Ведущий пролетел в госпиталь, а мы сели на полосу по самолетному и порулили на свою стоянку. Тихий открыл глаза, когда я затормозил винт. Он потянулся, потер лицо, сказал "спасибо" и вышел в грузовую кабину руководить выгрузкой группы.
Мне даже не дали заправить вертолет. Топливозаправщик опередили - к борту подъехал крытый "Урал" и уазик-буханка. Пока группа Тихого, заполняла кузов - взяли только автоматы, остальное оружие осталось в грузовой кабине, запрыгивали сами, затаскивали пленных духов, - Тихий отвел меня за вертолет.
- Сейчас нас повезут в штаб дивизии, - сказал он, - там уже собрались деятели из политотдела армии, разведотдела, из трех топоров, будут нас пытать...
- Из трех топоров? - не понял я.
- Ну агенты два нуля и три семерки, особый отдел дивизии. Будем писать объяснительные - как, почему, где... Пишите, как было, один хрен, все упирается в того языка, который в госпитале, жив - не жив, все равно, ничего не скажет. Денег мы отдали мало, вот что их в первую очередь волнует. Сможешь прямо сейчас сумочку сховать, чтобы никто не нашел?
Я не смог придумать ничего лучше, чем спрятать сумку в один из двух бардачков на створках. Набросал сверху ветоши, положил машинку для набивки пулеметных лент. Я не расстегивал "молнию" сумки, чтобы глянуть, какие там деньги, из каких купюр сложены пачки, - чтобы прикинуть, сколько там - сто тысяч, миллион афошек? - не расстегнул, потому что вдруг подумал: там, внутри, лежит зажатая денежными пачками простая лимонка, - подозрительно, кстати, тяжелая сумочка для бумажного содержимого, - а кольцо ее привязано к бегунку "молнии". Было бы смешно погибнуть в куче денег, всю грузовую кабину усыплет зелеными бумажками, выбросит в открытые или выбитые иллюминаторы забрызганные кровью...
Я вышел, закрыл и опечатал дверь, дал наказ водителю ТЗ залить через горловину левого подвесного бака под завязку. Экипаж и Тихий ждали меня в темноте "буханки" - майор из особого отдела дивизии сидел рядом с водилой. Старшим по грузовику был незнакомый старлей, наверное, тоже из того же ведомства. Когда все расселись, колонна из двух единиц тронулась. Ехали недолго. Один раз остановились на шлагбауме, открылась дверца, хлынуло солнце, солдат в каске и бронежилете с автоматом на плече, спросил, у всех ли товарищей офицеров есть оружие, "у всех, у всех", - ответил за всех майор, и мы продолжили свой пыльный путь. Темноту салона, где мы сидели на боковых скамейках, пронизывали косые нити света, проникавшего через пулевые отверстия. В этих тонких лучах клубились пыль и выхлопные газы, наполнявшие салон.
- Откуда у них этот газенваген? - вопросил в темноте Тихий. - Так ведь вместо героев можно их тушки привезти...
Я потрогал пальцами розочки рваного металла, вспомнил, что на языке кузнеца эта операция называется высадкой...
- ...Вот и опишите, как проходила высадка, - сказал майор, раздавая нам бумагу и ручки. В кабинете были только вертолетчики - к нам присоединился привезенный от госпиталя экипаж ведущего. Майор рассадил нас вокруг большого стола, попросил не разговаривать, сел во главе стола напомнил: "Пишем: я, такой-то, такой-то, звание, должность..." - и сам начал что-то писать, низко опустив голову. Спецназ и разведка писали свои объяснительные в соседнем кабинете. В третьем кабинете наши особисты и хадовцы допрашивали пленных. Начальству требовались показания всех участников, чтобы, наложив их друг на друга, увидеть схождения и расхождения, выявить светлые и темные места этой истории.
- Им нужна интерференционная картина, - сказал я сидящему рядом командиру.
- А самые умные, - сказал, не поднимая головы, майор, - сейчас отправятся на детектор лжи...
Брал ли майор на понт, не знаю, - вряд ли здесь имелся полиграф, но больше я не шутил. Если и вправду есть, то на вопросе, знаю ли я, где деньги, меня обязательно выдадут мой пульс, пот, электропроводимость кожи и прочие психофизиологические характеристики. Я принялся писать и скоро изложил на бумаге все то, о чем поведал выше. Не упоминал, конечно, о бессонной ночи, коньяке, таблетке, формулировал обтекаемо, используя слова "возможно", "предположительно". Подчеркнул тот факт, что огонь по пулеметчику открыл после сообщения ведущего, на борту которого находился наводчик-афганец, что человек, наводящий ДШК на вертолет с дистанции двадцати метров, не более, не является связником Исмаил-хана, которого было приказано взять живым.
Написав свое сочинение, сдавали майору, выходили по одному, сидели в беседке-курилке, курили, делились, кто что писал, пустили по кругу командирскую фляжку с разбавленным на треть спиртом.
Скоро уже смеялись, даже хохотали, хлопая ладонями по скамейке, по своим и чужим коленям.
- Ты зря подпрыгнул, - говорил я командиру. - Я же хотел отстрелить ему ноги, как раз прицелился!
- Целиться надо было по его пальцам на гашетках, - смеялся командир, - нахер им язык без ног!
- А как он показания бы писал без пальцев-то? - булькал от хохота штурман.
И мы все булькали и корчились, как будто выпили по целому стакану чистого спирта, а не по несколько глотков разведенного.
Пришел командир ведущего и, отхлебнув из предложенной фляжки, сказал:
- А, между прочим, связник оказался без языка. Немой он.
- Язык без языка? - выдавил штурман и повалился от смеха набок на скамейку.
- Не твой он? - хохотал командир, запрокидывая голову.
- Я серьезно, - сказал ведущий. - Ножевое ранение в селезенку, потащили в операционную - не знаю, жив ли сейчас, - и язык отрезан, причем давно...
- А что, - сказал, откашливаясь после смеха командир, - выгодный курьер, лишнего не скажет, писать, скорее всего, не умеет, так что можно было и пальцы отстрелить... - он опять подавился смехом.
Пришли спецназовцы - командиры обеих групп и их замы. В отличие от нас, они были мрачны.
- Дети в подвале играли в гестапо, - сказал Тихий, садясь и закуривая.
- А ты в курсе, что связник был немым? - осторожно спросил я.
- Конечно, - сказал Тихий. - Даже если бы не знал, то когда мой нож воткнулся ему в бок, он так разинул рот, что я увидел, чем он вчера ужинал - кажется, творожком и сухофруктами. Ну и обрубок, естественно, увидел, - с таким коротким языком обычно не говорят...
- Что значит "если бы не знал"? - спросил неслышно подошедший начальник разведки полка, тоже дававший объяснения. - Ты знал его раньше?
- Конечно, товарищ майор, - не оборачиваясь, ответил Тихий. - В школе вместе учились.
- В школе молодого моджахеда, - хохотнул Вася. - Но Тихий вовремя свалил, потому и с языком до сих пор...
Все заржали.
- А не мешало бы подрезать, - сказал начальник разведки. - С таким языком спокойно до дембеля не доживешь. Скажи спасибо, я твою беллетристику скоммуниздил, пока они моргалами хлопали. На вот...
Он достал из нагрудного кармана мабуты сложенный листок, протянул Тихому.
- Сказали "в деталях", написал в деталях, - Тихий забрал листок, положил в карман. - Спасибо, Иваныч...
- А как, все-таки, ты его приколол? - спросил командир ведущего. - Они теперь с тебя не слезут.
- Да где сели, там и слезут, - сказал Тихий. - Он что живой, что мертвый одинаково немой. А подрезал я его и в самом деле случайно. Пошел со стороны сада, там колодец обнаружил, оросительная система, кяриз от реки, значит, неглубоко, и, вероятно, через кишлачок идет. Я про этот кишлак слышал, когда-то приютом поэтов был, давно очень... Короче, спустился я в колодец, а он мне навстречу шлепает. Ситуация патовая, даже матовая, - мне стрелять нельзя, ему можно, коридор прямой, я вижу столб света его колодца, метрах тридцать от моего, он видит мой колодец. Пришлось обратно подтянуться и висеть там, пока не подошел. Слава аллаху, он один был. Я на него свалился, автомат ногами выбил, стали махаться, - здоровый дух, кое как его уронил, но он из моих ножных ножен мой "меч Аллаха" выхватил и давай махать и тыкать в меня. Тут я его кисть поймал, зафиксировал, хотел вывернуть, а он сам вдруг вперед подался, прямо на клинок левым боком - то ли вывернуться хотел и не справился, то ли самоубийством решил покончить, чтобы в плен не попасть... Вот и вся история. Потом мои подоспели, вынули его на поверхность, я по коридору пробежался, до выхода во дворик внутренний, ничего не нашел, вернулся. Портфель с документами у малика был, которого в доме взяли вместе с муллой, начфином, замполитом и начштаба их комитета. А деньги... Вроде, там какие-то деньги тоже были, а, Иваныч? - повернулся он к начальнику разведки.
- Были, да им (майор мотнул головой в сторону штаба) мало показалось. Им, видите ли, источник с той стороны сообщал о сумме в два раза большей... Вы дом хорошо обыскали? - повернулся он к Васе, который со своей группой пленил исламский комитет.
- Все обшарили, всех обшмонали, товарищ майор, - глядя невинными глазами, сказал Вася. - Даже в бассейн лазили, ну как его, хаус. Там точно курорт - внутренний дворик по периметру усажен красными розами, в центре - тот бассейн, в углу - как раз колодец, из которого по желобу вода в хаус течет и в арык по периметру, вдоль которого розы. А какая автоматика воду наверх поднимает, я не понял. Черпаки крутятся сами - обычно ишак кругом ходит, а тут...
- Я такие механизмы видел в неглубоких кяризах, - сказал Тихий. - Как водяная мельница, колесо с лопастями, бегущая вода крутит, черпаки на ремне, вот и весь фокус...
- Инженеры, ети иха мать, - сплюнул Вася. - И крыша над двориком ажурная, хоть и из глины, всегда и свет и тенек, и пахнет там, я чуть не одурел, чесслово, как в Ессентуках у клумбы, что возле грязелечебницы имени Семашко. Нам бы так жить!..
Солнце уже было высоко и палило. Наступало обеденное время, и нас отпустили, пригрозив разобраться до конца.
- Знакомая история, - сказал Тихий. - Какие ордена, когда вы все, что можно, нарушили, убили, украли, скажите спасибо, что мы вас не посадили. В принципе, ничего страшного, все при своих и разбежались. Думаю, больше никого не тронут, живем спокойно...