– Любить?
Эти двое с восторгом посмотрели на Юну и первый горячо воскликнул:
– Поэтому до сих пор находится здесь. Конечно! Вы правы! Это редкость! Это великий дар! Она самая достойная.
– Вот!
– А знаете, хотите я для нее предложу чудесный вариант, – воскликнул первый, – в городе Нарофоминск…
– Нет, не хочу! – заорал Илья. – Ну, что – заметано? – и потрепал их по плечам, – все, ступайте, не смущайте девицу, а то она сейчас сбежит, чтобы вам больше досталось… Стоп. Адресок черканите.
– Что? – не понял первый.
– Адрес какой?!
И получив ответ на свой вопрос, он проводил эти странные создания взглядом. Когда они удалились, махнул девушке рукой.
– Ну? – первым подошел Ворчун, вел он себя, словно папаша, который выдавал свою девицу замуж.
– Отличный вариант, последний этаж, двухъярусная квартира, двенадцать комнат, три санузла, сауна, живут два человека. Пока два. Есть собака. Мамаша молодая, здоровая, красивая ба… женщина. Прислуга приходит через день. Есть повариха. Папаша – нефтяной магнат. Мать сидит дома. Стены увешены картинами голландцев, куча антиквариата… Даже Фаберже! Ну как?
И с радостью уставился на этих двоих.
– Чего молчите?
– Понятно, – проворчал Ворчун.
– Чего тебе понятно? – не понял он.
– А теперь слушай меня, – заговорил Ворчун. – Будет эта девица расти и процветать, как цветочек на подоконнике, будут у нее лучшие платья и наряды, лучшая школа и колледж, поездки на курорты по всему миру. Будет твоя девица орехи лущить яйцом Фаберже и усы пририсовывать голландским пэрам в золоченых рамках на стене, а потом, когда вырастет, засранка…
– Кто? – не поняла Юна.
– Не важно. Вырастет, будет у нее лучший кабриолет на всем Кутузовском. Сядет однажды детка в машинку, нажмет на педальку и с бандой стритрейсеров ночью выедет на проспект – миля-другая, скорость 250, ветер в лицо, а в крови шумит молодость, задор, а в крови играет травка или что покруче, а сзади гудят, торопят. И надо же было этим несчастным стоять на остановке. Ббаммсс! И никого. Месиво. А папочка утром отправит шалунью заграницу, и дело спустит на тормозах. Вот одна из версий. Ну как?
– Ты ненормальный! – воскликнул Илья.
– Обречена быть убийцей твоя пассия, как вариант.
– Что же, поэтому здесь не топчутся ваши? Кто же там родится, если никто сюда не приходит?
– Шансов мало, – закончил Ворчун.
– Это должны быть очень подготовленные люди, прошедшие не одну жизнь, преодолеть искушения и стать человеком не так легко, – вздохнула Юна, – не каждый к этому готов. Чудесный малыш несомненно появится на свет, к нему придут, обязательно его найдут, несмотря ни на что.
– Несмотря ни на что?! Ну, вы даете… А ты? Куда хочешь ты? Где ты ищешь?
– Мне пока трудно к вам попасть. Но, есть свободные существа, которые ждут меня.
– Например?
Юна не ответила, лишь тихо произнесла:
– Знаю одно – скоро.
– И сколько времени ты ищешь?
– Около двадцати тысяч лет…
– Что?! Сколько?! – и он выпучил глаза. – А мне? Сколько еще понадобиться мне?! Что мне нужно сделать?! – он был в панике. Отбежал в сторону и зажал голову руками, чуть не заорал на весь проспект, а на него с удивлением уставились идиотские, вечно улыбающиеся, лица. Потом вернулся.
– Хорошо. Допустим. У вас большая конкуренция. Но я уже имею тело, оно мое, никто его не займет, никого достойнее меня не будет. Почему я не могу в него вернуться?
– Никто, кроме тебя. Ты прав.
– Ну?
– Только ты. Достойнее тебя никого. Так вернись в него достойно, – улыбнулась Юна.
– Идиотизм!
Какое-то время они шагали молча, глядя по сторонам, а он в ужасе соображал. Впервые в жизни он не знал, что ему делать. Он был абсолютно беспомощен, а общение с этими существами запутывало все еще больше. Видимо, пора оставить их и вернуться в больницу, нужно что-то решать, думать, эти не смогут ему помочь ничем.
– Двадцать тысяч лет!!!
– Кто эти зверюшки? – вдруг воскликнул Илья, присмотревшись к странному зрелищу. Он и раньше, в течение всех этих дней видел подобное, но до сих пор не задавал этот вопрос, а сейчас, почему-то, спросил. Они уже долго брели по Кутузовскому проспекту, на котором периодически возникали непонятные существа. Нет, не существа. Там шли люди настоящие, а на плечах у некоторых сидели маленькие обитатели мира, куда он поневоле попал. Они были меньше ростом, совсем еще дети, и вели они себя странно, глупо вели себя. Сидя на плечах у настоящих людей, которые их не видели, извивались на шеях, обнимали, стучали по головам, корчили невероятные гримасы. Вдруг Илья заметил, что на некоторых помещалось по несколько таких особей. Вон женщина, на которой сидело четверо маленьких хулиганов, а шла она под руку с мужчиной, на голове и плечах у которого тоже находились эти мерзкие существа.
– Кто это? – невольно повторил вопрос Илья.
– Нерожденные дети.
– Как это? – не понял он.
– А ты подумай, – ответила Юна.
– Нерожденные… Да. Такое иногда случается, – сообразил он. – Но почему их так много?
И отметил, что у каждого седьмого или даже пятого прохожего на голове копошились эти противные существа.
– Много? Да, много. Их еще больше, чем ты видишь. По вашей статистике каждый второй не является на свет.
– Ты уверена? – не поверил Илья.
– К сожалению, да. Просто многие из малышей уже выбрали себе новых родителей. Таких мы пропускаем вперед. Они самые достойные, они ни в чем не виноваты, годы, десятилетия, может быть, столетия они выбирали себе новую жизнь, но та оказалась слишком короткой, и закончилась в утробе матери.
– А потом они снова находили себе новых мамаш и папаш. Опять рождение чуда!? Снова зажигается звезда? Так что ли, по-вашему?
– Да, звезда! Взамен той, безвременно погасшей…
– Зачем они висят у них на шеях? Плюнули бы, и пошли своей дорогой. Конкуренции нет. Их везде примут.
– Они к ним привыкли… Нет, не так. Они успели полюбить этих людей, которые от них избавились. И никак не могут проститься. Целиком вложили в них себя, это называется – доверить душу.
– Полюбили? – повторил Илья.
– Это главное. Полюбить мать, отца, крохотное существо, в котором должны будут воплотиться твои мечты. Только так может появиться человек. В этом смысл.
– Еще скажи, что всех детей зачинают в любви.
– Не скажу, – тихо ответила Юна.
– Почему?
– Этого я не знаю.
– Ты никогда не любила? – Илья задал этот вопрос и уставился в ее красивые глаза, но девушка промолчала. Тогда он перевел взгляд на пешеходов с младенцами на плечах, долго смотрел, не в силах отвести взгляд от дикого зрелища, вдруг подумал: – Здесь несчастные годами ходят, ищут и не могут найти – “их слишком много”, а эти… “Загорается звезда и сразу же тухнет”… Какой-то бред…
16
И снова надоевшие стены больничной палаты. Проклятые стены, в которых он был заточен на длительный срок. На какой? Этого он не знал. Навечно? Навсегда? Снова он сосредоточенно размышлял. Он должен был найти выход. Найти “главное”! Но что такое – это “главное”? Что знали те люди, чего не знал он? Что их объединяло? Творчество?! Допустим! Это пока была единственная информация, которую он сумел раздобыть. Это единственное, что давало им возможность проникнуть в его мир. Путь это иллюзия, миф, но этот обман им помогал. И теперь он размышлял – кем он станет, когда вырастет большим. От этой мысли стало противно, тошно. Детство какое-то! Чем он занимается? Творчество? Блажь! Но странные особи самозабвенно, до соплей были озабочены всем этим. Они на полном серьезе считали, что будут заниматься в реальной жизни такими бессмысленными вещами…
Так думал он, сидя в своей палате. Своей – потому что она стала для него единственным домом в этом огромном, одиноком мире. Не сидеть же на их крыше вечно? Двадцать тысяч лет! В те времена еще не было никаких крыш. И Кутузовского проспекта не было. А эти – как птицы – перелетают с ветки на ветку, с крыши на крышу… Однако, к делу…
Все-таки он решил посвятить какое-то время странному, необъяснимому желанию заниматься искусством. Что знают эти нелюди, за что они держатся, что так привлекает их внимание? Что они чувствуют при этом? Почему магическое слово – “творчество” так притягивает их? И теперь он на полном серьезе фантазировал на никчемную, дурацкую тему. Так, в бесплодных поисках, прошли еще несколько дней. Столь ценных дней, которые он должен был провести там, где у него отбирали единственное, чему он посвятил многие годы – его дело. Дело всей его жизни! А он играл на воображаемых инструментах, заставлял себя складывать слова, как кубики, в никчемные рифмы, сотрясая воздух, представляя в воспаленном сознании образы будущих ненаписанных картин, натюрмортов, вылепленных скульптур, которые будут размерами значительнее, чем те, которые существуют на планете. Ведь если скульптура или рама с холстом больше, значит товар намного ценнее, монументальнее. Мимо такого не пройдешь!
Но однажды ему все опротивело. Творчество? Какой смысл тратить на это жизнь? Сейчас он делал для себя открытие. Об этом никогда раньше не задумывался, не тратил время, но теперь… Он должен был ответить на этот вопрос. Что это? Что знают о нем те, которые устраивают долгие скучные концерты или спектакли, пытаются создавать мазню или лепнину. Все это прошлый век, прошлое тысячелетие. Даже этого они не могут понять. Сегодня достаточно несколько нот, слов – получается песня. Клип, на который приятно смотреть, слушать. А книги? Достаточно найти необычную новость, или придумать что-то новое, необычное, но главное – классное, записать в нескольких прикольных словах, разместить в сети – и получишь миллионы лайков. А как же классика!? – скажут эти особи. – Никак! Сегодня ее не будут читать, не смогут, просто не захотят. На нее не хватит времени, а главное, желания. Даже в школах – где по старинке еще пытаются навязать эти скучные трактаты – читать не будут, когда можно скачать новую игрушку и с интересом провести время. Нужно быть честным! А как же учеба? – спросят те. – А никак. В Интернете всегда можно найти краткий пересказ нетленок, за минуту прочитать их и сдать этот никчемный экзамен. Так сегодня делают все! Литература!? Жизнь идет быстрее – нет времени на пустые разглагольствования о войне, о мире. А слюнявые любовные истории, где тетки из-за легкой интрижки готовы прыгнуть на рельсы, подставляя свои шеи колесам поезда? Жизнь стала проще, гуманнее, толерантнее, черт возьми, – другие правила игры, другие нравы. Даже сопливые, сентиме