Они уже приходили в себя. Теперь им стоило осмыслить произошедшее с ними. Но сделать это было сложно. Они друг за другом оглянулись назад. Полуразрушенный административный корпус после проливного дождя выглядел так безобидно! Ребята подошли к машине. Паша отключил сигнализацию, они забрались в «Ниву».
– Скажи, что это была кукла, Гном, – попросила Юля. – Скажи, прошу тебя.
– Это была кукла, Белоснежка.
Никто не смотрел друг другу в глаза.
– Паша, подтверди.
– Это была кукла, Юля.
– Ведь ставят в поле пугало, чтобы оно отпугивало ворон. Правда, гном?
– Правда, Белоснежка.
– Паша?
– Ага. Ставят. В пальто. Шляпу надевают. Сам видел. На картинках.
– На магнитофон можно записать рычание. Да, Гном?
– Легко.
– Паша?
– Можно. Все что угодно можно записать.
– И там была решетка, что мы могли через нее толком увидеть?
– Так, фрагменты, – поддержал ее Сомов.
– Ага, – кивнул Паша. – Рябь.
Юля закрыла лицо руками, покачала головой.
– Поехали отсюда, ребята.
– Поехали, – согласился Мишка.
Паша включил зажигание, и «Нива» медленно тронулась с места по ухабам грунтовой дороги.
– Это была галлюцинация, – сказала Юля, когда они выезжали на трассу.
– Коллективная, – подтвердил Киселев.
– Самогипноз, – добавил Сомов. – Мы все время думали о Минотавре. Представляли его себе. Да ничего не было, ребята. Все это фигня. Сон. Кошмар. Испарения так на нас повлияли. Проклятый завод, одно слово!
Они ждали, когда им миновать встречку, когда по трассе из города прямо мимо них на грунтовую дорогу свернули три навороченных мотоцикла: один ярко-красный, два других – ярко-синие. На первом были два парня, на втором – парень с девушкой и на третьем тоже два парня. За их спинами подпрыгивали тяжелые спортивные сумки. Мотоциклы бесстрашно и решительно рванули к кирпичному заводу, как будто у тройки было здесь неотложное дело.
– Прямо группа захвата, – заметила Юля.
– У всех троих «Кавасаки», – с видом знатока заметил Мишка.
Юля проводила ровесников взглядом:
– Предупредить бы их.
– Они – нормальные, – заметил Мишка. – Они приехали пиво пить, а не за призраками гоняться! – Он тяжело вздохнул. – В город хочу. К маме и папе. И пива тоже хочу, кстати.
– И я, – кивнула Юля.
– Я тоже хочу пива, – поддержал их Паша.
– Тебе же нельзя, ты – припадочный, – сказал Сомов.
– Сейчас высажу.
– Простите, Павел Александрович.
– То-то же.
«Нива» рванула вперед и по дуге ушла на свою полосу, ведущую в город.
– Мы кому-нибудь расскажем об этом? – спросила Юля. – О том, что видели?
– Над нами потом смеяться будут, – сказал Сомов. – Всех в припадочные запишут, как Киселя.
– Точно высажу, Рыжий.
– Да молчу я, молчу! Это у меня на нервной почве.
– Еще как будут смеяться, – резюмировал Паша, которому частенько по жизни приходилось быть объектом насмешек. – Я теперь спать точно не буду.
– И я, – подтвердила Юля.
– И я, – очень откровенно заявил Мишка. – Никогда.
Глава четвертаяДьяволицы
Иногда зловещий сон, едва человек просыпается и встречает новый день, оставляет по себе лишь зыбкую память. А потом и вовсе рассыпается в прах – и тот развеивает первый свежий ветер. Живые лица. Улыбки. Голоса. Новые впечатления. Ничего не остается.
Минувшим вечером три выдающихся трезвенника не удержались и закатили пир. Долго думали: вино или пиво? Решили: пиво. Но покрепче. Паша поставил машину и вернулся на такси. Купили два ящика и устроились в беседке. Гуляли до двух часов ночи, да так разошлись, что на них стали покрикивать из окон. Потом Паша уехал на такси домой. Мишка побрел к себе. Вернулась домой захмелевшая Юля. Избежав встречи с бабушкой, нырнула в постель и тут же уснула.
Ночью она видела Мишку Сомова и Пашу Киселева, они забивали козла в домино. Странный сон! И такой отчетливый, ясный! «Эх ты, Кисель», – говорил Мишка и врубал костяшкой по столу. «Эх ты, Рыжий!» – смеялся над ним Паша и забивал свою доминошку. «Дурачина ты, простофиля, Кисель», – приговаривал Сомов. «Сам такой», – отвечал Киселев.
Когда Юля проснулась, вчерашнее приключение на развалинах завода казалось ей тем самым дурным сном. Не наяву, нет, а во сне она видела это чудовище! Там, под ногами! И то – мельком, смазанно, одной тенью. Не было ничего!
Только голова побаливала, но тут виновато пиво, все остальное было отлично.
– Где вчера носилась-то, золотко мое? – за завтраком спросила бабушка. – И позавчера?
Юля как раз доедала очередной оладушек, думая о том, что это очень вкусная и очень тяжелая пища. После каждого оладушка должна следовать часовая погоня за противником.
– Так, по городу мотались, – ответила Юля.
– С Мишкой?
– Ага.
– Вот просто так и мотались?
– Ну да.
– И все-таки я не понимаю…
– Бабуль? – поморщилась внучка. – Мне девятнадцать лет, чего ты хочешь? Чтобы я вязаньем занялась? Или варенье варила?
– Молчу, молчу, – вздохнула Серафима Андреевна. – Девушки в Смольном, кстати, как раз в девятнадцать лет вязаньем и занимались, и варенье варили.
– А я эмгэушница, к тому же будущий историк. Но против варенья ничего не имею. Особенно твоего, с малиной! Ну ладно, не просто мотались. Я не только отдыхать приехала, но еще и статью написать об одном человеке. Мы с Мишкой и еще с нашим одним одноклассником, Чудилой, информацию собирали. В музее были, в библиотеке, еще к одному историку ездили, и к искусствоведу, и к архивариусу, и на раскопки…
– Так я и думала! – бабушка села напротив и даже хлопнула ладонью по столу.
– В смысле, бабуль?
Но Серафима Андреевна только покачала головой:
– Вот так я и думала! Раскопки! Чтобы ты моталась да просто так? Как обычная девчонка? Так ведь и знала, что ты опять что-то насочиняла себе! Работу нашла! И Мишку своего Рыжего гоняешь по своим делам. И еще какого-то Чудилу привлекла! – Бабушка оказалась в десять раз хитрее, чем она предполагала. Это она ее разводила, напомнив про Смольный и про варенье. – Вместо того чтобы на пляже валяться, есть фрукты, загорать и плавать, ты по музеям сидишь, по библиотекам, по архивам? И по раскопкам! – Последнее слово тронуло бабушку особенно. – И куда это годится, а? Лето ведь, Юленька!
– Какая же ты хитрая, бабуля, – с укором покачала головой Юля. – Значит, лучше, если бы я с парнями ночи напролет пропадала, так?
– Да хоть так. Ты – молодая женщина.
– Ничего себе! – Юля даже вытаращила глаза на бабушку. – Это на что же ты меня толкаешь? На распутство?
– Ни на что я тебя не толкаю! И при чем тут распутство? Не все же тебе работать? Тем более здесь, на Волге? Ну, Юлька? И если парни хорошие? Ведь есть же хорошие парни. Тебе уже девятнадцать лет, ты давно невеста, а у тебя на уме одна история! Какие-то встречи, документы, какие-то расследования! Архивариусы! Вот зачем тебе архивариус, скажи мне?
– Нужен, – коротко объяснила Юля и покачала головой: – Без него никак, бабуль!
– Собралась бы да пошла на пляж.
Нет, ей было не до пляжа! Ее отец пробился к своему другу, проректору вольжанского педуниверситета Макарову, тот вышел на директора вольжанского архива Евгения Максимовича Суворина. Сегодня в обед с ним и должна состояться встреча. А еще архивариус Тюрин будет им ставить палки в колеса! Через несколько часов им предстоит бой.
– Какой тут пляж, бабуля? – вздохнула девушка. – Дел невпроворот!
– Какие дела, внучка? Лето же! – В этот момент зазвонил городской. Бабушка взяла трубку. – Алло?
– Здрасьте, Серафима Андреевна, это Мишка! Юля проснулась?
– Проснулась, проснулась. – Бабушка включила громкую связь. – Что вчера делали, Мишенька?
– Загорали, купались, Серафима Андреевна! – ответил Сомов голосом, каким Дед Мороз вдохновенно произносит: «Ну-ка, ёлочка, зажгись!» – Фрукты ели. Персики, виноград. Благодать!
– И Мишку своего врать научила, – с укором покачала головой бабушка, передала трубку внучке и пошла с кухни.
– Привет, Гном, – сказала Юля.
– Чего это Серафима Андреевна? О чем она?
– Не нравится, что мы с тобой на пляже не валяемся, вот чего.
– А, это да, жизнь проходит мимо, – рассудил Сомов. – С тобой.
– Как ты, Гном? Головка бо-бо?
– Немного.
– А призраки снились?
– Ты снилась. Исполняла танец живота, кстати.
– И как я была?
– Супер.
– И ты мне снился.
– Правда?
– Да.
– Класс!
– С Пашей.
– Тьфу. Я его душил?
– Вы играли в домино.
– Тьфу, говорю.
– Да нет, вы оба были очень милы.
– Спасибо, – скептически бросил он.
– Но ты ведь хочешь что-то сказать? Я чувствую…
– У меня новость, Юлька! – почти выкрикнул Сомов.
– Появилась за ночь?
– Да! Я знаю, кто была львица!
– Какая львица?
– Позавчерашняя! Та самая, развратная жрица! Которая барашка убила!
– Откуда?!
– Помнишь, у нее на бедре татуировка змеи? Кобры?
– Как такое забудешь.
– Ну так вот, я вчера просматривал эту оргию…
– А-а, – улыбнулась Юля. – Решил еще раз помучиться?
– Ага. Так вот, у меня есть журнал «Гламур на Волге».
– Да говори же!
– Там вернисаж татуировок. На самых изысканных женщинах Вольжанска!
Юля даже встала с кухонной табуретки.
– Ну?
– Изабелла Берковец! Хозяйка художественного салона «Изабелла» на Торговой улице. Прямо у Волги, кстати. Зайди в интернет, должна быть электронная версия журнала. Май прошлого года! Я смотрел запись оргии на телефоне, приблизил лицо жрицы. Это она.
Юля с трубкой отправилась в свою комнату, включила ноутбук и быстро вышла в мировую сеть. «Гламур на Волге», май прошлого года, вернисаж татуировок. Вот она, Изабелла Берковец! Загорелая львица с короткой стрижкой сивых волос. Спортивная, сильная, с привлекательным и одновременно властным лицом. Лет тридцати пяти. Юле даже не надо было смотреть видеозапись на телефоне – она сразу узнала это лицо. Изабелла Берковец сидела за барной стойкой в короткой до бесстыдства джинсовой юбке, очень сексуальной, даже развратной, в каких ходят путаны. Ее голые ноги были переброшены одна на другую. Была видна лента стрингов. Специально, разумеется. Иссиня-черная змея, очкастая кобра, сползала по рельефно