– Точно, пикап! И он на этом своем пикапе готов диван мне на дачу увезти. Совершенно бесплатно. Только ему помочь надо загрузить, он один не справится.
– А потом еще с ним ехать выгружать надо будет? – безо всякого энтузиазма уточнил Илья.
– Зачем? – Мать благодушно махнула рукой. – Там же Матвей Олегович, сосед мой. Он обещал помочь. До чего все же мужчина замечательный!
– Не то слово, – буркнул Лунин, прекрасно знающий, каким именно способом Матвей Олегович сумел заслужить репутацию замечательного соседа у обитателей окружающих его шесть соток участков.
Метод был достаточно прост в применении, а главное, действовал почти безотказно. Каждый раз, заметив, что у кого-либо из соседей намечаются посиделки на свежем воздухе, а определить это всегда было не сложно по доносящемуся из-за забора смешанному с дымом запаху жареного мяса, Матвей Олегович, поплевав на мозолистые ладони, активно принимался за хозяйственную деятельность. Вариантов деятельности, как правило, было два. Чаще всего Матвей Олегович пилил дрова, наполняя окрестности ревом мощной бензопилы, но иногда снисходил до заботы о маленьком, засеянном газоном пятачке перед домом, для чего использовал не менее шумный бензотриммер. Соседи, понимая, что их вечернее мероприятие находится под угрозой срыва, тут же идут на контакт с не в меру хозяйственным дачником, прося его перенести трудовую деятельность на другое, не столь располагающее к душевным посиделкам время. И что же Матвей Олегович? Конечно же, он, как и положено человеку душевному и отзывчивому, идет навстречу и заглушает двигатель одной из своих адских машин. Взамен он имеет почти безупречную репутацию, а также, в виде приятного бонуса, стакан-другой сорокоградусной жидкости, любезно наполненный благодарными любителями вечернего шашлыка.
– Ладно, загрузим, – кивнул Илья, решив не утруждать мать чрезмерной информацией.
Ольга Васильевна с благодарностью взглянула на сына и неожиданно огорошила:
– Знаешь, я хочу уйти из школы.
– Это ты сегодня решила? – От удивления Илья залпом осушил свой бокал. – Вот прям первого сентября?
– Почему сегодня? – Мать коснулась его руки своими тонкими пальцами. – Я все лето думала. Знаешь, когда ты сидишь у себя в саду, то от тебя все так далеко, кажется, можно еще годик потерпеть. А сегодня я посмотрела на всех, всем поулыбалась и чувствую – нет, не могу больше, устала. Как представлю, что до часа ночи опять над тетрадями сидеть, проверять, так вот и все, не хочу. А отчеты! Ты представляешь, сколько надо бумаг заполнять?
– Вот это я как раз представляю. – Усмехнувшись, Лунин подлил немного вина матери, а затем наполнил до верха свой бокал.
– Нет, Илюша, это уму непостижимо. – Ольга Васильевна обхватила бокал обеими руками, словно пытаясь впитать в себя ладонями тепло далекой, согретой горячим солнцем Испании. – Мне кажется, с каждым годом этой писанины все больше и больше. Только раньше вся отчетность в бумажном виде была, а теперь якобы на электронную перешли. Но, на всякий случай, бумажную тоже оставили. Так что писать стали в два раза больше.
– Могу тебя утешить, у нас примерно все то же самое. – Илья ободряюще улыбнулся матери.
– Мне кажется, так везде. Ну ничего, вот доработаю и отдохну от всего этого.
– Не рано ты на пенсию собралась? – Илья, который никогда не воспринимал мать как пожилую, а уж тем более старую, женщину, не представлял, каким образом она вдруг окажется за пределами того привычного для нее рабочего круга, по которому непрерывно бежала уже не один десяток лет.
– Рано? – Мать грустно улыбнулась. – Через месяц шестьдесят шесть будет. Думаю, хватит. Буду дома с учениками заниматься, может, по деньгам даже лучше выйдет. На днях предупрежу директора, пусть замену ищет. До каникул доработаю, и все. В крайнем случае, до Нового года. Там уж точно уйду. У меня класс не выпускной, можно за них не переживать. Чем раньше они начнут с новым учителем заниматься, тем лучше.
– Ну, за будущую пенсионерку, – отсалютовал бокалом Лунин.
– Илюша, ты точно не злоупотребляешь? – Ольга Васильевна с подозрением взглянула на почти опустевший бокал в руке сына. – Ты помнишь, что у тебя наследственность плохая?
Говоря по правде, на раннюю смертность или чрезмерную болезненность родственников Лунину жаловаться не приходилось. Плохая наследственность Ильи на самом деле заключалась лишь в повышенном уровне холестерина у отца и не очень хороших анализах на этот самый холестерин, которые маленький Лунин сдавал во время школьной диспансеризации еще тридцать лет назад.
– Не злоупотребляю я, – тоскливо вздохнул Илья, бросая взгляд на часы, – между прочим, я с этого месяца в фитнес-клуб ходить начинаю.
– Да ты что, – обрадовалась мать.
– С бассейном, – горделиво добавил Лунин, демонстрируя пластиковую карту члена клуба, – так что скоро постройнею, похорошею, не узнать будет.
– Молодец. – Настроение Ольги Васильевны моментально улучшилось. – А у нас в школе ты не представляешь, что удумали. Мы теперь шефствуем над исправительной колонией.
– Над чем? – От удивления Илья чуть было не поперхнулся очередным куском торта.
– Над колонией, – невозмутимо объяснила мать, – это такое место, где преступники исправляются. Хотя, возможно, я что-то путаю, и это не мы шефствуем над ними, а они над нами. От этой колонии сегодня приезжал представитель, заместитель начальника, очень импозантный мужчина, с усами. Так вот, он выступал на школьной линейке, сказал, что теперь мы будем поддерживать тесные отношения и делиться друг с другом опытом. Я, правда, не очень поняла, каким именно опытом их колония может поделиться с нашей школой. Как ты думаешь?
– Ну а что, – Лунин пожал плечами, – думаю, они знают, как сделать так, чтобы дети не шумели на переменах.
– Не говори ерунды, – мать пренебрежительно махнула рукой, – никто не знает, как сделать, чтобы они не шумели хотя бы на уроках. Они же не будут каждый день демонстрировать показательные выступления.
– У вас еще и выступления были?
– Да, очень интересные. Вышли десять мужчин, а с ними еще один.
– Значит, одиннадцать. – Илья быстро произвел нехитрые вычисления.
– Нет, – покачала головой Ольга Васильевна, – десять и с ними еще один. Эти десять были в шлемах и со щитами, прямо как средневековые рыцари, только мечи им, к сожалению, не дали, вместо этого дубинки были. Они построились в две шеренги, и каждый поднял над головой правую руку с дубинкой. Очень красиво было. Я даже сфотографировала на телефон. Тебе показать?
– Нет, в другой раз, – отказался Илья. Мать обиженно поджала губы.
– Зря, очень эффектная фотография. Потом тот мужчина, который был один, начал выкрикивать команды. Но это мне не очень понравилось, у него был голос такой, грубый, неприятный, могли бы эту роль дать другому человеку. Так вот, он этим своим грубым голосом как крикнет: «Палкой сверху, бей!» И тут же все разом шаг вперед сделали и дубинками махнули. Потом он опять крикнул, они вновь махнули. И так несколько раз. Знаешь, так они решительно все делали, и лица при этом у всех такие решительные в один миг стали.
– Решительные – это как? – уточнил Илья.
– Решительные – это когда они для себя уже все решили, – неожиданно серьезно ответила Ольга Васильевна. – Решили, что им надо всем так идти и палкой этой бить сверху. А если у них кто-то на пути окажется, я, например, то они все равно будут идти и бить.
– Господи, мама, – вздохнул не ожидавший такого поворота в разговоре Лунин, – надеюсь, ты не собираешься становиться ни у кого на пути.
– Я не собираюсь ни у кого на пути становиться, – Ольга Васильевна укоризненно взглянула на сына, – но я боюсь, вдруг они решат пойти там, где я уже стою, а я не успею отойти в сторону.
– Мама! – с отчаянием простонал Илья. – Откуда только в твою голову приходят такие мысли?
– Сынок, я же говорила тебе, мысли не могут приходить в голову. Они из нее должны выходить. Если, конечно, это твои собственные мысли.
Лунин покачал головой, из которой в это самое время изо всех сил начала исходить мысль о том, что визит к матери чересчур затянулся.
– Я, наверное, поеду, – Илья решительно отодвинул от себя тарелку, – мне еще с Рокси гулять надо, а то, говорят, к вечеру дождь будет.
Выйдя во двор, Илья подошел к машине и обернулся. Найдя глазами окно матери, он помахал рукой и уловил в ответ едва заметное движение тонкой руки в окне девятого этажа.
«Вот и лето прошло», – жизнерадостно грянуло откуда-то с противоположной стороны двора. Обернувшись вновь, теперь в другую сторону, Лунин увидел, как в доме напротив, на балконе второго этажа, крепкий мужчина лет пятидесяти размеренно поднимает на бицепс массивную, увешанную дисками штангу. «Только, только, только этого мало!» – раз за разом настаивала Ротару, и мужчина с покрасневшим от напряжения лицом и вздувшимися на шее и руках венами послушно выполнял еще повтор, а затем еще и еще. Илья представил себя, стоящего посреди тренажерного зала. Мощного, с такими же вздувшимися венами и огромными буграми мышц. Со штангой, послушно взмывающей вверх, а затем плавно опускающейся вниз. С гигантским, во всю стену, зеркалом, в котором отражается атлетичная и в то же время стройная фигура. Его фигура.
Надо купить себе спортивный костюм, подумал Илья, садясь в машину. Только не сегодня. Как ни крути, из двух бутылок вина он выпил почти полторы, так что сейчас не самое подходящее время разъезжать по торговым центрам. Пора домой. Уж до дома он точно доберется без проблем, благо живут они с матерью всего в пяти минутах ходьбы друг от друга. Ходьбы! Интересно, за сколько получится добраться на машине? Заведя двигатель, Илья взглянул на часы и засек время. Две минуты спустя он уже заходил в подъезд своего дома, а еще через десять минут вновь вышел, уже успев сменить форму сотрудника следственного комитета на самые обыкновенные джинсы и легкую ветровку. Компанию Лунину, как и всегда во время его ежевечерних прогулок, составляла Рокси. Нагулявшись вволю, Илья вместе с болонкой уже направлялся обратно к подъезду, когда телефонный звонок оторвал Лунина от приятных воспоминаний о белозубой улыбке и необыкновенно милых ямочках на щеках случайно встреченной им на прогулке девушки.