И Ворчун отпрыгнул в сторону от несущегося на него веселого шарика, переливающегося всеми возможными красками, откуда были слышны автоматные очереди, крики восторженных болельщиков, вопли побежденных, униженных и оскорбленных, и, конечно же, победителей.
– О! Снова игрушки для дебилов! Ну, чего встал? Дальше! Давай! Еще дальше! Ты же хотел увидеть всю изнанку вашей поганой одежонки… Так и не научился перемещаться? Ленивый ты, нелюбопытный. Давай…
И протянул руку, но сразу же ее отдернул.
– Руки, пожалуй, я тебе не подам, держись, – и бросил ему конец длинного шарфа. Илья поневоле за него ухватился, и через мгновение страшный рывок подбросил его к верху. Секунда, и он оказался лежащим на земле.
Нет, не на земле – на зеленой лужайке, а перед глазами неожиданно возник огромный стадион, трибуны которого были заполнены орущими телами… Вернее, людьми. Нет, телами… Не важно. Они лопотали на иностранном языке. Интересно, куда Ворчун их переместил? – подумал Илья и уставился на поле, где бегали футболисты и гоняли мяч. Мяч был один, а здоровенных мужиков много, очень много. Они отчаянно за него боролись, а стадион отчаянно за них болел. Илья присмотрелся. На трибунах были люди, которые внимательно следили за игрой, но некоторые, (таких было немного) вели себя иначе, казалось, игра абсолютно их не интересовала. Они стояли, кричали, размахивали руками, поднимали плакаты, вот уже петарды начали взмывать в вышину, а крики фанатов становились все громче. Их интересовал сам процесс, невероятное шоу, которое пьянило, объединяло, заставляло кричать. Таких было ничтожное меньшинство, но казалось, что их много, очень много. Объединяла их невиданная сила и воля, которая фонтанировала через край. Занимали они кресла рядом друг с другом. И скоро в этих местах начали появляться небольшие холмики, которые шевелились, а в них прятались души фанатов. Илья продолжал смотреть, а шум все нарастал. Те, которые недавно со всем вниманием следили за игрой, теперь оглядывались, их заводило, затягивало в эти очаги безумия. Они уже забыли об игре, и начали присоединяться к тем, которых совсем недавно было так мало, но теперь становилось больше. Уже не бугорки или холмики, а гигантские шары покатились по трибунам. Их было два. Два шара, каждый цвета команды, за которую люди болели, они становились больше и как катки проносились из одной половины стадиона в другую, а к ним прилипали все новые существа. Руки, ноги, головы, все вертелось перед глазами, все переплеталось, те, кто начали это невероятное шоу, придумывали все новые развлечения. А спортсмены носились по полю, отбирая друг у друга мяч. Так продолжалось какое-то время, Илья внимательно за всем наблюдал. Такого матча он еще не видел. Не мог видеть. Изнанка – вспомнил он. И вдруг в какой-то момент два шара столкнулись. Они прилипли друг к другу, а на трибунах началось неистовство. Фанаты перелезали через ограждения, ломали пластиковые кресла, швырялись ими. Потом бросились друг на друга, и началась веселая игра. Игра, которая не имела отношения к той, ради которой здесь все собрались.
– Заметь, пришли они сюда людьми! – ликовал Ворчун, – давай-ка отсюда подвинемся.
Они оказались на самом верху стадиона, под огромным табло, где не было болельщиков, и теперь их взорам представала величественная картина. На стадионе были эти и те. Одни в рукопашной схватке боролись не на жизнь, а на… На что? Они готовы были друг друга уничтожить? Ради чего?… А другие заполняли уже все пространство вокруг. Огромное покрывало, как гигантская медуза, накрыло поверхность стадиона. Оно колыхалось. Уже не видны были конечности, головы и прочие части тел существ. Теперь это была однородная масса, она волновалась, кипела как поверхность лавы, готовая низвергнуться с верхушки вулкана, пузырилась и волнами расходилась во все стороны. И тут эта субстанция подобралась, съежилась, стала намного меньше и угрожающе замерла. Илья услышал громкий взрыв. На стадионе остались лишь дерущиеся тела, а их души тяжелым снарядом взмыли к небесам. Поднимались они все выше и выше, и снова взрыв. А в небе на многие километры разлетелись светящиеся точки-искры. Они мерцали в темноте, освещая все вокруг. Такого салюта Илья еще не видел. “В небе зажигается новая звезда”, – вспомнил он. – Тысячи звезд…
Ворчун брезгливо посмотрел на поле, на трибуны с обезумевшими болельщиками и бросил:
– Самое интересное позади, – и повторил: – Заметь, пришли они сюда людьми.
И снова длинный шарф тащит Илью за собой, они перемещаются с места на место. В каких городах побывали, в странах, на каких континентах – было непонятно. А Ворчун все заводился и свирепел. Он кричал, размахивал руками и увлекал его все дальше.
– Видишь?! Ты видишь?! Открой глаза! Смотри! Это твои люди! Это и есть изнанка вашего грязного тряпья!
Временами казалось, что он обезумел.
Потом было шоу, где тысячи выходили на площадь в немыслимых нарядах, они танцевали, раздеваясь прямо на глазах. Гей-парад, – понял Илья. Над этими людьми, или не людьми вовсе, переливалось розовое облако, от которого пахло несвежим бельем. Потом были всевозможные шоу, представления, собрания сект. Особенно запомнилось скопище благообразных людей, которые собрались на огромной лужайке, а перед ними на большой сцене выстроились ещё какие-то люди. Они долго, почтенно что-то говорили, произносили речи. На сцену выходили знаменитости, Илья узнавал их. Они пели, снова что-то говорили. А их пламенные речи все больше заводили почтенную публику, которая вскоре, забыв о приличиях и правилах, вскочила с мест, и начала скандировать лозунги, которые им предлагали. Так снова и снова. И уже исступленная толпа беснуется на лужайке, ликуя, истерично вопя, превознося своего избранника и кумира.
Предвыборная компания!
А над головами, как воздушный шарик, все больше надувается гигантский сосуд. Он растет, уже закрывает солнце, небо, но люди этого не замечают. Их души с радостью покидают свои тела, они отдают…, вернее, доверяют ему себя, разум, волю, чувства. Безрассудно бросаются в бездонный сосуд, а тот уже становится гигантским монстром.
И тут Илье показалось – возьми крошечную иголку, поднеси, сделай укол, и он сдуется,… нет, лопнет, разорвется на части, которые разлетятся и забрызгают своим зловонным содержимым на многие километры все вокруг.
– Дальше! Дальше! – торопил Ворчун.
И вот на огромной площади обезумевшие люди в толпе демонстрантов. Они тоже что-то кричат, жгут покрышки, потом достают оружие и стреляют в полицию, которая не в силах устоять. И во всем присутствует радость, неудержимый задор, отчаянное хулиганство. А где-то неподалеку обязательно находится режиссер, который всем руководит. Иначе быть не может. Иначе не надуть такие шары, такие КаДе, которые потом понесутся весело по планете, небрежно наступая на поля, леса, дороги, поселки, целые города, унося за собой крошечные души людей.
– Кто он, тот гений? Где он? Зачем?
Илья устал. Он уже не мог слышать этот восторженный шум, грохот петард, лозунги и выстрелы. Видеть этого не мог. Ворчун понял его состояние, видимо, пожалел (если такое понятие вообще было для него доступно), и вот последняя остановка:
Тишина… Покой… Бесконечная пустыня. Знойный вечерний ветер шелестит, успокаивая, помогая спуститься на землю. Можно расслабиться, передохнуть. Рядом люди. Их немного – несколько десятков. Они стоят на коленях, а какой-то человек произносит речь. Язык незнакомый, но слова завораживают, проникают в душу. А глаза этих людей! Они в восторге светятся в темноте. Здесь происходит таинство, здесь молятся. В этом красивом месте, где неподалеку плещется море… или океан, можно немного отдохнуть. Как красиво, когда люди верят, как здорово, когда их объединяет великое, вечное, святое. Глаз оторвать невозможно. Их души задумчиво бродят рядом, они похожи друг на друга, смотрят в землю, иногда поднимают головы, пытаются взглянуть на звезды, на небо, но снова опускают взгляд, наполненный великой верой, которая объединяет их. А человек с книгой в руках все читает, потом отрывается и уже горячо продолжает от себя. Он знает, что нужно сказать, и ему абсолютно верят…
Шаги. Илья вздрогнул. Они приближаются. Знакомые шаги. Она здесь, даже сюда она нашла дорогу. Она везде. Но что ей нужно в этом священном месте? А существа, которые недавно покорно взирали на человека с книгой в руках, теперь бросают прощальный взгляд на самих себя, на небо и вереницей направляются к ней. И скоро по пустыне шагает маленький караван – впереди она, большая, рослая, широкоплечая, тяжело топает своими ножищами, а следом узеньким ручейком тянутся они. Почему? Куда? Зачем они покинули свои тела? Зачем она делает это?
– Смертники, – жестко произносит Ворчун, – последний инструктаж, потом им дадут траву или сделают укол, а завтра отправят на объекты. Те им не понадобятся. Себе они больше не принадлежат. Пока все…
Они долго молчали, каждый думая о своем. Ворчун не хотел больше ерничать, язвить, он понимал состояние Ильи, а тот ни о чем не спрашивал.
Наконец Ворчун буркнул: – Держи, – и бросил Илье конец длинного шарфа, затем пошел. И каждый шаг переносил их все дальше и дальше. Мелькали города, небольшие селения, вот показались горы вдалеке, спускаясь к бескрайней равнине моря. И где бы ни ступала его нога, везде были эти пестрые шары. Они весело катились по маленькой планете, как игрушки, гомонили на миллионы голосов, а в них находились люди. Нет, всего лишь их незначительные части, невидимые в этом мире никому – людские души. Они больше не принадлежали своим телам, они доверили себя кому-то другому. Зачем? Кому?
Из горла Ворчуна начали вырываться обрывки фраз, бессвязные слова, междометия, Илья прислушался, постепенно начал разбирать их смысл:
– КаДэ…. Коллективная душа… Кадешки… Личность стерта. Самая варварская форма КаДэ – сети. Зомбированные социальными сетями теряют разум, а главное, волю…, ее парализует. Сегодня таких миллионы… Это гигантский монстр, который управляется извне… и делает с ними все, что хочет. Людская ненависть…, вражда – рушатся семьи, нации, религии… Цель – раскол общества. И это только часть гениального плана… Видимо, основная цель – лишить человека души. От него останется лишь кусок мяса и необходимые рефлексы, чтобы хватало ума дойти до холодильника или сортира, остальное сотрётся. А мясо можно клонировать. Клоны – будущее общества. Но душу клонировать нельзя. Придет время – и тех, кто по ночам сидит на крышах, дожидается рассвета, дожидается своего нового воплощения, перестанут туда пускать. Мясо перестанет плодится. Тела будут делать в пробир