Лука был экзотичным для Усольска, словно бенгальский тигр в тундре, и со своей упокойной кличкой ассоциировался, как мастиф с пельменями. То есть никак. Он был откуда-то с юга, с примесью то ли цыганской, то ли какой-то другой весьма горячей крови. В его речи мелькало иногда что-то гортанное, трудноуловимое и чуждое. По-русски он шпарил без акцента, идеально верно, и эта непогрешимость выдавала его куда больше, чем пахнущие южным солнцем интонации. Хотя жаргонами и матом владел в совершенстве: особо заковыристыми оборотами охотно делился с остальными, особенно когда выводил сотрудников-практикантов на первые подъемы.
Фурии осаждали Луку год. К удивлению всей конторы — безуспешно. Однажды в шутку даже пожаловались Павлу на одном из корпоративов: мол, ваш замдиректора на нас, красавиц, никакого внимания не обращает. Все ли с ним в порядке или, может, ему мужчины нравятся? Павел в ответ заржал, уверил общественность в абсолютной натуральности своего зама, а потом, понизив голос, сказал, что у Луки давным-давно из-за служебной интрижки случились крупные неприятности, и с тех пор он — ни-ни. И, мол, Павел его всячески одобряет и поддерживает, но готов заменить и внести свою лепту в удовлетворение потребностей женской части коллектива. Коллектив информацию на шпильки намотал, но переметнуться под щедро предложенное директорское крыло не спешил. Роман на высшем уровне — дело серьезное: шаг влево, шаг вправо — и расстрел. Ищи-свищи другую работу. А альтернатива — или в полиции, где денег меньше, работы больше и не факт, что возьмут, или в соседнем городе. В итоге плотная осада с Луки была снята, но партизанские вылазки никто не отменял.
Настя аж зажмурилась от удовольствия, представив, какие лица будут у фурий, если они узнают, что Лука у нее и ужинал, и мылся, и что она к нему приедет...
— Мечтаешь? — Егор возник за плечом бесшумно, как хищник.
Единственное, что его выдавало — запах. Едва уловимый. Так пахла земля после долгого дождя. Он чувствовался только на близком расстоянии и с каждым часом становился все слабее, будто вставший высыхал.
От неожиданности Настя чайник из рук выпустила, и он грохнулся в мойку, разом лишаясь носика и ручки.
— Домечталась, — констатировал вставший. — Пойдем. Закрепить печати надо. На круг.
Если в первую секунду Настя хотела мстить за чайник, то после волшебного «круг» повернулась и пошла в комнату, как крыска за дудочником.
О закреплении печатей таким способом она только читала. И то в книжке про тринадцатый век, когда молитвы во славу божию записывали куда охотнее инструкций типа «закрыл две печати по схеме Цесова и вывел на прямую осевую по основным линиям».
За последние сутки Настя вообще осознала, что читала-то она до фига, только пользы от этого было с гулькин нос.
Вставший навел в комнате свои порядки. Испортил новый ламинат метровой схемой печати смутно знакомого типа, при этом чертил не мелом, а черным маркером, который не смоешь, а срединные линии и вовсе прорезал чем-то острым, затейливо так, канавкой.
— Не земля. Плохо, — прокомментировал он.
Настя только вздохнула, представляя масштабы будущего ремонта.
Подключив телефон, Настя запустила копирование профиля, захлопнув все остальные программы. И в который раз порадовалась, что мама в отъезде — она бы сообщением в болталку не ограничилась и уже вовсю бы кохала свою деточку, гоняя уникального вставшего поочередно за веником или вареньем, словно мама дяди Федора кота Матроскина.
Егор положил на стол заготовку под верхнюю покрышку и заранее разбитую нижнюю, но уже связанную с будущей заготовкой. Рядом выстроились пробирки с составами — один знакомый, стандартный зеленый набор, и два темно-синих. Таких Настя не то что дома не держала, а в глаза не видывала: по всей видимости, эти принес Лука.
— Что мне делать? — спросила Настя.
Егор встал в центре схемы и начал старательно чистить сочленения брони на пальцах от застрявшей там глины покрышек, не поднимая глаз. Точно не знал, с чего начать. Начал с азов.
— Третья форма. Определи, — Егор уставился на Настю пронзительным немигающим взглядом. Зеленые глаза за последний час еще больше выцвели и уже начали отливать серым.
— Агрессивна, неразумна. Сбоящий выворот при неудачном упокойном обряде пробуждения или при насильственной смерти. Редко — при естественной, но мучительной агонии. Трансформа от минуты и более.
— Дальше и проще.
— Жертва убийства или ошибка некроманта. Памятью не обладает. Не разговаривает, — Настя чувствовала себя полной идиоткой, выкладывая прописные истины как раз третьей форме, которая не только разговаривала, но и горло водкой полоскала. — Живых старается раздавить или разорвать на куски. Выворот делят по количеству конечностей и внешнему виду, хотя, по сути, это просто разделение по классу опасности и количеству печатей для упокоя. Классификация: паук, кабан, путник, червь.
— Великий червь. Он отдельно.
— Легенды же…
— Лука этой легендой твои полотенца замазал. Дальше.
— Путники по виду: король, дама, валет. У четырехногой формы большое разнообразие: кабан может быть и полуволком, и тигром, и крокодилом. Главное, что ног четыре. Двуногие опаснее. Скорость, нюх и повадки — все умножить на три. Король выследит живого даже на камнях, а валет не пойдет в одиночку — будет дожидаться второго вставшего, любит действовать в стае.
— Как отличить валета от короля?
— По глазам. У валета — утоплены, частично прикрыты пластинами, иногда под броней. Бельм нет, наросты не выражены. Голова в большинстве случаев гипертрофирована, конечности трансформированы. У короля наоборот: глаза яркие. Рога, корона. Несколько слоев брони, то есть кожных наростов особой плотности, — оттарабанила Настя точно по учебнику. В хорошей памяти были свои плюсы.
— Определи меня.
— Третья форма, путник, костяной король, полный выворот.
— А если так? — костяная броня защелкала, раздвигаясь и перестраиваясь, поднимаясь вверх, превращая тройной слой чешуи на плечах в дополнительные наросты, которые больше всего смахивали на крылья — большие, нетопыриные, с тонкими мембранами из пульсирующей белой кожи.
Трансформацию Егор до конца не довел, показал только контур, но увиденного было достаточно.
— Ты первый костяной король, который решил стать клоуном, — вздохнула Настя. — Но я поняла, о чем ты. Типа, все внешние признаки — чушь?
— Иногда бывают исключения. Вторая форма?
— Вторая форма. Возникает стихийно в случае насильственной смерти и быстро переходит в третью. При естественных причинах смерти — проявляется из-за действий лица, обладающего навыками некромантии. Стихийная вторая проявляется обычно в течение недели. Реже — до месяца. С помощью специалиста — до двадцати лет, в зависимости от сохранности останков. В вечной мерзлоте — и трехсотлетние клиенты как новые, даже разговаривают.
— Процент останков для второй формы?
— Более семидесяти точно. В идеале — более семидесяти пяти процентов тела. Но тут уже прямая зависимость от категории. У меня предел — шестьдесят девять процентов сохранности, седьмая категория.
— На Скворцовском клиенты столетней давности встали. Во вторую и в третью.
— Может, торфяная почва? Там сохранность тоже случается. Лука рассказал? Червь ведь тоже там.
— Торфяники посреди Усольска — новое слово в географии. Клиенты были активны, прыгали, словно вчера умерли. И говорили. Выводы? — вставший неторопливо распаковывал пробирки, сливая содержимое в блюдце.
Смесь меняла цвет с каждой пробиркой и пахла преотвратно — дохлой лягушкой.
— Обширная аномалия по всему городу? Какое-то глобальное нарушение. Может, магнитное поле, колебания. Я читала, один из академиков утверждал…
— Тому, кто тебе седьмую категорию присвоил, надо гроб выдать. На колесах. И академику твоему. С полями. Магнитными, — вставший кинул на Настю мрачный взгляд.
— Это еще почему? — как-то меньше всего от вставшего ожидалось шуток.
Но теперь, когда страх уже рассеялся, Настя начала подмечать мелочи, которые и составляют основу общения. Несомненно, у Егора была личность — повторяющиеся жесты, слова, зарождающаяся мимика, которую он пытался соорудить на совсем для этого не приспособленном лице. Он продолжал оставаться мертвым, но при этом становился все более живым. Таким живым, что Настя ловила себя на мысли — встреть она Егора в других обстоятельствах, ей бы захотелось ему понравиться. В том самом нерабочем смысле.
— Бритва Оккама. Я у тебя зачем обязаловку сейчас спрашивал? Ты же процитировала. Дословно. Кто влияет на клиентов? Управляет оборотом и может что-то сбить в настройках? Чьи кривые руки могут устроить бардак?
— Я. Ну, то есть некромант, — Настя заинтересованно подалась вперед, чуть не перекрыла начерченные линии и отшатнулась. — Думаешь, ночью кто-то из наших сотворил такое по всему городу? Военные? Полиция? Это ж какая категория должна быть? Первая?
— Не безнадежна. Соображаешь. Ты видела двоих живых. Всем остальным достались только мертвые. Лука подробности к ночи узнает. А пока — надо готовиться.
— К чему?
— Тебя будут искать. Сторожа они не пожалели, убили и упокоили — не расспросишь. Убить тебя, и проблем нет — некроманта для допроса не поднять.
Настя не стала поправлять, что Егор сам по себе — наглядное отрицание этого факта. В отличие от Луки, он хоть что-то объяснял.
— Думаешь, начнут искать, когда поймут, что на Раевском меня нет?
— Сорок квартир в курсе, что ты дома. Зачем искать? Достаточно приехать и спросить, — вставший выдвинул блюдце за пределы круга, начертил в тетради кривые печати — таких раньше Настя не видела: смесь классики и какого-то лютого шаманства. Сложного. Безумного. — Перерисуй. Потом открой на меня печать. Новую. Уже открытой поставишь крестовую связку на эти, — он кивнул на заготовленные покрышки. — Плохо, что мы высоко от земли.
— Почему?
Вставший опять посмотрел на нее как на ценное, но неумное животное, типа утконоса.