Чупав выхватил клинок из огня и точным движением положил на наковальню. Взял молоток и лёгкими звенящими ударами прошёлся по самому краю лезвия.
Дзынь!
Дзынь!
Затем быстро погрузил меч в масло по самую рукоять. Масло забулькало, его поверхность пошла большими пузырями. В воздухе поплыл резкий пряный запах.
— Налей-ка ещё, пока остывает!
Я бросил рукоять мехов и вылил в стакан остатки самогона.
Чупав выпил и довольно крякнул.
— Гляди!
Он вытащил меч из масла, обтёр его тряпкой. Поверхность клинка заблестела.
Взяв меч двумя руками, Чупав напрягся и согнул его в крутую дугу.
Сломаешь же, бля!
Но кузнец отпустил левую руку, и меч мгновенно выпрямился с долгим высоким звоном.
— Вот так! Теперь не сломаешь. Держи, Немой!
Кузнец протянул мне меч и посмотрел в окно. На улице белел рассвет.
— Вот и ещё одна ночь прошла, а пользы — кот наплакал!
Чупав гулко рассмеялся.
— Пора мне. Надо и хозяину кузницы дать поработать. Может, увидимся ещё, если меня отсюда не выгонят.
Он шагнул в угол за остывающим горном. Там ещё густела чёрная тень. Чупав растворился в ней. Мелькнула серая рубаха с тёмным пятном пота на спине и пропала.
Я пожал плечами и убрал меч в ножны. Теперь понятно, что делать, можно и валить.
В бутылке ещё оставалось несколько капель. Я допил их, доел хлеб и сало.
Потом забросил меч за спину и вышел из кузницы.
Ефим нерешительно топтался у порога.
— Живой?! — воскликнул он, увидев меня. — Неужели прогнал нечисть?
Я помотал головой. Потом пошарил в кармане и вытащил оттуда три золотые монеты. Подумал, и одну убрал в карман.
Не, ну а чо? Сытин целый дом за две монеты купил. А тут — кузница.
Ефим увидел золото. Глаза его заблестели.
Я протянул ему две золотые монеты и показал пальцем на кузницу, а потом ткнул себя в грудь.
— Купить хочешь? — обрадовался Ефим.
Я кивнул.
— По рукам! Всё равно нечисть работать не даёт!
Кузнец быстро пожал мне руку и собрался свалить, пока я не передумал. Но я успел поймать его за рубаху. Втащил внутрь теперь уже моей кузницы и подвёл к ящику с углём. Показал на ящик и вытащил из кармана ещё монету.
После этого началось сложное и долгое объяснение с показом растопыренных пальцев и тыканьем то в ящик, то в грудь кузнеца.
В конце концов, Ефим понял, что он должен постоянно привозить в кузницу хороший уголь. А я за это буду платить ему одну золотую монету в месяц.
— Добавить бы, — помявшись, сказал кузнец. — Горный уголь недёшево стоит.
Ямахнул рукой и вытащил из кармана ещё одну монету.
— А железо надо? — воспрял духом Ефим. — Я знаю, где хорошее железо достать. На подковы — в самый раз!
Но я решительно помотал головой.
Подковы, бля! Тут дело посерьёзнее.
— Может, обмоем? — предложил Ефим.
Но я снова замотал башкой. На хер! Мне ещё Сытина надо найти.
Захлопнув дверь, я показал кузнецу на проушины и щёлкнул пальцами. Он понял меня, сходил в дом и принёс здоровенный висячий замок с огромным ключом.
— Две серебрушки, — сказал он.
Вошёл во вкус, бля!
Я показал Ефиму фигу, отобрал замок и вдел его в проушины. Дважды повернул ключ и спрятал его в карман.
Сытина я отыскал дома. Он неторопливо завтракал блинами со сметаной.
— А, Немой! Здорово! Не сожрала тебя нечисть? — заржал он, увидев меня.
Я помотал головой.
— Бери бумагу, излагай подробно. Всё-таки, первое самостоятельное дело. Похвастать хочешь?
Хрен тебе! Я жрать хочу.
Я уселся за стол и жалобно посмотрел в сторону кухни.
— Сейчас, внучек, сейчас! Уже несу! — раздался голос бабы Дуни.
Из кухни вылетела тарелка, на которой громоздилась внушительная стопка горячих поджаристых блинов, блестящих от масла.
Тарелка приземлилась прямо передо мной.
— И сметанки!
Рядом с тарелкой плюхнулось глубокое блюдце, до краёв наполненное густой сметаной.
Обжигая пальцы, я свернул блин в трубочку, обмакнул в блюдце и запихал в рот.
Вкуснотища, бля!
Блины исчезали с космической скоростью.
— Ну, ты и жрать, Немой! — покачал головой Сытин. — На тебе всю ночь пахали, что ли?
К концу второй тарелки его терпение лопнуло. Он отобрал у меня блины и сунул под нос бумагу и чернила.
— Пиши, что там с кузнецами!
Я вздохнул и принялся подробно строчить сочинение на тему: «Как я провёл ночь».
Сытин внимательно прочитал мои каракули и задумчиво почесал подбородок.
— Умеешь ты влипать в приключения, Немой! Грядёт война с нечистью, значит. Ну, поглядим! Надо этого ночного кузнеца допросить подробно. А подходящее железо хочешь брать в княжеской сокровищнице?
Я кивнул. Ну, а что? Там этих ржавых алебард и мечей хоть жопой ешь — сам вчера видел.
— Если бы всё так просто было, — поцокал языком Сытин. — Надо князю доложить. Без него Ганса Леопольдыча не одолеем. Он хоть и немец, а жилистый.
Я ткнул пальцем в грудь Сытина.
— Чего? — удивился он.
Я вздохнул и показал, как звонят по смартфону.
— По зеркальцу князя вызвать? О как тебе невтерпёж! Не выйдет. Субординация, бля! Придётся докладывать лично.
Сытин упругим движением поднялся из-за стола.
— Ну, ты нажрался, наконец? Пойдём разорять казначея!
И тут зеркальце за пазухой Сытина завибрировало само.
— Кому там неймётся с утра пораньше? — удивился он. Вытащил зеркальце и провёл пальцем по стеклу.
— Гиппократ Поликарпыч, ты? Что там у тебя? О как! Откуда? Из Заречной? Ну, давай я Михея к тебе пришлю? Да мне к князю надо по срочному делу. А что в нём необычного? Так. Понял! Ладно, сейчас мы с Немым забежим к тебе. Топор далеко не убирай!
Сытин спрятал зеркальце.
— Погнали, Немой! Надо ещё к Гиппократу заскочить — к нему твоего друга привезли.
Какого ещё, на хер, друга?
Но Сытин, зараза такая, молчал как шахтёр-партизан.
В ворота княжеского терема он вбежал так быстро, что часовых развернуло на месте. Они крутанулись, как флюгеры под напором ветра.
— Не отставай, Немой! — крикнул мне Сытин и рысью поскакал в лаборатории Гиппократа.
На широком столе в лаборатории лежал труп. Его ноги были скрючены. Мощные руки широко расставлены, словно покойник перед смертью кого-то обнимал, да так и крякнул. Взлохмаченная чёрная борода задорно торчала вверх.
Аким, кузнец из Заречной. Ипать, какие люди! Сегодня день кузнецов, что ли?
Один глаз на искажённом мучительной гримасой лице был широко открыт. Второй отсутствовал полностью.
Хорошо я постарался тогда, на рынке! Кто же раньше меня добрался до этой сволочи?
Вся одежда кузнеца обгорела, сквозь прорехи в ткани были видны глубокие ожоги.
— А хер ли он в такой позе? — задумчиво спросил Сытин. — На бабе помер, что ли?
— Похоже, — подтвердил доктор, внимательно разглядывая мертвеца сквозь круглые очки.
— Немой, помоги-ка его перевернуть! — скомандовал Сытин.
Вдвоём мы с трудом перевернули Акима. Покойник покачнулся и застыл на карачках.
На спине одежда была целой.
— Ага! — сказал Сытин. — Крутим обратно, Немой!
Я легонько толкнул покойника. Он перевернулся и закачался на спине.
Неваляшка, бля!
— Дай-ка топор, Поликарпыч! — решительно сказал Сытин. — Поработаю патологоанатомом. Немой, приготовь меч. Если что — покажешь, чему тебя Фома научил!
Он размахнулся и, хекнув, засадил щербатое лезвие прямо в грудь Акима. Выдернул топор и ударил ещё раз, удлинняя разруб. Потом повернул лезвие в теле так, чтобы грудная клетка разошлась.
Мясник, бля!
Держа меч наготове, я заглянул внутрь груди кузнеца. Ни хрена интересного там не было. Ни огненных змей, ни огромного сердца, о котором кузнец так красиво врал. Обычное сердце, с кулак. Вялое и сморщенное.
— Ничего, — разочарованно сказал Сытин. И тут же добавил:
— Оно и к лучшему. Сегодня и без того работы хватает!
Он отбросил топор к печке и вымыл руки в кадке с водой.
— Ты, Поликарпыч, всё-таки, прикажи его пока в ледник положить. Я потом осмотрю внимательнее. Идём к князю, Немой!
Мы вышли из амбулатории на свежий воздух. Яблоки в княжеском саду уже собрали. Деревья стояли непривычно голые.
Я огорчённо вздохнул.
Проходя мимо любимой княжеской вишни, не удержался и сорвал переспевшую ягоду. Сытин только головой покачал.
— Борзый ты, Немой!
Ну, а хрен ли?
Князя мы отыскали в конюшне. Он с недовольным видом распекал конюха:
— Какого хера ты Красавцу одного сена в кормушку напихал? Где овёс? Весь разворовали? Повешу на воротах, к чёртовой матери!
Конюх испуганно переминался с ноги на ногу.
— Княже! — нетерпеливо сказал Сытин. — Важное дело!
— Погоди, Василий Михалыч! — отозвался князь. — Эти сволочи мне всех коней голодом уморят! Помнишь Резвого?
— А его разве не змея укусила?
— Змея! А кто гадюшник в конюшне развёл? Эти вот! — князь замахнулся на конюха.
Конюх часто заморгал, но промолчал.
— Ладно, иди! — отпустил его князь. — Что у тебя, Василий Михалыч?
Сытин коротко пересказал князю мои ночные похождения.
— Вот оно как, — зловеще протянул князь. — Война, значит? С запада, говоришь, нечисть идёт? А на западе у нас что?
Князь обвёл нас с Сытиным строгим взглядом учителя географии.
— А на западе у нас Литва! — торжествующе сказал он.
Мы с Сытиным дружно кивнули.
— Идём, Василий Михалыч! Только всё оружие подчистую не выгребай — мне ещё ополчение вооружать.
— Я сегодня же переговорю с этим ночным кузнецом, — заверил князя Сытин. — уговорю его для наших дружинников хорошее оружие сковать. Да, княже! Понадобятся деньги на устройство кузниц.
— Найдём! — заверил князь. — Как раз вчера последние налоги с купцов в сокровищницу привезли.
Дверь сокровищницы была заперта. На витой ручке тяжёлой двери висела скромная табличка: «Переучёт».