Чудо-устройство умело не только распознавать врага в темноте, как обычный прибор ночного видения, не только реагировало на бесшумные перемещения, как объем-датчик движения, этот новейший аппарат сканировал пространство на предмет наличия электромагнитных и пси-полей! Ни одно мыслящее, живое существо, способное думать, переживать, ненавидеть или бояться – то есть продуцировать мыслеимпульсы, – не могло утаиться от такого селектора целей. Ну а дальше все понятно. Коли цель обнаружена: огонь на поражение, и все дела!
Майор Фертихогель летел на «Медузу», готовясь навязать жестокий и беспощадный поединок тому, кто хозяйничал в экспериментальной лаборатории, возле открытого туннеля в чужой мир.
В соседнем кресле постанывал Юрген Шлиман, которого «выдернули» из привычной среды психиатрической лечебницы, несмотря на яростные протесты лечащего врача. Герхард Липински грудью встал на защиту подопечного, впрочем, героизм доктора никого не интересовал. Ни один медик, даже самый горячий, не способен противостоять двум взводам спецназа. Тем более что у Фертихогеля был документ, разрешающий транспортировку Шлимана.
Липински остался ни с чем – у него отняли даже то немногое, что сохранилось от успешного опыта по выводу пациента из комы. С этого дня Герхард люто возненавидел не только федеральную полицию, но и Галактическую Службу Безопасности.
Клауса Фертихогеля это все мало интересовало – он получил что хотел: человека, участвовавшего в уникальном опыте семилетней давности.
…Юрген Шлиман прекратил ломаться после третьего укола сыворотки правды. Для верности специалисты Фертихогеля «вкатили» физику еще и блокиратор воли. Получив такую дозу препаратов, пациент прекратил нести всякую чушь про трупных червей. Он хоть и расползся в кресле, словно переварившийся пельмень, зато начал отвечать на вопросы осмысленно, почти так, как любой нормальный человек.
Псы. Вблизи туннеля на людей нападают сторожевые псы…
Когда Шлиман произнес это – вполне разумно и внятно, – Клаус Фертихогель окончательно поверил, что не ошибся, шел по правильному следу. Оставалось только выяснить недостающие детали. А физик, кажется, теперь готов был рассказать все.
Почему не убили его самого семь лет назад? Почему остались в живых члены патрульно-спасательной команды, высаживавшейся на борт «Медузы» на следующие сутки после катастрофы?
Очень просто. Сторожевые псы реагируют на запах мыслей о Двери.
«Запах мыслей». Раньше, в больнице, Юрген уже произносил эти слова, но тогда Клаус не придал им значения. Теперь все изменилось. Новый для Фертихогеля термин прозвучал странно, непривычно, и майор ГСБ перебил разговорившегося физика.
Разве мысли могут иметь запах?!
Для людей – нет, для сторожевых псов – да. Они всегда приходят на запах мыслей о Двери…
Услышав это, Клаус вдруг отчетливо понял, что полубезумный физик не врет. Более того, все стало логично и понятно. Сам Шлиман выжил во время катастрофы лишь потому, что потерял сознание, впал в кому. Отдельный вопрос – почему это произошло? Подействовал какой-то мощный электромагнитный выброс в момент создания канала? Но как бы то ни было, Юрген потерял сознание. У него не наблюдалось никаких мыслей, вообще никаких, и только по этой причине сторожевые псы не тронули его.
Позднее мозг Шлимана – возвращенный из комы – опять нашел спасительный путь: сумасшествие. Юрген не то чтобы не мог думать о Двери, он не хотел думать о Двери. Ниточка безумия стала спасительной тропкой в трясине небытия, в которую могли отправить грозные стражи…
Что же касается спасателей, то они выжили потому, что не думали о Двери, просто не знали о ней. Спасатели примчались выручать из беды людей, для них станция являлась мертвым куском железа. Ненужным, неинтересным. Сторожевые псы не реагируют на присутствие вблизи Перехода, они реагируют на присутствие и запах мыслей. Тот, кто возле туннеля и думает о Двери – тот опасен. Он подписывает себе смертный приговор…
И стало ясно, отчего не уцелели все остальные, находившиеся на базе во время эксперимента. Сотрудники лаборатории не могли не думать о Двери. Они думали об этом несколько лет подряд, пока не сумели открыть ее. Пока не впустили тех, кто охранял дорогу в чужой мир…
Об этом даже не нужно было спрашивать больного физика – Клаус сам понял. Впрочем, чтобы точно увериться в правильном ходе собственных мыслей, он решил уточнить: «Откуда пришли сторожевые псы?»
Оттуда!
Шлиман произнес это слово таким голосом, что новых расспросов уже не требовалось.
Оттуда, из параллельного мира. Из иной Вселенной. Как кому больше нравится, термины не важны.
Лицо Юргена покрылось крупными каплями пота. Физик то и дело жаловался на страшные головные боли, но Клаус Фертихогель оставался беспощадным. Он хотел знать всю правду, до конца.
– Мы думаем о Двери, – продолжил допрос майор ГСБ, – это значит, сторожевые псы придут на запах наших мыслей?
– Они уже пришли, – руки и губы Шлимана задрожали сильно-сильно. – Они там, неподалеку от «Медузы». Ждут…
Услышав это, офицер Галактической Безопасности недобро оскалился. Что ж, он узнал то, что хотел. Теперь можно даже не спрашивать больного физика: стабилен ли «прокол», созданный во время эксперимента Айштейна?
Если сторожевые псы, которые приходят на запах мыслей о Двери, по-прежнему здесь, на космобазе – значит, они легко проникают через туннель, созданный руками людей. Это значит, Клаус не напрасно взял с собой два взвода спецназа, вооруженного по последнему слову техники.
И теперь понятно, отчего сработали «сигналки» на аварийной космостанции. Да, человеческих кораблей поблизости не было. Никто из homo sapience не проникал на «Медузу» – все дело в том, что в мир людей пришли они. Хозяева сторожевых псов. Те, кто существует в иной реальности. Те, кто не желает пускать людей в свой мир. Те, кто уничтожает любого, посмевшего думать о Двери. Так разве им место здесь?!
Не сдержавшись, Фертихогель произнес это вслух и нарвался на ироническую усмешку допрашиваемого. Шлиман полулежал в кресле, глаза его были закрыты, но губы презрительно скривились.
После небольшой паузы он заверил офицера ГСБ: чужим не нужен этот мир. Псы лишь охраняют обратную дорогу – отсюда в иную реальность. Люди не интересуют Хозяев, никаких эмоций к нам нет – ни любопытства, ни ненависти. Глупо испытывать ненависть к водопроводной трубе за то, что она лопнула. Ее надо просто чинить.
– Почему же тогда пришельцы, если им не нужен переход, не устраняют туннель между мирами? – язвительно спросил майор.
Его вывела из равновесия реакция полубольного физика. Но ответ, который дал Шлиман, был вполне разумным и убедительным.
…Из-под асфальта вдруг начинает сочиться вода. День бежит веселый ручеек, другой, третий. Затем приезжают работники коммунальной службы. Долго бродят вокруг, чешут в затылках. Привозят трактор с цепной пилой, снимают кусок асфальта. Пригоняют экскаватор. Никуда не торопясь, начинают рыть яму, освобождая дефектные трубы. Потом экскаватор прекращает работу. Дабы не повредить магистрали, копают уже вручную, лопатами…
Никто не торопится, ибо торопиться-то и незачем. Обнаружив плохой участок, притаскивают сварочный аппарат. Устраняют дефекты в трубах, дают нагрузку, чтобы проверить магистраль. Лишь после всего этого бульдозер, доставленный с другого объекта, сбросит в яму кучу земли, заровняет место аварии. Может быть, он даже разок-другой проедет сверху, чтобы утрамбовать грунт.
Но эти рабочие, которые обязаны устранить дефекты, вернуть целостность магистрали, не восстановят асфальтовое покрытие. Для полного завершения ремонта необходима другая бригада, относящаяся к другой службе. Чтобы вернуть дорожному полотну прежний вид, потребуется многое согласовать между ведомствами: выписать наряды, забить все в план действий коммунальных служб, выделить финансирование. Лишь после этого другие рабочие, никуда не торопясь, привезут машину для укладки дорожного полотна, каток, пару грузовиков асфальта. Заделают дыру так, что ее не будет заметно.
Но все то время, пока ведутся работы – начиная от момента, когда первый трактор опустит цепную пилу и она «вгрызется» в асфальт, – опасная территория будет огорожена лентами с красными флажками. Они станут колыхаться на ветру, менять цвет от дождей, падать в грязь…
– Значит, сторожевые псы – это словно наши красные флажки?! – уточнил Фертихогель, невольно восхитившись тому, как работает мозг «сумасшедшего» физика. – Хотите сказать, Юрген, мы имеем дело с работой обычных коммунальных служб? С бюрократической волокитой нескольких ведомств?! Именно по этой причине туннель до сих пор не заделан, а территория обнесена предупреждающими знаками?!
Юрген кивнул, по его лицу потекли крупные капли пота. Шлиман очень боялся говорить обо всем этом, только не мог молчать – не позволяла «химия» препаратов ГалаБезопасности.
– Но… – майор ГСБ не понимал, хотя мозг его работал с чудовищной перегрузкой. – Красные флажки?! Это… обычно их вешают для того, чтобы спасти, защитить от опасности… Не убивать, а предупредить!
– Когда мы вешаем ленты с флажками, мы поднимаем их так, как удобно нам, – поморщился физик. Он искренне страдал от того, что собеседник не видит простой истины: флажки были размещены не людьми и не ради людей. – Мы выбираем нужную высоту, их размер, вид, цвет. И при этом совершенно не заботимся о том, легко ли понимать сигналы стайке крыс. Или полуслепой бродячей собаке, которая может ненароком свалиться в яму и сломать себе шею. Точно так же, когда идет сварка труб, никто не волнуется из-за десятка-другого мелких букашек, сожженных искрами окалины.
– Ага! – теперь Клаус ухватил суть. – Аналогию понял: люди – полуслепая бродячая собака! Флажки повесили не для нас! Не так, как было бы удобно нам. Флажки… Они вообще живые, эти сторожевые псы? Или какая-нибудь механическая нечисть, охраняющая место, где прорвало «трубу»?