Умение Наилия пилотировать все, что летает, я уже успела оценить в ночном небе Равэнны. Вот так же уверенно и ловко он вращал полусферы пульта управления, как сейчас поворачивал отмычку в замке. Но что-то не получалось. Щелкало, скрипело, скрежетало, а замок не открывался.
– Взломаю, потерпи, – вздыхает генерал, – нужно чуть больше времени.
Смотрю на его руки, длинные тонкие пальцы, как у музыканта. Шрамы от ожогов и порезов. Не верится, что на ладонях жесткие мозоли от вечных тренировок с оружием. Я чувствую их каждый раз, когда он гладит меня по обнаженной спине.
– Наилий, а как ты оказался на равнине в пятой армии? – задаю вопрос и надеюсь, что не слишком мешаю. – Переводы ведь так редки.
Генерал хмыкает, но отвечает, не прекращая взламывать замок.
– Тоже заразилась противостоянием гор и равнин? Раньше ты говорила просто «пятая армия». Да, переводятся не часто. Все наши инструкции и правила написаны с учетом местных особенностей и легче сделать карьеру там, где родился. Мы с Марком как-то уж очень быстро стали майорами и появилась проблема. Вызов генералу может бросить только майор или полковник. Нас двое, а генеральское звание одно. Что делать?
Щелчки не становятся интенсивнее. Наилий раз за разом повторяет одни и те же действия. Ровно, методично и очень спокойно. Я бы давно распсиховалась и все бросила.
– Договориться, – предполагаю я, – чтобы кто-то один уступил.
– Кто? – изгибает бровь генерал. – Жребий бросать? Поединок устроить? Мы были равны по силе и одинаково тщеславны. И понимали, что если один станет генералом, то второй рано или поздно бросит ему вызов. А драться насмерть не хотелось категорически.
Раздается особенно громкий щелчок. Наилий вынимает отмычку и переворачивает другим концом.
– Мы бы обязательно разругались, но Сципион чуть не погиб в одной из командировок. Три дня лежал в медотсеке без сознания. Не было еще тогда медкапсул. И я понял, что не стану спорить с ним за звание генерала. Не хочу смотреть на его погребальный костер. Позвонил на равнину знакомому полковнику, собрал вещмешок и улетел. Встретили меня…
Генерал потянул отмычку вверх и надавил на дверь плечом. Раздался еще один щелчок и дверь открылась.
– Плохо встретили, – заканчивает рассказ Наилий, – генерал Луций Клавдиан Тит в открытую называл горным мальчиком, а свои из девятой армии предателем, сбежавшим на равнину. Я бы так и остался майором, если бы не поссорился с Луцием. Да так, что или он или я. Дальше ты знаешь. Самый молодой в истории генерал. Тридцать три цикла. Сопляк.
Подозреваю, что вся соль истории в причине ссоры, но не успеваю спросить. Наилий заводит внутрь, и я во второй раз теряю дар речи.
Комната гораздо меньше. Отделана изысканным голубым мрамором, а лепнина на колоннах украшена позолотой. На краю круглого бассейна сидит белоснежная скульптура прекрасной девушки и льет воду из кувшина. Нагое тело стыдливо прикрыто тончайшей вуалью.
– На тебя похожа, – замечает Наилий, а я краснею от смущения. Пол под ногами почти обжигает и здесь наконец-то тепло.
– Вот почему мастер к тебе неровно дышит. Кстати, это его купальня, – смеется генерал и тянет меня к двери в глубине комнаты.
– Стой, – сопротивляюсь и вздрагиваю от испуга, – не надо. Узнает мастер, и завтра еще какое-нибудь наказание придумает. Пойдем лучше обратно.
Наилий подходит ближе, снимает шапочку с моей головы и распускает волосы по плечам.
– Тебе нужно прогреть мышцы, иначе боль будет долго мучить.
Сдергивает накидку с плеча и тянет за концы черного пояса.
– Нет смысла делать это в одежде.
Пояс перестает удерживать штаны, и они соскальзывают по ногам на пол.
– Пожалей кадетов. Зайдет кто-нибудь случайно в общую комнату, увидит тебя, изведется потом от фантазий.
А я никак не могу привыкнуть к собственной наготе. Смущаюсь и закрываюсь руками. Особенно тяжело под ярким светом, когда знаю, что видны все изъяны и несовершенства. Худые, костлявые плечи, выпирающие ребра и маленький животик. Бледная, никчемная моль. Кто я рядом с генералом? Не выдерживаю и отворачиваюсь. Обойдусь, перетерплю боль в мышцах и так.
– Не надо, – прошу я и прикрываюсь поднятой с пола накидкой, – кадетов и правда, жалко, пусть лучше смотрят на статую.
Голос срывается на последнем слове. Почему отрез ткани такой маленький? Никак не закутаюсь. Наилий поднимает за подбородок и заставляет смотреть ему в глаза, но говорит мягко.
– Дэлия, внутри прекрасных мраморных статуй только холодный камень. Они любуются собой и не видят ничего дальше отражения в зеркале. А ты живая и настоящая. Я столько циклов вмерзал в лед, пока не увидел маленькое чудо в больничной форме. Ты как пламя среди вечных снегов. Рядом с тобой хочется жить.
Тону в нем и боюсь дышать. Моё чудо усыпано веснушками и тонко пахнет эдельвейсами. Кладу голову ему на плечо и крепко обнимаю.
– Ты – вся моя жизнь. Я люблю тебя, Наилий.
Он целует в щеку, потом в макушку, а я прячу счастливую улыбку в складках его белой накидки. Нахожу узел на поясе и развязываю.
– Раздевайся, – шепчу ему, – твой поединок не легче моих ступеней.
Генерал не спорит. Сбрасывает одежду и подхватывает меня на руки. Так легко, будто я совсем ничего не вешу. Болтаю в воздухе ногами и смеюсь, пока он осторожно идет по мраморным плитам к дальней двери. Мне бы вертеть головой от любопытства и рассматривать искусную резьбу, великолепные фрески на стенах, но я увлечена другим шедевром. Памятник надо поставить тому, кто додумался называть генералов Ваше Превосходство. Наилию, как никому другому идет это обращение.
Третья комната самая жаркая и самая маленькая. Воздух, как в пустыне. Мне кажется, что сейчас он задрожит, рождая мираж. Подует ветер и песок заскрипит на зубах. В центре возвышение в форме шестиугольника с мозаикой в красных тонах.
– Как будто угли горят, – восхищенно выдыхаю, когда генерал ставит на пол.
– Почти горят, – улыбается Наилий и стелет на возвышение два белых полотенца, – ложись и старайся не прикасаться голым телом к плиткам. Обожжешься.
Укладываемся рядом, и я еще какое-то время думаю о сковородке, обжаренной с двух сторон рыбе, хихикаю про себя, а потом мир перестает существовать. Я таю, как кубик льда и растекаюсь на полотенце. Наступает моё лето. Светило висит в зените и щедро дарит тепло. Ни забот, ни проблем, я свободна и счастлива. Прошу мгновение остановиться. Вбираю его в себя каждой частичкой тела, чтобы запомнить навсегда. Даже если я потеряю всё, у меня будет Наилий, лежащий в терме на полотенце, блестящий от мелких капель влаги и с закрытыми от неги глазами.
Черчу кончиками пальцев дорожку по изрезанной шрамами груди. Сажусь на его ноги и касаюсь губ поцелуем. Генерал отвечает, но сонно и почти лениво, а во мне просыпается озорство. Решаю его подразнить. Надо же расшевелить Его Превосходство, а то вздремнуть ему вздумалось. Целую в шею и спускаюсь ниже, скользя по влажной коже. Наилий молчит и никак не реагирует. Еще ниже, покрывая поцелуями живот и обводя языком впадину пупка. Генерал только притворяется безразличным. Давно возбужден. Любопытство побеждает мой страх. Знаю, что Наилий не смотрит на меня, а потому сама разглядываю, не стесняясь. На самом кончике блестит прозрачная капля. Наверное, я слишком разомлела от жара, но мне интересно, какая она на вкус.
Генерал вздрагивает, когда я выпиваю его влагу. Обвожу языком гладкую, нежную плоть. На вкус он сладкий, с легкой горчинкой. Заглатываю так глубоко, как могу и слышу протяжный стон Наилия. Помогаю себе рукой и завожусь от ощущений. Отпускаю на мгновение, чтобы пройтись языком сверху вниз и снова ловлю губами. Хочется быстрее и глубже. Слушаю стоны генерала и не замечаю, как дергается и подскакивает.
– Дэлия, нет.
Рот заполняется влагой, и горький вкус становится острее. Наилий тяжело дышит и тянет меня вверх, укладывая к себе на грудь. Скользит ладонями по спине. Я захлебываюсь его жаром и плавлюсь от ласк.
– Прости, не сдержался. Как мальчишка…
Не даю договорить, впиваясь поцелуем. Не надо извиняться.
– Согрелся?
– Да, – говорит Наилий и снова целует ненасытно и жадно, – жаль, здесь нельзя долго. У тебя голова может закружиться с непривычки. Пойдем в бассейн поплаваем?
– Я не умею плавать, – смущенно признаюсь в ответ.
Наилий долго на меня смотрит. Сначала хмурится с недоверием, а потом округляет от удивления глаза.
– Ты родилась на равнине на берегу полноводного Тарса и не умеешь плавать?
Отрицательно мотаю головой.
– Некогда было. Все детство мама таскала с собой на работу, вечером домой и сразу спать. Каждый день. А потом я в больницу попала…
– Кошмар, – вздыхает генерал и спускается вместе со мной с возвышения, – всегда завидовал равнинным. В горную реку зайти невозможно, не то, что искупаться.
После раскаленной комнаты прохлада от бассейна особенно приятна. Иду к нему и успеваю заметить, что ногам стало значительно легче. Помогает терма, жаль, что сюда нельзя вернуться завтра, после того, как я спущусь по тысяче ступенек вниз к мосту. Наилий садится на борт бассейна и ныряет в прозрачную воду. Не показывается из неё так долго, что я пугаюсь. Но потом все-таки выныривает и опирается на борт, роняя голову на сложенные руки.
– Разогрелся и расслабился, – устало говорит генерал, – ушла сила. Не выйдет поплавать. Иди ко мне. Не бойся, я стою на дне.
А глаза блестят по-прежнему, и улыбается он довольно. На контрасте вода кажется прохладной, но быстро теплеет, даря облегчение. Встаю на дно, а Наилий обнимает и притягивает к себе. Вода качает на волнах и тихо плещется. Кружевной узор из бликов на потолке завораживает, а близость тела генерала снова кружит голову.
– Ты же не думаешь, что я оставлю тебя неудовлетворенной? – спрашивает он.
Слышала когда-то, что мужчинам тяжело во второй раз подряд. Время нужно, чтобы отдохнуть и восстановиться. А еще рассказ мастера про гормоны не давал покоя. Не хочу, чтобы моя страсть причиняла вред.