— Понял, — кивнул Михей. — Василий Михалыч, можно я Глашку к тебе отправлю? Пусть старики присмотрят за ней.
— Это правильно! — кивнул Сытин. — Сейчас Немой за ней сбегает.
— Василий Михалыч! — возмутился Михей.
— Ты это брось! — строго сказал Сытин. — Немой — парень надёжный. Ты ему жизнь можешь доверить.
— Жизнь — могу, — согласился Михей. — А Глашку — нет!
Зануда, бля!
— Всё, Михей, некогда препираться! — отрезал Сытин и повернулся ко мне. — Немой, ты понял, что делать надо?
Я кивнул, сердито косясь на Михея.
— Заберёшь Глашку, и оба сидите у меня дома, пока князь город не прочешет и не успокоится.
— Смотри, Немой! — пригрозил Михей. — Если Глашка пожалуется — ноги выдерну!
Двухэтажную лачугу Михея окружал яблоневый сад. Толстые бревенчатые стены еле просматривались сквозь густые ветки. Вдоль высокого деревянного забора я дошёл до калитки, за которой начиналась дорожка, мощёная неровно наколотыми плитами серого известняка.
Калитка оказалась приоткрыта. Я потянул на себя еле слышно скрипнувшую створку, сделал шаг и остановился, осматриваясь.
Створка легко хлопнула меня по заднице — проходи, не стесняйся!
Я шагнул ещё, и услышал за спиной щелчок. Быстро обернулся — ничего особенного. Просто калитка закрылась, вот и всё.
Сад у Михея был покруче княжеского. Яблони росли пышно, а яблок было столько, что ветки чуть не ломались под их тяжестью.
Под деревьями густо росла трава, в ней не было видно ни мусора, ни гнилых опавших яблок. На такой траве хорошо с девкой валяться!
Вдоль дорожки росли высокие крупные цветы. Они были похожи на пушистые золотые шары на толстых зелёных ножках. Шары покачивались на ветерке. Мне показалось, что я слышу тихий высокий звон.
А нет, бля, не показалось!
На ветку яблони совсем рядом со мной села птица, величиной с воробья. Жёлтая, с чёрным пятном на горле. Широко раскрывая клюв, она щебетала, словно колокольчик, и хитро посматривала на меня блестящим чёрным глазом.
Я сошёл с дорожки в траву. Птица обрадовалась вниманию. Она развернула ко мне и запела ещё громче. После особенно красивых нот птица замолкала и кланялась, как настоящий артист.
Охренеть!
Я наклонился и протянул руку к цветку. Дунул ветер. Толстый зелёный стебель качнулся и лёг прямо мне в ладонь.
А потом одним стремительным движением обвился вокруг запястья!
Э, что за херня?!
Я попытался выдернуть руку, но ещё несколько цветов обвились вокруг неё и намертво зафиксировали.
Я уперся в землю и попятился обратно на дорожку.
Хер там! Эта грёбаная мягкая и пушистая трава оплела мои ноги так, что я не мог сдвинуться с места!
Я задёргал ногами и ухватился свободной рукой за ветку яблони. Руку стиснуло, словно наручниками. Ветка завязалась узлом вокруг запястья и потянула меня вверх. Я беспомощно повис раскорякой.
А грёбаная птица продолжала петь!
И тут из травы полезли пауки.
Маленькие, совсем не страшные. Но их было охренеть, как много! И каждый тащил за собой блестящую тонкую ниточку паутины.
Пауки принялись снизу вверх обматывать меня паутиной.
Суки, бля! Я вам мумия, что ли?
Я замычал, мотая башкой.
Тонкая яблоневая ветка дрогнула, и прямо перед моим лицом повисло полупрозрачное жёлто-красное яблоко.
На вид оно было спелым и вкусным. Наверное, поэтому проклятая ветка принялась запихивать яблоко мне в рот.
Я отбивался, как мог. Рычал, мычал, мотал башкой, махал руками и топтал ногами траву. А пауки тем временем старались вовсю.
Через десять минут я был связан по рукам и ногам и качественно упакован в тонкий паутинный кокон. Упасть мне не позволяла только ветка, которая крепко держала меня за левую руку. Пауки замотали мне даже голову, оставив снаружи только нос, торчащее изо рта яблоко и вытаращенные глаза.
Бля, вот это попадос!
Птица допела и раскланялась. Я попытался плюнуть в неё яблоком, но ни хрена не вышло. Птица громко чирикнула и улетела куда-то в сторону дома.
Ну что, Немой, допрыгался? Висишь, как муха в паутине. Сейчас сюда приползёт огненная змея и сожрёт тебя с потрохами. Да ещё и яблочком закусит! А потом Михей прибьёт за Глашку. И правильно сделает!
Я снова дёрнулся, но стебли только крепче ухватили меня за ноги.
— А кто это тут у нас попался? — насмешливо спросил женский голос.
Я скосил глаза в сторону голоса.
Глашка, бля!
— Эй, ты кто?
Она подошла поближе и осторожно потыкала в меня прутиком.
Кто-кто? Немой в паучьем пальто!
Я замотал башкой и замычал, как можно громче.
Глашка узнала меня и расхохоталась.
— Котик, это ты? Ты ко мне на свидание пришёл? И решил цветочков нарвать? Как мило!
Какой я тебе котик, бля?! Мило! Давай, выпутывай меня из своей грёбаной ловушки!
— Отпустите его, — сказала Глашка. — Это свой.
Ветки разжались, и я упал на траву. Глашка протянула мне руку.
— Пойдём в дом, — сказала она. — Я с тебя паутину уберу.
К дому я шагал, растопырив руки и ноги, словно ожившая буква «Х». Блядская паутина намертво присохла к коже и одежде.
Чтобы пройти в дверь, мне пришлось присесть и повернуться боком.
— Идём сюда!
Глашка привела меня в просторную комнату, посреди которой стояла огромная деревянная ванна, стянутая железными обручами.
— Залезай! Паутину надо отмочить, иначе не отлипнет.
Глашка помогла мне перешагнуть через край ванны.
Сверху закапало, сначала еле-еле, а потом всё сильнее. Я поглядел наверх. Под потолком, прямо над моей макушкой висела самая настоящая дождевая туча. Только размером она была с крупного пуделя, не больше. Туча клубилась, из неё на мою голову шёл тёплый дождь. Потом раздался треск, и в клубах пара сверкнула крохотная молния.
Э, бля! А током не ипанёт?
Я на всякий случай шагнул в сторону от тучи, но она поплыла за мной, как привязанная.
— Стой спокойно! — сказала Глашка и принялась расстёгивать на мне кафтан.
Стащив его с моих плеч, она добралась до рубахи. Я почувствовал, как тонкие пальцы ласково скользят по моей груди.
— Спасибо, что спас меня, Немой! — сказала Глашка. — Ты очень хороший!
В её голосе слышалась чуть заметная хрипотца.
Она отошла на шаг, кончиком языка облизала губы и шевельнула плечами. Широкий голубой сарафан легко упал на пол.
Охренеть!
— Знаешь, что мне в тебе нравится, Немой? — спросила Глашка, спустя час.
Она лежала на постели, подперев рукой курчавую голову, и смотрела на меня с улыбкой довольной кошки.
К тому времени мы уже успели перебраться из ванны в Глашкину спальню и основательно расшатать кровать.
Я вопросительно поднял брови.
— Ты какой-то… — она замялась, подбирая слова. — Ты настоящий кот. Не паришься ни о чём, просто делаешь то, что нужно. С тобой легко, понимаешь?
Я важно кивнул. Хрен ли тут не понять? Понравилось, значит. Ну, и на продолжение намекает, само собой. Извини, но придётся подождать хотя бы минут десять. Колдовство колдовством, а силы надо восстановить.
Но Глашка не унималась. Ей непременно захотелось меня расхвалить.
— А ещё хорошо, что ты молчишь, — улыбнулась она. Увидела мою вытянувшуюся физиономию и поправилась:
— Ох, я не в том смысле! Хорошо, что не говоришь никакой ерунды по любовь до гроба, не обещаешь ничего. Ведь когда не обещаешь — тогда и не обманываешь, правда?
Я подумал и снова кивнул. А потом погладил Глашкину грудь. Грудь была крепкой, упругой, с маленькими тёмными сосками. Глашка закатила глаза и вздохнула.
— А ты можешь ещё, как в прошлый раз? — спросила она.
Я помотал головой.
— А если я тебе помогу?
Голос Глашки стал вкрадчивым. Она встала на колени и наклонилась ко мне.
Ещё через час я вспомнил, что мы давно должны быть у Сытина. Глашка как раз задремала. Я разбудил её и принялся объяснять знаками, что надо одеваться и идти.
— Не хочу, — зевнула Глашка, — мне и дома хорошо. Ты же видел, каких ловушек Михей в саду понаставил? Ни одна змея не проползёт. У него такой дар — с природой договариваться. Может с растениями договориться, может — с животными.
Так это Михей мне подлянку в саду устроил?! И ведь ни хрена не предупредил!
А Сытин наверняка знал об этих ловушках, и тоже промолчал. Ну он-то понятно — проверяет, на что я гожусь. А Михей, видать, решил от чистого сердца гадость сделать.
Тут во мне заглохли последние угрызения совести. Не то, чтобы они до этого меня сильно мучили, но теперь исчезли совершенно.
Глашка обняла меня за шею и притянула к себе. Бля, до чего же сиськи у неё горячие! Просто как печка!
— Хорошо, правда? — спросила она, целуя меня и легко прикусывая мне нижнюю губу.
Конечно, хорошо — два часа подряд трахаться! Мне тоже хорошо.
Я осторожно, чтобы не обидеть, отодвинулся от Глашки и знаками показал, что Сытин оторвёт мне голову, если не найдёт нас дома.
— Пускай, — проворковала Глашка. — Лишь бы больше ничего не оторвал.
Ну да, бля! Остальное мне непременно попробует оторвать твой братец, если поймёт, почему мы задержались.
Эта угроза показалась Глашке серьёзной. Она тяжело вздохнула, вылезла из-под одеяла и стала одеваться. Я тоже натянул одежду.
Мы вышли в сад. Я недоверчиво покосился на золотые шары. Они чуть покачивались в летних сумерках и изо всех сил прикидывались обычными цветами.
На всякий случай, я не стал сходить с дорожки. Мало ли, ещё какую хрень Михей придумал!
Улица была пуста. Мы, не спеша, брели к дому Сытина. Я с удовольствием вдыхал свежий воздух, чуть приправленный запахами печного дыма и отцветающих лип.
— Вообще-то, Михей добрый, — вдруг сказала Глашка. — Просто он очень переживает за меня. Он один меня вырастил. И ещё кормилица, но она уже давно умерла.
Я пожал плечами. Понятное дело — старший брат, и всё такое. Но мне-то от этого не легче.
— Я была совсем маленькой, когда родители погибли, — грустно сказала Глашка. — Я маму совсем не помню. Отец служил в дружине воеводы Ивана Свирепого. Вместе с ним и погиб на Проклятой охоте. А мама через год заболела и умерла.