– Это что сейчас было? – повторил он.
– Ты сделал шаг навстречу к Богу… Иди дальше.
Он долго молчал, вспоминая. Все это не укладывалось в голове…
– Куда? – наконец вымолвил он.
– Не знаю, – просто ответила она.
– Что же, подниматься с больничной койки и уходить в монастырь?
– Люди по-божески живут не только в монастырях, – ответила она.
– Где ты такое видела? – выдохнул он.
– Идем, поищем. Илья. Ильюшенька…, – и улыбнулась.
– Не будем мы ничего искать, – тихо пробормотал он. – А почему, Ильюшенька?! – и замер. Подумал, что так его уже называли. Кто? Где? Когда это было?
Этого он знать не мог.
– Ильюшка, – поправил он девушку, – так меня называла мама. А искать мы ничего не будем, – повторил он. – Нет смысла, – и заглянул в ее глаза. Смотрел и не мог оторваться. И вдруг понял, что ближе этой девушки, этого удивительного человека, у него не было. Да и быть не могло. Там, в его жизни, так не бывает. Там все просто, грубо. Ему было с ней удивительно хорошо, как не может быть с женщиной, но может быть лишь с душой, когда ты сам только душа. А там? Что там?… Мир циничен и прост, – подумал он. И теперь знал точно, что больше не стремится в него. Не было смысла…
Он больше ничего не хотел, не строил планов, не желал бороться, пытался не думать о том, что случится 13-го числа. “Хорошее число”! Где он окажется? В другом месте – говорил Ворчун. В каком? Но сейчас он даже Библию прочитать не мог. Почему не сделал этого раньше?… Чувствовал одно – удивительное спокойствие и апатию, которая разливалась, заполняя это невесомое, странное существо, в котором он оказался. Волновало только одно – девушка, которая была рядом. Она не отходила ни на шаг, не задавала дурацких вопросов, но, казалось, понимала его абсолютно. А что может быть больше этого? – с удивлением сделал он открытие – ведь раньше такого никогда не испытывал. Все женщины, которых он знал… Да и знал ли он их? Понимал? А они его? Мог лишь раздевать их или одевать, дарить подарки, получать удовольствие. А тут вдруг понял странную вещь – когда он лишен возможности привычно общаться с женщиной, обладать ею, взамен получил неведомую штуку, иначе не назовешь, – она была нереальна, воздушна, призрачна, но настолько же ценна. Вернее, бесценна. И уже чувствовал, что ничего дороже этого в жизни нет. Те – смазливые, красивые, молодые и страстные, с длинными ногами, со стройными фигурками и красивыми телами могли лишь отдавать себя, взамен получая подачки. Но понимать… Какая-то ерунда… Но эта удивительная ерунда была так нужна ему сейчас. И теперь хотелось одного – быть с ней рядом. А девушка видела это, все знала, потому что была на тысячи лет старше его, хотя выглядела, словно ей девятнадцать. И он уже себя не узнавал. Это единственное, что наполняло его душу. Он хотел быть с ней. По привычке в какой-то момент подумал: – Что он может для нее сделать, чем заплатить? Платить было нечем. А она ничего и не просила. Делала все бескорыстно, из какого-то странного, необъяснимого чувства… Как называется это чувство – он не знал…
Новогодняя ночь отстреляла петардами, отблистала яркими огоньками гирлянд, отзвучала курантами и хлопками открываемого шампанского. Люди беспечно веселились, в домах до утра светились окна, небо освещалось заревом вспышек. По улицам бродили восторженные толпы, все что-то кричали, наливали в бокалы, пили и веселились. Люди сходили с ума. Это была единственная ночь, когда по улицам не проносились разукрашенные пестрые шары, состоящие из человеческих душ. Почему? В этом скрывалась какая-то необъяснимая тайна. Видимо, в эти часы люди хотели оставаться просто людьми, не доверяя себя и свои души кому-то еще. Лишь бесшабашному веселью и своим близким. Что же – превращать жизнь в нескончаемый праздник? В долгий-долгий Новый год, где куранты, не уставая, будут отсчитывать часы, дни, годы, тысячелетия. И никаких жутких КаДэ. Кадешек, – как их назвал Ворчун.
Стая сидела на крыше и смотрела вниз. Стая не разлеталась. Все были вместе, и Илье было с ними хорошо. Юна тоже была рядом. Она что-то радостно говорила, перебрасывалась с остальными веселыми репликами, смеялась. Юна любила этот праздник. А когда из окон раздался бой курантов и радостные выкрики, она повернулась, обхватила его голову обеими руками и поцеловала.
– Ты что-нибудь чувствуешь? – спросила девушка.
– Нет, – честно признался он.
– Ты прав. Поэтому ты должен быть там, среди них. Только там можно обрести себя.
– Это ты должна быть там, – ответил Илья.
– И я тоже, – улыбнулась она.
– Все еще хочешь этого?
– Очень! – и глаза ее загорелись.
– Все еще хочешь любить? – засмеялся он.
– Да! – и тихо, счастливо улыбнулась.
Тогда он вспомнил слова Ворчуна: – “Ты должен оставить ее в покое, иначе девчонка никогда не займется собой, так и будет на тебя, убогого, время тратить”.
– Ничего, осталось тринадцать дней, – подумал он. – Всего тринадцать.
– А какая она – любовь у вас? – вдруг спросила Юна, – Ты не хочешь мне ее показать? Как вы живете? Я ничего о вас не знаю. Обычно мы находимся среди своих, а ваших почти не замечаем. Знаем о них немного. А ты там жил. Ты можешь мне все показать?…
Он с удивлением на нее уставился. Юна впервые его о чем-то просила.
– Я не знаю, – пробормотал Илья.
– Ну, пожалуйста. Проведи меня по своему городу. Я хочу знать, как живут твои люди. Я должна это знать. Очень скоро я окажусь среди вас. Ты мне покажешь?
– Ну… Если ты так хочешь.
В этот миг она была удивительно красива. И он снова почувствовал, глядя в ее счастливые глаза, что ему с ней хорошо. Показалось, что и ей с ним тоже. Хотя, зачем он ей нужен?
– Пойдем, – сказал он, взяв ее за руку, и повел к двери чердака.
– Снова на лифте? А если он застрянет? – засмеялась девушка.
– Не застрянет, – пробормотал Илья.
А над крышами домов начинало светать. Зарождалось утро. Зарождался новый день, год, а за ним будет еще один, и еще. Но у него оставалось всего 13 дней, а что будет дальше, он не знал. Да и не хотел знать…
20
Они легко шли, едва касаясь заснеженного тротуара, и им было хорошо вот так, вдвоем. Снег все падал и падал, наметая новогодние сугробы, занося улицы и машины, деревья и провода, свисающие со столбов; крыши домов и весь этот город, и весь этот мир. Снег был белым и чистым. Невинной белизной он укрывал останки вчерашнего мусора, брошенного людьми, остатки праздника и карнавала, стирал обугленные следы от взрывов петард, пряча все под мягким уютным покрывалом. Город спал, и не было никого на одинокой улице, заставленной высокими домами и занесенной снегом. Только эти двое.
– Так хорошо, спокойно, тихо и совсем никого нет, – сказала она, глядя по сторонам.
– Скоро они проснутся, и начнут выходить на улицы. У людей праздник, а пока все лениво досыпают в постелях.
– И не знают, как здесь красиво и хорошо… Вон, посмотри, собака. Такая большая!
И они приблизилась к этому мохнатому чудовищу. Ему было холодно, и пес грелся на оттаявшем люке канализации, ожидая, когда же из домов начнут выходить люди, начнут открываться двери, куда можно будет ненадолго проникнуть и погреться. А может, перепадет что-нибудь из еды.
– Бедный! – сказала она, – ему холодно! Вот если бы изменить направление ветра!
– Ветер все равно будет дуть в ту или другую сторону. Какая разница, куда?
– Ты прав… Какая разница… Он замерзнет? – спросила она.
– Может быть, но не сегодня. Скоро выйдут люди и, наверное, ему помогут.
– Наверное… Наверное, помогут, – повторила она. – А может, и нет.
– Может, и нет.
– Но тогда он замерзнет!
– Пока он греется на этом теплом люке, у него все хорошо.
– Хорошо, спокойно и красиво в твоем городе, – отвечала она, оглядываясь по сторонам.
– Да, пока они не проснулись, все как в сказке… Идем дальше?
– Еще минутку постою на белой улице с этой черной собакой и пойдем дальше.
А снег все падал и падал. Наметая новогодние сугробы, он укрывал пушистым, сказочным покрывалом город и улицы, машины, деревья и провода, свисающие со столбов, крыши домов, и черную собаку, превращая ее в большой белый сугроб. Та лежала на теплом люке, изредка крутила огромной мордой, стряхивая снег, и ждала людей. А они стояли, едва касаясь заснеженного тротуара, и им было хорошо вот так вдвоем…
На календаре было 1 января. Но, он старался об этом не думать. Он не взял с собой календарь. А она помогала ему об этом забыть. Забыть обо всем…
– Я хочу к морю! – вдруг воскликнула девушка.
– Извини, – усмехнулся он, – у нас нет моря, только речка, но она во льдах.
– Ты обещал мне показать все! – капризно воскликнула она.
– У меня нет личного самолета.
– Он у тебя есть, – прошептала она, – доказать?
– Нет… Да… Не понял?…
– Иногда не нужно ничего понимать! Или ты боишься?
– Я? Нет!… Точно нет.
– Тогда… Я хочу к Новому году сделать тебе подарок! – и взяла его за руку. – Не закрывай глаза. Не делай этого.
– Хорошо, – только и успел ответить он, как они взлетели над крышами домов, оказавшись в нескольких сотнях метров над землей.
– Все! Хватит! – закричал он, зажмурив глаза. – Ты доказала, подарок понравился! Теперь спускайся вниз!
– Вниз? – услышал он ее восторженный голос. – Ну уж нет! Я еще даже не начинала!
– Я не люблю высоты!
– Ты же говорил, что не боишься.
– Черт с тобой! Теперь боюсь!
– Бойся!
И мощным рывком они вознеслись над землей, оставив внизу улицы и площади, тротуары и дороги, длинные вереницы машин, церквушки и величественные Храмы. Город казался крошечным пятнышком на испещренной карте земли, а они продолжали свое восхождение. Он не мог открыть глаза. Невероятный страх сковал тело. Нет, тела не было, но испуганная душа трепетала. И только рука крепко держала его, не давая упасть, не давая сорваться с этой скалы и неминуемо разбиться.