Публий
Захожу на кухню и вижу накрытый стол. Сам бы никогда не достал столько посуды и не приготовил мясо с овощами. Пахнет вкусно, выглядит красиво. Тьер, так и привыкнуть можно. Еда не тронута, не стала Диана одна ужинать. Я не расстроился, когда сегодня не вышла встречать к дверям. Не обязана ждать меня со службы, готовить, прибираться, делить со мной постель. Не моя женщина. Не моя.
Разжимаю кулак только, когда чувствую спазм. Смятая салфетка падает на стол. Повторяю про себя снова и снова: «Глупо. Не обязана», а на ладонях воспоминанием тепло женского тела, доверчиво прижавшегося ко мне ночью. Запах мыла от тугих кудрей, тонкие пальцы на запястье. Боялась, что умру? Еще одна глупость. Такая же, как выслушать чужого тебе цзы’дарица. Или привести к себе в дом женщину, а потом раздражаться, что она не твоя.
Ставлю тарелку на поднос и несу в гостиную. Диана сидит, цепляясь за спинку дивана, и слушает запись. Уже знаю, что там. Разоблачений такого масштаба давно не было. Представляю, что творится сейчас у Рэма в службе безопасности. Такие, как Создатель, всегда всплывают эффектно. Слушаю прощальные слова ведущего и забираю планшет.
– Ешь, остыло уже все.
– А ты?
– Я не голоден, потом.
Сажусь на край дивана и жду, но мудрец не притрагивается к мясу. Шокирована? Пропал аппетит? Или слабость мешает? Да, женщины намного выносливее мужчин и способны долго терпеть боль, но жалеть их и беспокоиться мне это никогда не мешало.
– Переживаешь, что теперь с вами будет? – под тяжестью молчания сдаюсь первым.
– Да, Создатель, может быть, и докажет, что нормальный, а остальные? А единички? Их всех обратно по клиникам отправят?
Говорит тихо, будто выдавливает из себя слова. Не представляю, только пытаюсь понять, как сильно не хочет обратно. В измененном состоянии сознания все равно, где и как, а она вполне здорова психически. Насколько я могу судить. Мне еще у Мотылька диагноз показался надуманным, но там хотя бы слуховые и зрительные галлюцинации, а у Дианы ничего кроме стихов, депрессии и попыток суицида.
– Может быть, не отправят, – так же тихо отвечаю я, – скоро Совет генералов, там будут решать, как поступить.
Вилка со звоном падает на тарелку, а с нее на диван и на пол. Диана наклоняется за ней, и я едва успеваю выхватить поднос с едой.
– Извини, – бормочет она, – сама не своя. И предсказаний нет, когда они так нужны.
Нервничает мудрец, разглаживая руками складки одеяла, и не смотрит на меня:
– Генералы нарешают. Правители. С них станется тихо нас удавить. Нет мудрецов – нет проблем.
Как же нужно было ее запугать, чтобы появились такие мысли? Хотя ответ простой. Закрытый военный центр на пустыре, забор под напряжением, санитары с военной выправкой, камеры на каждом шагу. Тотальный контроль угнетает психику не хуже препаратов. Паранойя и мания преследования развиваются сами собой. А здесь нападение, похищение, откровения эти с экрана телевизионной панели. Хочу успокоить, но не знаю как. Наилий прислал запись с единственной просьбой показать Поэтессе. Хотел бы удавить, по-другому себя повел.
– Не будет такого, – начинаю твердо и замолкаю на середине мысли.
Скрываю свою дружбу с генералом, как могу. В голову не придет обсуждать его личную жизнь или рассказывать то, чем делится со мной вопреки всем Инструкциям. Но смотрю на белую, как одеяло, Диану и понимаю, что иначе никак. Накрутит себя завтра мыслями до истерики, а меня рядом не будет.
– Не причинят вам вреда, поверь мне, – гаснет уверенность, слишком хорошо знаю Наилия, на многое способен генерал. – Его Превосходство сам с мудрецом живет, разве захочет…
Бледный аргумент. Жизнь Мотылька – не гарантия жизни всех остальных, но Диана верит. Вижу, как расслабляется и поднимает голову. Зеленые глаза светятся теплом, а на бледных губах расцветает улыбка.
– Ты больше не тайна, понимаешь? – стараюсь отвлечь ее, сбить с тяжелых мыслей. – Режим ослабят, многое станет можно. Чем бы ты хотела заняться? Где побывать?
Мудрец боится мечтать. Зябко пожимает плечами и молчит. Сколько циклов просидела взаперти? Как давно решила, что жизнь закончилась?
– Представь хотя бы сейчас, что ты свободна и можешь делать все. Куда пойдешь?
Диана послушно закрывает глаза и представляет. Улыбка пропадает, на переносице появляется хмурая складка.
– В больницу, – выдыхает мудрец, – обратно в белую форму и к пациентам. Назови призванием или помешательством, но я жила только там. А сейчас сил нет болтаться без дела от стены до стены. Терять счет дням и ждать, когда все закончится. Смерть с открытыми глазами, как говорит Мотылек.
Часы тикают на стене, сонно толкая стрелки по кругу, сквозняком дует от климат-системы. Тишина настолько тяжелая, что хочется завыть. Непросто будет снять диагноз и получить допуск до практики. Потом выдержать квалификационный экзамен и цикл стажировки. Эмоциональные нагрузки, с которыми не каждый мужчина справится без стресса, а Диана сейчас от одних воспоминаний дрожит.
– И не такие вершины штурмом брали, – говорю ей. – Дождемся Совета генералов…
– Что ты, – вдруг улыбается мудрец, – я пошутила. Размечталась. Какой из меня теперь врач? Накатит предсказание во время приема, как в глаза пациенту потом смотреть буду? Фантазии иногда слишком далеки от реальности.
Голос вздрагивает, Диана губы кусает, но держится, не плачет.
– Ты обещал переодеться, – напоминает она, – а я пока доем.
Разговор окончен, я понял. Она вправе не верить, а мне нельзя сейчас что-то обещать. Подарить напрасную надежду хуже, чем ее забрать. Киваю и ухожу в спальню. Раз в домашнее, значит, надену легкие брюки и хватит. После вчерашней ночи моим голым торсом Диану не удивить.
***
Беспокойное получается утро. Тот еще забег на длинную дистанцию в училище. Кругами и с дополнительной нагрузкой. Уходил из квартиры, Диана еще спала, а теперь встречает на пороге. Спутанные кудри падают на полуприкрытые глаза, на щеке мятый отпечаток от подушки. Знаю, что теплая и разомлевшая ото сна. Не хочется торопить, но протягиваю ей пакеты и выговариваю:
– Я принес медицинский халат, одевайся. Пойдем в процедурный кабинет, кровь сдашь на анализ. Не нравятся мне твои боли, воспаление может быть.
Не спорит, не задает вопросов, только разворачивается и хлопает дверью перед моим носом. Так и стою на пороге квартиры и тихо смеюсь. Снова касаюсь считывателя замка, а Диана распахивает дверь.
– Ой, извини, не проснулась, я сейчас, я быстро.
Не умеют женщины быстро одеваться. Не стояли над ними в училище инструкторы с таймерами и не засекали норматив, а жаль. Усаживаюсь на диван и настраиваюсь на долгое ожидание. Планшет достать почту почитать или телевизионную панель включить? Не успеваю решить, как мудрец выскакивает из ванной комнаты, на бегу набрасывая халат на голубое платье. Свежая, умытая, глаза сверкают, как блики светила на воде.
– Я готова, а зачем маска?
– Секретность с тебя пока никто не снял, – объясняю ей, – чем меньше санитаров в стационаре тебя увидит и запомнит, тем лучше.
– А еще под маской можно зевать, не стесняясь, – улыбается Диана.
Пока спускаемся в лифте, украдкой рассматриваю ее отражение в зеркале. Нет, не показалось в прошлый раз, красивая женщина. Не такая, как хрупкие худышки. Строгая, ладная, округлая там, где нужно. Вздыхаю глубоко и отворачиваюсь. Гормонально мне далеко до поколения генералов. Наилий, Марк, Друз всю жизнь, как озабоченные подростки, застрявшие в семнадцатом цикле. Генетики хоть и сжалились надо мной, разрешив повзрослеть сильнее, но с собственной физиологией по-прежнему тяжело спорить. Нуждаюсь я в женской ласке, хоть и не чувствую романтической влюбленности. Разумом понимаю, что Диана зрелая женщина и цветы с конфетами ей уже не интересны. С каждым прожитым циклом ритуал ухаживания все проще и короче, а все равно не могу прижать Поэтессу к стене лифта и настойчиво поцеловать. Не боюсь пощечины за наглость, разочарование в ее глазах не хочу видеть.
Кабина останавливается, и мудрец надевает маску, заправляя за уши резинки. Кудри на затылке в пучок, халат застегнут на все пуговицы, кроме верхней. Небрежность, позволительная женщинам-медикам. Рефлекс, оставшийся еще с академии. Смотрю ей вслед и мысленно составляю запрос в медицинскую коллегию, чтобы опротестовать диагноз. Плевать, сколько это займет времени, все резервы и связи подтяну. Зря, что ли, обрастал ими, как старый пень мхом. Никто не должен жить мертвецом.
– Сюда, Диана, – зову, открывая дверь в процедурный кабинет, пропахший медикаментами насквозь. Никогда не понимал, как препараты, запертые под стеклом, умудряются источать вонь. Да что там стекло, даже сейф им не помеха. Нужно самому переодеться, хотя бы халат поверх комбинезона надеть.
– Кровь венозную или капиллярную будешь брать?
Вопрос неожиданно ставит в тупик. Стою, держась за дверцы шкафа, и мысленно считаю показатели анализа.
– Венозную, рукав закатывай.
Резкая трель гарнитуры раздражает, заставляя путаться в рукавах халата. Пальцы срываются с липучек, а противный звук не умолкает. Тройной звонок, высокий приоритет, обязан ответить немедленно:
– Слушаю.
– Капитан Назо, это Сервий, – представляется старший санитар стационара, – пациент из десятого бокса пропал.
Ин дэв ма тоссант! Проглатываю идиотский вопрос, как мог пропасть прооперированный вчера раненый, и вспоминаю о подозрении на вирус. Тьер, камеры везде, а он пропал!
– Сервий, бегом в комнату охраны, пусть ищут, где он.
– Есть, капитан Назо, карантин объявлять?
Оглядываюсь на взволнованную Диану. Мудрец молчит и внимательно на меня смотрит. Не знаю, слышит ли через гарнитуру Сервия. И как отнесется к тому, что сейчас сделаю?
– Нет пока, иди в комнату охраны.
– Есть, – через паузу отвечает санитар.
Знаю, что рискую выпустить опасный вирус за пределы стационара, но симптомы могут подходить под десяток диагнозов, не требующих карантина. А если я закрою этаж, то потом долго придется отписываться, что у меня здесь делала посторонняя женщина, да еще и психически нездоровая.
– Отбой, – выдыхаю в гарнитуру, отпуская Сервия, и набираю с планшета номер лаборатории. На месте еще должна быть ночная смена.
– Слушаю, – бодро отвечает лаборант.
– Публий Назо, – представляюсь и надеюсь, что узнал голос рядового, – Кассий, анализы пациента из десятого инфекционного готовы?
– В процессе, капитан Назо, – смущенно отвечает он.
– Ясно, сейчас приду. Отбой, – прячу гарнитуру в карман халата и оборачиваюсь к мудрецу: – Диана, я уйду ненадолго, побудь пока здесь, хорошо?
– Да, конечно, – кивает она, – дверь не открывать, на провокации не отвечать, сидеть тихо.
– Именно, – подтверждаю я и срываюсь в лабораторию.