– Ну и что мне теперь делать? – подумал он вслух.
Чёрт его знает… Навязалась на его голову эта Надин!
Глава двадцатаяКапкан для Надин
Надин вернулась в кондитерскую, где час назад оставила горничную. Стеша уже съела все пирожные, а теперь испуганно жалась в уголке. Она очень боялась, что дамы, сидящие в компании многочисленных детей за другими столиками, заметят слишком долгое отсутствие её хозяйки. Увидев Надин, горничная расцвела.
– Ой, барышня, а я уже обмерла вся…
– С чего бы это? Глупостей не говори, – огрызнулась Надин.
Она отхлебнула остывший чай, поставила чашку и, бросив на стол монету, встала. Стеша поднялась следом, и они двинулись к выходу, Надин ещё нашла в себе силы улыбнуться малышу из соседней компании, когда тот подкатился ей под ноги, но с облегчением вздохнула только в коляске.
Кошмарный разговор с шантажистом показал, чего стоили все её прежние страдания. Только сейчас Надин поняла, что значит по-настоящему «плохо». Печерский знал о ней всё, и нарисованная им картина будущих разоблачений (в случае, если его условия не будут приняты) впечатляла. Он произнёс фамилию Баруся, но дело выкручивал так, будто именно Надин занималась ростовщичеством, а процентщиком лишь прикрывалась, как ширмой. Если этот мерзавец поделится своим открытием с «дядюшкой» Александром Ивановичем, то перед Надин захлопнутся все двери, а из-за неё изгоями станут и остальные члены семьи. Печерский, как видно, не сомневался, что загнал свою жертву в угол, потому что плата, которую он потребовал за молчание, оказалась непомерной: шантажист хотел, чтобы средняя из сестёр Чернышёвых стала его женой.
– Почему вы решили, что я вообще могу согласиться? – спросила Надин. – Мне уже сделал предложение граф Шереметев.
– Вам не позволят выйти за него замуж, – рассмеялся наглец. – Александр Иванович хочет, чтобы вы стали моей женой, а он не тот человек, чтобы отступать от своих планов.
– Ему-то какая от этого польза? – удивилась Надин.
– Ну, а вот это вам знать совсем не обязательно! – отрезал Печерский. – Вы, как я погляжу, совсем не понимаете, что прилично даме, а что нет. Ну, ничего – выйдете замуж, поумнеете.
– Вы, что ли, уму-разуму учить меня будете? – не выдержала Надин, и Печерский разозлился:
– Не волнуйтесь, чтобы поставить женщину на место, большого ума не требуется.
Шантажист развалился в старом кресле посреди гостиной её нового дома и смеялся Надин в лицо. Этот скот искренне считал, что сможет распоряжаться её жизнью только потому, что каким-то образом узнал правду о закладах. Но эти дела можно и свернуть. Попросить Баруся переоформить купчую на дом, отписав его надёжному человеку, хотя бы ему самому, а усадьбу вообще не покупать. Тогда получится, что против слова Печерского будет её слово. Без доказательств всё это окажется голословным обвинением, и за неё сразу вступится граф Кочубей… Хотя нет!.. Так нельзя! Как можно втягивать Виктора Павловича в эту неприличную историю? В конце концов, Печерский дал Надин неделю на размышление, сказал, что будет ждать ровно столько, а если через семь дней не получит желаемого, начнёт действовать. Значит, за эту неделю придётся найти выход из положения.
– Барышня, это не с вами здороваются? – услышала Надин голос Стеши.
Коляска катила по Неглинной и как раз поравнялась с новым домом, но горничная указывала на противоположную сторону. Там, у крыльца серого трёхэтажного особняка с длинным балконом и пилястрами меж окон, стоял высокий блондин. Надин успела заметить тёмный сюртук, и цилиндр, похоже, только что снятый с головы. Блондин низко поклонился, а потом крикнул:
– Ваше сиятельство, вы, как видно, опять забыли мое лицо, вспомните хотя бы имя!..
– Ордынцев! – простонала Надин.
Первым её желанием было сбежать, но ведь Виктор Павлович уже поговорил с этим человеком, и теперь им предстояло хотя бы формально, но общаться. Надин приказала кучеру остановиться и замерла в ожидании.
– Доброе утро, Надежда Александровна, гулять изволите? – подойдя к коляске, осведомился Ордынцев.
– Я ездила по магазинам, – ответила Надин, мысленно поздравив себя с тем, что не встретила этого фанфарона на полчаса раньше.
– Вот уж правильно! – поддакнул Дмитрий. – Вам явно нужна новая шляпка. Теперь носят такие маленькие – они лицо открывают, а капоры, как на вас, с широкими полями, скрывающими черты, вышли из моды ещё года два назад. Вы не знали?
– Спасибо, что просветили, – разозлилась Надин. Этот насмешник ещё будет обсуждать её вкусы в одежде!
– Да не за что. Мы ведь теперь с вами связаны общей бедой и должны помогать друг другу, – любезно отозвался Ордынцев. – Я так понимаю, что «совет» императрицы-матери доведен не только до моего сведения?
Надин кивнула. Она никак не ожидала такого напора, а самое главное, такой серой обыденности в словах князя. Она, правда, ещё не думала, как поведёт себя Ордынцев, но почему-то не сомневалась, что тот будет за ней ухаживать. Всё – как положено. Пусть без особого восторга, зато и не требуя никаких чувств с её стороны. Но «жених» вёл себя так, как хотелось ему. Приходилось играть по его правилам – просто и честно, и Надин призналась:
– Я не знаю, что мне делать.
– А у вас разве есть выход?
– Я надеялась, что, может, не понравлюсь вам и вы сами откажетесь от этого безумного предложения.
– Я бы отказался. Вы и впрямь мне не нравитесь, но тогда я потеряю большую часть своего имущества и буду вынужден расстаться с морской карьерой, а обе эти вещи мне очень дороги. Я так же честен с вами, как и вы со мной. Подумайте, что бы вы сделали на моём месте?
– Я бы, наверное, согласилась, – прошептала Надин, поняв, что ждать другого от Ордынцева не приходится. Но, может, его остановит то, что она – бесприданница? Надо бы спросить! Она осторожно поинтересовалась: – Вы осведомлены о том, что со мной случилось?
– Вы даже не подозреваете, насколько, – отозвался Ордынцев. – Я так понимаю, что вы связаны по рукам и ногам. Возможно, что вас даже шантажируют…
Такого Надин не ожидала. На мгновение ей показалось, что князь знает о её встрече с Печерским, но ведь это невозможно – она и шантажист были вдвоём в пустом доме, разговор продолжался недолго. Надин ощутила, как кровь сбежала с её лица, а голова закружилась. Испугавшись, что «жених» это поймёт, она, отвлекая его внимание, заговорила:
– Меня никто ни к чему не принуждает, но я не могу не думать о судьбе родных. Сейчас мы полностью зависим от доброй воли царской семьи.
– Значит, мы оба находимся в абсолютно безвыходной ситуации, – подвёл итог Ордынцев. – Тогда нам с вами нужно договориться и действовать вместе. Согласны?
Надин быстро кивнула, она не могла произнести ни звука – судорога свела горло. Как бы хотелось, чтобы её собеседник этого не заметил.
– Оставьте мне вальс на сегодняшнем балу, – попросил Ордынцев. – Вы же будете в Благородном собрании?
– Хо… хорошо, – прошептала Надин и, поняв, что голос возвращается, уже громче сказала: – Я оставлю вальс, а сейчас мне нужно ехать.
– Всего наилучшего, – поклонился князь, – до встречи…
Он вновь отступил к крыльцу, откуда сошёл, приветствуя «невесту», и ужасная догадка добила самообладание Надин. Боясь услышать ответ, она всё-таки спросила:
– Вы приехали в гости?
– Нет, это мой дом, – спокойно ответил Ордынцев и сделал приглашающий жест: – Заходите, милости прошу.
– В другой раз и в подобающем сопровождении, – жёстко парировала Надин и велела кучеру трогать.
Дмитрий долго смотрел вслед коляске, гадая, обернётся ли молодая графиня, но она, гордо вскинув голову, смотрела только вперёд. Это разочаровало Ордынцева. Ему почему-то хотелось, чтобы Надин обернулась и хотя бы раз с интересом посмотрела в его лицо. Напомнив себе, что эта барышня настолько неразборчива в связях, что уже докатилась до встреч со шпионом, Дмитрий вновь стал в мельчайших деталях вспоминать сцену в доме напротив. Он вынужден был признать, что подвижные черты лица Надежды Чернышёвой отражали все её чувства. Девушка ненавидела Печерского, а тот совершенно точно её шантажировал. Князь внимательно смотрел в лицо своей «невесты», когда задал ей вопрос о шантаже, Надин побледнела до синевы, а в глазах её мелькнул ужас.
«С причинами, в конце концов, можно разобраться, но помочь барышне нужно уже сейчас», – глядя вслед коляске, решил Дмитрий.
– Помоги барышне застегнуть платье, – велела графиня Кочубей горничной Стеше и поторопила свою подопечную: – Поспеши, дорогая, а то окажемся последними.
Надин промолчала. Графиня вгляделась в её бледное лицо и забеспокоилась:
– Ты не больна ли? Давай пошлём за доктором и сообщим твоей матери!
– Нет, тётя Мари, я хорошо себя чувствую…
Надин и сама знала, что бледна. Да и как ещё она могла выглядеть в подобных обстоятельствах? Чем дольше она думала, тем яснее понимала, что её дела абсолютно безнадёжны. Час назад Надин поднялась с постели, где тихо пролежала несколько часов и позвала горничную. Чтобы не испугать мать, придётся ехать на бал. Значит, надо взять себя в руки и выглядеть хотя бы спокойной. Но, как видно, в лицедействе Надин не преуспела, раз графиня Кочубей так забеспокоилась. Отговорки подопечной не убедили Марию Васильевну, та продолжала стоять на своём:
– Дорогая, ну к чему себя насиловать? Всем понятна твоя тоска по Шереметеву, ты ведь уже почти стала его невестой. Лучше останемся дома. Дай только время – и ты обязательно успокоишься. Всё проходит!
Надин только сейчас вспомнила о Шереметеве, и сама удивилась, как быстро вылетела из её головы несостоявшаяся помолвка, но говорить об этом не стоило. Неизвестно ещё, как долго её родные будут питать иллюзии относительно поведения и моральных устоев Надежды Чернышёвой. Решив, что лучше выдавать неприятные факты маленькими порциями, Надин объявила:
– Я пообещала вальс Ордынцеву. Мы со Стешей ехали с Кузнецкого Моста, когда князь окликнул нас на Неглинной. Я решила, что не поздороваться будет неприлично, а он попросил оставить ему вальс.