имыми. И были они невероятно темными. Столько темноты, в которую он смотрел усталым взором, пожалуй, в его жизни еще не было никогда. Беспросветная, безнадежная тьма! Ждать! – пульсировало в его мозгах. Хотя, где сейчас были эти мозги, он не понимал. А утром все с начала – Сдать судна!… Врачи говорили Оле, которая появлялась почти каждый день, что травмы хорошо заживают, остается только выйти из комы. Но как это сделать?… Несколько дней, может быть, недель, – сказал нейрохирург, – обратима, необратима… А если – необратима? Его безвольный полутруп не в силах справиться с болезнью. Но он является его частью, он мыслит, чувствует, существует. Может быть, он может чем-нибудь ему помочь? Кома – что это? Нужна информация! И однажды поздним вечером, когда к нему перестали заходить врачи, он решился из палаты выйти.
Легко перешагнул сквозь стену и оказался в коридоре. Здесь стоял полумрак и тишина. Но, присмотревшись, заметил какие-то тени. Больные в холлах, где, по-видимому, в прежние времена стояли кресла и телевизоры, лежали на кроватях, но повсюду сновали люди, которых он отчетливо мог разглядеть. Некоторые, как сомнамбулы, проходили мимо, кто-то сидел, покачиваясь на кроватях, кто-то стоял, вот мимо пробежал низкорослый мужичок. Он размахивал руками, словно рубил дрова, и мчался дальше. Какая-то бабушка в белой спальной сорочке подошла к нему и галантно предложила: – Потанцуем, милый? В этом одеянии, в свете полной луны она смотрелась, как невеста. Лет ей было за восемьдесят. Он в ужасе отшатнулся и пошел по коридору дальше. Сзади в спину получил удар и замер. Обернувшись, увидел того дровосека, который успел добежать до конца коридора и вернуться назад.
– Не мешай, – оттолкнул его тот. Илья непроизвольно пнул его тоже, мужик взвизгнул и заорал:
– Идиот, из-за тебя я ее потерял!
– Кого? – изумился Илья.
– Слепой, что ли? Бабочку! – он сорвался с места и помчался, размахивая воображаемым сачком, дальше. Илья хотел было двинуться с места, но уже шумная толпа окружила его со всех сторон.
– Чего пришел? Это женская половина! – услышал он.
– Бюджетник?
– Новенький?
– Нет, коммерческий.
– Лежит в люксе.
– Дайте-ка на него посмотреть!
– В одноместном?
– Да!
Шум становился громче, хор голосов мощнее, люди подходили ближе. К нему тянули руки, ощупывали, хватали за шею, за плечи. Один попросил мороженое, ему, видите ли, было жарко, другой денег на операцию, третий морфийку, (этому было больно) какая-то старушка заплакала, умоляя ее удочерить. Вдруг он услышал зычный голос:
– А ну-ка утихли, лунатики! Быстро по нарам!
Голос шел из угла просторного холла, заставленного кроватями, где он увидел женщину, лежащую у окна. К ней были подключены провода и маленькие приборчики светились зелеными синусоидами. Женщина была без движения. Рядом с ней на кровати сидела точно такая же женщина. Он ее сразу узнал. Это была Евдокия. Люди в ночных сорочках, услышав ее возглас, замолчали и разбежались по кроватям. По-видимому, ее здесь уважали. Через мгновение коридор был пуст.
– Муромец, ты что ли? – воскликнула она.
– Ну, я, – ответил Илья.
– Иди сюда. Не обращай на них внимания – расшалились. Магнитные бури, что ли? У меня с ними строго. Иди, посиди со мной.
Илья подошел, сев на кровати напротив, где ворочалась какая-то женщина, не в силах уснуть. Она стонала, причитала, стирая рукой пот со лба:
– Ох, пролежни замучили, ох помереть бы скорей…
Женщина его не слышала и не замечала, да и он ей не мешал.
– Ну, как дела? Как здоровьице? – весело спросила Евдокия. – К тебе тут консиллумы водят. Не появлялся ты. Думала, уже разбудили.
– Нет, не разбудили, – проворчал он.
– Чего так? Проломили-таки черепушку?
– Нет, голова цела.
– Ну и просыпайся.
– Как?
– Наподдай своему, пусть не лодырничает, пусть идет и живет.
– Что я могу?
– Подумай. На что тебе мозги?
– Я не знаю… Ты знаешь, как это сделать? Ты видела, как это происходит?
– Каждый день вижу. Это ты там, как барин в своих хоромах разлегся, а люди тут живут, за жисть борются.
– Расскажи.
– Чего рассказывать? Вот, смотри.
Она огляделась, нашла глазами в противоположном углу холла старушку, которая сидела на кровати рядом со своим спящим телом и крикнула:
– Эй, Катерина?
– Что, Евдокиюшка? – отозвалась та.
– Иди-ка сюда. – Катерина покорно подошла. – Ты на ужин в столовой что ела?
– Макарошки ела.
– Макарошки, говоришь? – задумалась Евдокия, – а еще что ела?
– Все. Так больше ничего и не давали.
– Понятно. А на обед что ела?
– Бульончик. Хлебушек.
– И все?
– Еще лапшичку ела. С подливкой. А та мяском пахла. Вкусно! – закатила глаза Катерина.
– С подливкой? Мяском, говоришь? – весело заорала Евдокия, – ну и дура!
– Почему? – робко спросила Катерина.
– Потому что помрешь, – уже хохотала Евдокия. – Нельзя было эту подливку есть! Протухла давно. Уже месяц, как повар мяско с этой подливки домой упер. Сейчас же и помрешь! Прям во сне!
Старушонка нелепо дернулась, словно судорога свела ее тщедушное тело, подлетела к потолку и белым привидением устремилась к своей кровати. Мгновение, и она исчезла. А Катерина, которая спала тихим сном, застонала, подняла голову, присела, перекрестилась, потом встала и, что-то бормоча, медленно побрела по коридору.
– В туалет пошкандыбала, старая, – сказала Евдокия. – Ну как, Муромец. Наглядно? Все просто. И так каждый день – просыпаются, засыпают. А ты лежишь в своих хоромах, жизни не знаешь. С народом нужно быть, с людьми!
– Это всего лишь сон, – пробормотал он.
Вдруг в конце коридора послышались тяжелые шаги. Он замер, а Евдокия прошептала:
– Идет, карга старая.
А шаги все ближе. Они дотопали до угла холла, замерли и мертвая тишина.
– Не за мной ли, дорогая? – вдруг весело крикнула Евдокия.
– Спи, Евдокия, угомонись, – послышался утробный голос, – не сейчас, успеешь ишшо, спи… Чего расшумелись-то? А ну-ка, цыц. Чисто у вас. Сегодня убираться не буду.
И снова эти тяжелые шаги. Они удалялись, пока не затихли совсем.
– Кто это? – задал дурацкий вопрос Илья. Евдокия посмотрела на его бледное лицо.
– Так, уборщица. Техничка. Ходит тут, подметается, – отмахнулась она и задумалась.
– Ну, я пойду.
– Иди, Муромец, ступай, заходи еще. А своего буди. Нечего там на полатях лежать. Пинками его, чтобы знал… Чего сидишь? – вдруг захохотала Евдокия. – Боишьси? Да ушла она, значит, сегодня не придет… Ну, пойдем, провожу.
– Не нужно, – глухо сказал он и встал, – а ее низкий смех еще долго оглашал просторный холл, заставленный кроватями. И эти глаза людей-нелюдей, сидящих рядом, отражались желтым блеском в свете полной Луны. И тишина. Кромешная тишина…
8
Снова Ольга и Алексей сидели в его палате, слушая нейрохирурга. Как и в прошлый раз, он долго что-то говорил, приводил примеры, делал выводы. Речь его изобиловала сложными терминами, и они его не понимали. Наконец, не выдержала Оля:
– Вы меня простите, но, сколько еще это будет продолжаться?
– Сколько? – удивился врач. – Я же вам говорил – от шести часов…
– Шесть часов давно прошли, – вмешался Алексей. – А потом еще три недели. Целых три!
– Во-первых, не нужно так волноваться, – невозмутимо ответил врач.
– Как не волноваться? Мой муж в коме! – в отчаянии сказала Оля.
– Мозг – это сложнейший механизм, и его не так просто вернуть к полноценной жизни!
– Зато переломы успешно заживают, ему заменили суставчик, который прекрасно прижился, – вмешался врач местной больницы, который его наблюдал, он тоже находился в палате. – Скоро он сможет бегать! Дело за малым! Голова.
– Ну, коллега, здесь я с вами не соглашусь. Голова – это не ваши кости и суставы, так сказать. Голова – это голова, – со значением ответил нейрохирург.
– Но три недели! – повторил Алексей.
– Бывает и месяцы, бывает и…
– Что? – нервно воскликнула Ольга.
– Пока ничего.
– Что же нам делать?
– Ждать, – твердо ответил нейрохирург. – Кстати, по моим наблюдениям у него хорошая динамика. Мы имеем все шансы справиться с этим и очень скоро встать. А пока пусть лечит кости. Все равно нам бегать еще рано. Я прав, коллега?
– Абсолютно! – засмеялся тот.
– Алексей, я без вас проводил внеплановые осмотры, – тихо сказал нейрохирург, когда прием был закончен, и они встали, – делал необходимые инъекции, процедуры, хотелось бы получить за этот период, так сказать…
– Да! – ответил Алексей, доставая конверт.
– Уважаемый, прошло три недели, номер будем продлевать? – спросил врач больницы, когда нейрохирург откланялся.
– Номер? – удивился Алексей. – Ах, номер, никак не привыкну к тому, что это отель, пожалуйста, – и протянул ему конверт…
Весь этот разговор Илья внимательно на них смотрел, сосредоточенно размышляя. Наконец, врачи ушли, и Алексей с Ольгой остались наедине с ним. Вернее, с его телом.
– Невозможно! – воскликнула Ольга. – Они каждый раз говорят одно и то же.
– Успокойся. Все будет хорошо… Ну что, Илюха, – вдруг воскликнул он, глядя на больного, – доставил мне хлопот? Валяешься тут, а мне завтра нести квартал. Даже печать и ту не оставил.
– Что будешь делать? – очнулась от своих мыслей Ольга.
– Что делать? – засмеялся Алексей. – Уже сделал. Дубликат. И подписи подделал, все будет хорошо.
Он посмотрел на Илью, снова засмеялся и сказал:
– В следующий раз, дружище, когда будешь устраивать корриду на МАЗ, оставь, пожалуйста, шифр от сейфа. А то как-то…. Сам понимаешь!… Все, пойдем, Оленька. Поехали, я тебя отвезу. Тебе сейчас куда? – их голоса уже таяли в конце коридора, а Илья снова и снова удивлялся верности своего помощника. Такое бывает редко, – думал он. – За фирму можно не волноваться. Дело в надежных руках… Дело! – и перевел взгляд на ненавистное тело.