуме белобрысый мальчуган, чья загорелая кожа начала вдруг стремительно бледнеть, на глазах принимая оттенок его светлых, выжженных летним солнцем, волос. На мгновение в помещении воцарилась абсолютная, столь любимая учителями тишина, а затем соседка белобрысого мальчишки по парте открыла рот и наполнила класс пронзительными воплями, тут же подхваченными еще восемнадцатью голосами. У девочек в пятом «А» было убедительное большинство.
Wellcome to hell – Илья скользнул взглядом по упорно просвечивающей через толстый слой белил надпись на школьном заборе.
По случаю первого сентября Лунин, пожаловавшись на рези в желудке и получив от ставшего последнее время необыкновенно доброжелательным Хованского разрешение уйти домой пораньше, в час дня уже припарковался недалеко от здания школы, в которой работала его мать, и теперь, заложив руки за спину, неторопливо прогуливался из стороны в сторону вдоль высокого бетонного забора, огораживающего территорию счастливого детства от всех прочих. После посещения магазина в багажнике «хайландера» ожидали своей участи две бутылки красного сухого вина и йогуртовый торт. Зайдя в цветочный павильон, Илья увидел, как продавцы меняют ценники на выставленных в витринах букетах. В сравнении с первой половиной дня, когда особо забывчивые родители закупали для любимых педагогов охапки обреченной на скорое увядание зелени, к обеду цены снизились больше чем на треть. И все же цветы Лунин покупать не стал, зная, что и без его букета квартира матери будет заполнена разноцветным и благоухающим изобилием.
– Илюшенька, ты не поднимешься? – Голос матери в телефонной трубке звучал оживленно. – Я одна все это не донесу. Двести пятый кабинет.
– Сейчас приду.
Убрав смартфон в карман, Лунин неторопливо поднялся по ступеням школы, из дверей которой со счастливыми лицами выбегали последние, задержавшиеся в классах ученики.
Квартира матери встретила Лунина традиционной чистотой, несколькими заблаговременно выставленными на кухонный стол вазами и трехлитровыми банками, предназначенными для первоцветов, именно так Ольга Васильевна называла подаренные ей первого сентября букеты. После того как каждый букет был определен в соответствующую ему емкость, а сами емкости равномерно распределены по квартире, на кухне незамедлительно начался процесс приготовления к семейному торжеству. Надо сказать, что подобная под готовительная часть празднества Илье зачастую нравилась гораздо больше самого застолья. Распечатав бутылку, этикетка которой уверяла, что темно-красное содержимое произведено в регионе Кастилия, и сделав пару пробных глотков оказавшегося довольно приятным вина, Илья бодро включился в приготовление овощного салата, в то время как Ольга Васильевна одно за другим извлекала из холодильника заранее приготовленные блюда, часть из которых отправились в микроволновую печь, а некоторые, покрупнее, в духовку.
– А вот и рулетики баклажановые, твои любимые. – Из казавшегося бездонным чрева холодильника появилась очередная емкость, до отказа заполненная аппетитно выглядящими и столь же аппетитно пахнущими желто-коричневыми трубочками, плотно нафаршированными сыром и чесноком. – Тебе же сегодня ни с кем не целоваться? А то я, кажется, с чесноком переборщила немного.
– Только с тобой. – Лунин потянулся к матери и неловко чмокнул ее в висок. – Под рулетики стоит накатить. Давай, за твое кулинарное мастерство.
– Ох, тебе лишь бы накатить. – Сделав небольшой глоток, Ольга Васильевна вернула бокал на стол. – Ты две бутылки-то зачем взял? Знаешь ведь, мне совсем мало надо. А остальное что, сам все выпьешь?
– Ну а что тут? – Лунин недоуменно пожал плечами. – Не водка же.
– Не хватало, чтоб ты еще водку у меня бутылками глушил, – возмутилась мать и строго взглянула на Илью. – Скажи мне, ты там в одиночестве еще спиваться не начал? Может, тебе у меня пожить? Хоть поешь нормально.
– Ну куда я с собакой, – нашелся Лунин, которого мысль о том, чтобы переехать жить к матери, привела в тихий ужас, – она грызет все подряд, да и до улицы не всегда дотерпеть может.
– Фу, нашел о чем за столом говорить. – Ольга Васильевна укоризненно покачала головой. – Так, у нас все готово. Раскладывай вилки и доставай мясо из духовки. Будем пировать.
После того как все подобающие торжественной дате тосты были произнесены, Ольга Васильевна поведала, как сильно выросли за лето ее ученики и располнела заместитель директора по воспитательной работе. Илья изо всех сил поддакивал, в нужные моменты старательно изображая удивление, а порой и восхищение тем, как быстро растут чужие дети.
Торт и вторая бутылка вина были начаты одновременно. Общение к этому времени уже потеряло былую оживленность и все больше сводилось не к родственному разговору, а родственному молчанию.
– Вот и лето прошло, – с грустью произнесла Ольга Васильевна, глядя в окно на окна соседней девятиэтажки.
Лунин лишь согласно кивнул, в очередной раз поднося ко рту бокал с вином.
– Надо будет на следующей неделе поехать на дачу, картошку выкопать. – Грусть в голосе матери усилилась.
«И зачем ты ее опять посадила?» – хотел было спросить Илья, но, вспомнив, что ответ на этот вопрос из гола в год оборачивается длительной лекцией о пользе домашних продуктов и вреде пестицидов, которыми напичканы магазинные овощи, вновь кивнул:
– Съездим, выкопаем.
– А еще диван.
– Что – диван? Тоже выкопать?
– Нет, я хочу увезти на дачу старый диван, а в гостиную купить новый.
– Если от меня требуется согласие, то я только за, его давно менять пора.
– Согласие, слава богу, мне твое не требуется. А вот помочь погрузить надо.
Илья вопросительно уставился на мать.
– У нас в подъезде мужчина один живет, Михаил Анатольевич, ты его как-то видел, мы в лифте вместе поднимались.
– Возможно.
– Так вот, у него дача в нашем же садоводстве. Представляешь, какое совпадение удачное?
– Ну да, – на всякий случай согласился Лунин, еще не разобравшийся, в чем именно заключается выпавшая матери удача.
– А еще у него машина такая, как маленький грузовик.
– Пикап?