Охота на нечисть — страница 15 из 44

С молоком пирог пошёл ещё лучше. Я за обе щеки уминал вкусную сладкую выпечку. А баба Дуня тихонько рассказывала про свою загробную жизнь.

Причиной их необычного агрегатного состояния стало упрямство прадеда. Он ещё в молодости поклялся страшной клятвой, что непременно доживёт до ста лет. И когда в семьдесят три к нему внезапно пришёл Кондратий — упрямый старик просто отказался отправляться в загробную жизнь.

Как и все нормальные покойники, он предстал перед судом богов. Но вместо того, чтобы каяться и нудно перечислять свои прегрешения, устроил богам скандал и потребовал отправить его обратно в мир.

Боги от такой наглости слегка охренели. Но клятва есть клятва. Нарушать её без крайней необходимости боги не посчитали нужным. Посовещались и решили наказать Михал Василича необычным способом — отправили его обратно в виде призрака. И сказали, чтоб помирал, когда сам захочет. Хоть через тыщу лет, если раньше не соскучится.

Некоторое время Михаил Василич невидимым скитался по родному дому и пугал родственников и слуг. Потом устал хулиганить в одиночестве и уговорил жену составить ему компанию.

Для этого вредный старикан использовал проверенный способ. Сразу после смерти супруги он снова отправился к богам и устроил срач с битьём посуды.

Аргумент у старика был железный — незадолго до этого он убедил бабу Дуню поклясться, что она непременно дождётся детишек от любимого праправнука Васеньки. То есть, от Сытина.

А Сытин не то, что детей заводить — он и жениться-то не собирался. Так что бестелесные старики с комфортом поселились в его большом, но пустом доме и стали помогать правнуку по хозяйству.

Болезни и недомогания их не мучили, скучать тоже было некогда. Так и втянулись потихоньку в бессмертие.

— Я бы, может, и померла, внучек, — сказала баба Дуня. — Детей бы повидала, родителей. Да и вообще интересно — как там за гробом всё устроено. Но ведь не брошу же старика. Как он тут без меня будет?

Я только кивал и благодарно мычал, запихивая в себя очередной кусок пирога.

Больше всего в рассказе бабы Дуни меня заинтересовало близкое знакомство прадеда с богами. Получается, это не выдумки? Боги на самом деле существуют, и с ними можно даже договариваться?

Это была очень глубокая мысль, и я собрался обдумать её на досуге.

Эх, если бы просто расспросить сытинского прадеда! Чует моё сердце, старик может рассказать много интересного. Я сделал себе заметку в памяти непременно сойтись с ним поближе.

Под конец разговора кожа на моём животе натянулась так, что я едва мог вздохнуть. К тому же, меня сильно клонило в сон.

— Ты уже сидя спишь, внучек! — ласково сказала баба Дуня. — Совсем я тебя заболтала. Иди-ка отдыхать. Или ещё пирожка положить?

Я замотал головой, отказываясь от добавки, промычал искреннюю благодарность и собрался пойти к себе. Но баба Дуня всё-таки отрезала ещё кусок пирога и положила его на тарелку.

— Возьми с собой. Вдруг перед сном ещё перекусить захочешь.

Я только головой покачал. Взял тарелку, ощупью поднялся по лестнице, открыл дверь. За окном уже золотился летний рассвет. Я подошёл к кровати, собираясь нырнуть под одеяло, и увидел, что на подушке сидит мыш. Рядом с ним стоял крохотный тряпичный узелок.

— Здорово, Немой! — сказал мыш. — А я к тебе. Не прогонишь?

Я вздохнул и помотал головой.

— В тюрьме совсем скучно стало, — пожаловался мыш. — Домового из пятой камеры выпустили. В твою камеру поселили какого-то вора — он у княжеского слуги деньги украл. Я хотел к водянику переехать, но у него в камере сыро. А у меня ревматизм. И говорить с водяником не о чем. Он всё время на дне бассейна лежит. Что я ему, орать, что ли, буду сверху? А ты говорить ещё не научился? Мелкую моторику развиваешь, как я тебе советовал? Ты развивай! Лепи что-нибудь. Или вышивай. Хочешь, я тебе иглы для вышивания достану? Слушай, а почему от тебя опять котом пахнет? Ты кота завёл, что ли? А почему не предупредил?

Бля! Кажись, накрылся сон!

В общем, мыш напросился сам. Да и в желудке ощущалась неприятная тяжесть. А у меня теперь был в арсенале безотказный способ расходования лишних калорий.

«Давай, Немой!» — посигналил я.

В голове послушно щёлкнуло. Я мягко приземлился на лапы и грозно мяукнул. Мыш взвизгнул и юркнул под кровать.

— Убери кота! — пищал он, прячась за толстой деревянной ножкой. — Немедленно!

«Обратно, Немой!»

Щелчок!

Я выпрямился и стал неторопливо натягивать штаны.

— Это что сейчас было? — спросил мыш, опасливо выглядывая из-под свисающего одеяла.

Я прислушался к ощущениям. Нормас! Тяжести в желудке как не бывало. Мда. Когда стану настоящим магом — придётся дорого брать за свои услуги. Иначе хрен прокормишься.

Кусок пирога достался мышу в качестве извинения. За это он позволил мне хоть немного поспать. Хотя и ворчал, что старые друзья так не поступают. На его заявление я ответил громким храпом.

Так что за завтраком мне кое-как удавалось сдержать зевоту.

Мыш сидел на столе и уплетал блин из маленького блюдца, которое поставила для него баба Дуня.

— Нашли, кого кормить! — недовольно проворчал дед Миша. — Вы ещё тараканов заведите! Они у вас всё съедят, ничего не оставят.

— Ладно уж, не обеднеем, — ответила ему баба Дуня. — А ты, дед, до сих пор мышей боишься, что ли?

— Ничего я не боюсь! — запальчиво ответил старик. — Просто они противные! Мне как-то перед важной битвой мышь в шлем залезла! Я им этого вовек не прощу. Как хочешь, Дуня, а я с мышами за одним столом есть не буду!

— Опомнился! Ты уже тридцать лет вообще ничего не ешь, старый!

— Не кричите, пожалуйста! — вежливо попросил мыш. — У меня уши закладывает.

— Так ты ещё и говорящий! — обрадовалась баба Дуня. — Кушай, милый!

Она положила мышу в тарелку ещё один блин.

— А деда не бойся. Он поворчит, и привыкнет.

— Спасибо! — поблагодарил мыш и снова принялся за еду.

— Баба Дуня, — спросил он с набитым ртом. — А ты вышивать умеешь?

— Умею, — отозвалась баба Дуня. — А тебе зачем?

— Научи Немого вышивать, а? Ему мелкую моторику развивать надо, чтобы речь вернулась. А я присмотрю за ним, чтобы не ленился.

Бля, тоже мне, нашёлся надзиратель!

Сытин спустился к завтраку недовольный. Тёр красные от бессонницы глаза. Он допоздна допрашивал священника Божена, но тот рассказал немного.

Позавчера вечером в церковь к Божену заглянул русобородый мужик в войлочной шапке и чёрной жилетке. Он попросил Божена пойти с ним к больному. Божен повернулся, чтобы запереть дверь церкви, и в этот момент его ударили по голове. Очнулся он уже в подвале, связанный.

Глашку эти уроды поймали прямо на рынке. Она только-только расплатилась за рыбу, как к ней подошёл слепой и попросил довести его до дома. Глашка из жалости взяла калеку за рукав и повела переулком. Там слепой неожиданно вцепился ей в руку и прижал к лицу резко пахнущую тряпку. Глашка вдохнула и потеряла сознание.

— Ясно одно — в городе их было немного, — недовольно сказал Сытин. — И городское гнездо мы накрыли. Но главный ушёл, вот что плохо. Непонятно — откуда они взялись, чего добиваются. Да ещё змеи эти… Как-то одновременно всё. Неспроста это.

— Войлочная шапка, говоришь? — внезапно перебил Сытина прадед. — Так ведь литвины в таких шапках ходят. Помню, затеяли мы как-то поход на Литовское княжество…

— Бля! — выругался Сытин и помрачнел. — Только политики мне не хватало! Придётся князю докладывать. Ладно! Возьму воинов и прочешу всю Комариную чащу. Что-нибудь да найдём! Давай, Немой, собирайся! Пойдем к князю.

Я с сожалением отодвинул от себя тарелку с блинами.

— Не нравится мне вся эта херня, Немой! — доверительно сказал Сытин, когда мы с ним вышли за ворота. — Вас с Глашкой они взяли неспроста. Пытались подобраться ко мне, или к Михею, это ясно. Но как? А священник им зачем понадобился? Все колдуны держатся подальше от священников. А эти прямо посреди Старгорода святошу украли!

Мы шли через площадь, огибая рынок стороной. От прилавков доносился разноголосый шум.

— Ладно! — продолжал рассуждать Сытин. — Допустим, они вас хотели заворожить. Только похищать человека для этого не надо. Хорошему колдуну достаточно в глаза посмотреть, и всё! Заворожённый всё сделает, что ему прикажут. Но я бы чужую ворожбу сразу увидел! И Михей тоже. На что они рассчитывали? Да ещё и священник. Бля!

Сытин остановился так резко, что я чуть не налетел на него.

— Ну-ка, идём в церковь, Немой!

Э, а князь как же?

Сытин словно услышал меня. Посмотрел на солнце и решительно пожал плечами.

— Подождёт князь! Есть дела поважнее.

Ни хера себе!

Мы свернули в боковую улицу, на которой стояла скромная церковь, целиком срубленная из толстых брёвен. Со всех сторон её окружали старые раскидистые липы. Одинокая деревянная маковка с золочёным крестом еле заметно выглядывала из-за высоких крон.

Сытин поднялся на низкое крыльцо и недовольно скривился. Пересилил неприязнь и потянул на себя толстую тяжёлую дверь. Мы вошли внутрь.

Тёмный деревянный свод навис над нами тяжёлым грузом. Тусклый свет еле проникал в маленькие окошки под самым куполом. У меня возникло странное ощущение, словно сквозь эти окошки кто-то внимательно разглядывает меня.

— Божен! — позвал Сытин. — Ты здесь? Поговорить надо!

Прошла минута, и из алтаря показался священник. Дерюжную повседневную рясу он сменил на тонкую, хлопчатую. На груди священника висел всё тот же медный крест.

— А, Василий Михалыч? Здравствуй! Каким ветром занесло? — спросил Божен.

— Скажи, Божен, князь ходит в вашу церковь? — резко спросил Сытин.

Священник покачал головой.

— Нет. Княгиня иногда заходить поговорить с богами.

— Ясно.

Сытин шагнул к выходу, но остановился.

— Она одна приходит?

— Нет, — ответил Божен. — С ближними боярынями.

— Так. А боярыни одни бывают?

— Иногда. А ты почему спрашиваешь, Василий Михалыч?