Лука, уже шедший к дверям, остановился, словно на столб налетел.
— «Полинке», значит, звонили.
Происходящее опять порадовало совпадениями: живо вспомнился Павел, который, перебирая в огромных лопатоообразных руках четки из темных камешков, болтал про статистику и кривую насильственной смерти. Предупреждал, поганец, по-дружески… Или просто нервничал и нес чепуху, а принес информацию по Фрейду?
— Да. Там в секретариате квитки по отчетам делают. Потом уже они в бухгалтерию все отдают. Оплата сдельная: один некромант — один рубль, — шутканула тетя Лида. — С самой Полиной Семеновной я не знакома, мне договор привозил курьер, а в нем прописано, куда и как я отчитываться должна.
— Не знакомы, значит... А сестру этого ухажера вашего упокойно-покойного вы подробней описать сможете?
— Да я с ней один раз только и поговорила, — тетя Лида начала убирать со стола, составляя чашки, сахарницу, так и не тронутую вазочку с печеньем на поднос. — Она общаться не рвалась. Крупная женщина, весит больше сотни, в ее возрасте не очень полезно…
— А какой возраст-то?
— Около пятидесяти, может, чуть больше. Породистая такая. Волосы высветлены, вьются. До плеч. Брови рисует. Лицо расплывшееся, второй подбородок есть, глаза чуть навыкате, словно щитовидка не в порядке. Но двигается легко, несмотря на то, что крупная. Она при мне землю из тачки высыпала — одним движением. Сильная, может, каким-то спортом в прошлом занималась. Вот я вроде рассказываю, и по описанию она какая-то неприятная выходит, а на деле-то выглядит хорошо, ухоженная. И покраска дорогая, и маникюр. Со мной она не разговаривала почти — так, указала, куда пройти кусты смотреть.
— Тачку — одним движением. Спортом, значит, занималась. И сумку тяжелую тоже унести может. Клетчатую, — Лука кивнул сам себе и накинул куртку.
Все сходилось. У тети Лиды явно был талант — ей бы фотороботы для ориентировок составлять.
Одной тайной меньше, но как пристегнуть ее к происходящему вокруг — пока не ясно. За каким тленом Полине убивать сторожа с Раевского, прятать труп и снимать коттедж рядом с Рассохой, если по мановению ее мизинца весь секретариат МВД джангу спляшет, а Каин кофе сделает? Ради чего рисковать хлебной должностью, репутацией и прочим? Что за «интерес» у нее был на Раевском погосте?
В том, что это именно Полина, сомнений не осталось — описание сходилось. Полина снимала коттедж в Шушенках. Полина выносила тело сторожа. Полина, о которой вчера болтал предположительно мертвый Павел.
— Теть Лид, если что пойдет не так, вы за деревню уходите. Прятаться, сами знаете, бесполезно, учуют. Полиция пока доберется — вас уже из любого погреба сто раз достанут.
— Кого учишь-то? — хмыкнула тетя Лида, унесла поднос на кухню и уже оттуда крикнула: — Дверь захлопни сильнее — замок сработает.
Шушенский погост встретил Луку неприветливо. Уже на подходе стало ясно — здесь неспокойно. Тревожно, как в больничной палате в ожидании вызова на операцию. Сама язва-то была на Рассохе, а в деревенский могильник отдавало — как прострелом в здоровую ногу от больной спины.
Лука любил работать за городом. Летом тихо, спокойно, птицы поют. Осенью красотища — воздух аж звенит от прозрачности, комарья нет, вечерний туман и запах листвы. Зимой из птиц оставались одни сороки, но тишины и покоя при этом никто не отменял. Правда, добираться неудобно — особенно когда переметало дороги, — но внедорожник выручал.
Про шушенский погост можно было сказать только одно — птицы тут были. Какие-то истеричные галки, засевшие в облысевших кронах осин, истошно заорали и взмыли стаей, стоило приблизиться к воротам. На простых деревянных створках висела тонкая цепочка и старый замок с печатью. Лука пощупал — судя по неровности линий, закрывал кто-то из СПП, но почерк не опознавался.
Лука вскрыл печать и только потом сообразил: слабенький уровень вовсе не гарантировал, что тот, кто повесил замок, работал в Службе. В полиции теперь обучали, как выяснилось, всех поголовно, а значит, последним на кладбище мог побывать какой-нибудь сержант ППС или стажер. Или кто-то из коттеджа, типа покойного Георгия. Как-то фоном подумалось, что со жратвой для костяного короля, в которого вывернулся Егор, теперь нет проблем — хватай любого с корочками МВД и волоки вставшему на завтрак. А если Лука правильно понял систему, по которой вставшие подзаряжаются, — кормить придется скоро. И хорошо бы не собой и не Настей.
Лука прошел между тщательно выкрашенных оградок. Тетя Лида свою вотчину содержала в полном порядке — ни упавших деревьев, ни сломанных крестов. Городские кладбища такой ухоженностью похвастаться не могли: охрана уборкой не занималась, максимум докладывали в контору — мол, там рухнуло и тут раскололось. Если замечали, конечно.
Одно время даже выдвигали предложения совсем не пускать на кладбища посетителей, во избежание — все-таки опасная зона. Но перестраховщиков успокоили сами некроманты, заверив, что при нормальной работе там ничего опасного нет. Хорошо, то вытье про запреты затухло еще десять лет назад — случись оно сейчас, под вчерашнее ЧП, точно бы ввели какой-то хрени.
Вот в данный момент на шушенском погосте вроде и порядок в наличии, и веночки с цветочками, а все равно дышалось хуже некуда. Тут и в прежние времена, даже без этой гниды, которая все разворошила, было хреново. А сейчас стало вовсе мерзко.
Лука решил для начала осмотреться и в кои-то веки не нестись на амбразуру: прошел погост сначала крестом, потом по периметру, затем осмотрел квадраты поочередно. Гнилых мест нашлось семь — три совсем плохих, четыре терпимых. Четвертой формы тут было мало, с десяток — родственникам не хотелось оплачивать подъем-укладку своей смертью померших старушек.
Первая форма в остальных могилах пребывала в фазе «дорогой, еще пять минут, и я готова»: земля под подошвами тихо вибрировала от еле сдерживаемой трансформации. Лука постоял, подождал. Ничего не происходило. Земля тряслась, но вставать во вторую форму никто не спешил. Ощущение от такого облома были странные. Внутри под ребрами чесалось, тело чуяло незаконченную метаморфозу, и пришлось даже отдергивать руку от разгрузки — пальцы сами нащупали покрышку и уже почти замкнули контур.
Мертвым было плохо. Это ощущалось четко, несмотря на то, что с таким пришлось столкнуться первый раз в жизни. Мертвым было очень плохо, и весь талант Луки на это реагировал, вытягивался в струнку, словно сеттер, учуявший зайца. Хотелось поднять и упокоить. Чтоб не зудело так под кожей — ни у него, ни у них.
Лука закурил и тяжело опустился на ближайшую скамеечку. Затяжка зуд облегчила, но не убрала.
Дела выходили хреновые — с неспокойным погостом за спиной соваться на Рассоху было опасно: там, на поле, ему нужно точно знать — никто не ударит в спину, никто не зайдет с фланга. А тут навскидку около тридцати тел в готовности к старту. И семь — вот-вот. И поднимать их всех сейчас, а потом укладывать — работы до рассвета. С Настей они бы управились часа за два, но сил все равно бы отъело немерено.
Время текло, нужно было решаться.
В кармане штанов нашлась монетка — самая обычная, не памятная. Лука загадал: решка — разгребает шушенский погост, оставляя древний могильник на потом. Орел — идет на Рассоху. Монетка подлетела, крутанулась, скользнула мимо пальцев и, звякнув об оградку, отскочила в темноту. Лука осмотрелся, подсвечивая себе фонарем — улететь монета далеко не могла, наверняка упала в укатанный песок, который вокруг могилы насыпан. И верно — блеснуло совсем рядом с плитой. Пришлось наклониться, балансируя и рискуя свалиться со скамейки.
Позади глухо хлопнуло. От памятника ударило каменной крошкой и рассекло бровь.
Со скамейки Лука все-таки свалился — от неожиданности. Спиной упал на плиту, подвернул руку и этаким полускрюченным крабом попытался убраться прочь с линии огня.
Хлопнуло во второй раз.
Куда унесло пулю, Лука не понял, поскольку был занят обползанием памятника — не попали в него, и хорошо. Спустя еще секунду он сообразил, что фонарь так и волочет на себе маяком, целься — не хочу, и отбросил его вверх и в сторону. Сам рванулся вбок и замер за одним из крестов, на который был насажен венок из искусственной облезлой хвои.
Ощущение оказалось крайне интенсивным и непривычным: стреляли в Луку впервые. Клиенты таким не грешили, размазать пытались — было дело, но вот так палить в белый свет как в копейку? Какого тлена тут происходит-то? Ясно, что шмаляет живой, но чтоб с ходу?
Лука прислушался — стрелок замер где-то позади, в темноте. Затаился. Подставляться под пулю, чтоб определить его точное местоположение, не хотелось.
Впрочем, можно устроить, что все сделают за него. И даже стрелять в ответ не придется. Рискованно, правда, да и непонятно, что для совести тяжелее — бронебойными палить или клиентов на живого натравливать.
Он выдохнул, накинул на пальцы сеть на вторую форму и потянул из кобуры ругер. С искусственной метелки капало за ворот ледяной водой, правая нога попала в щель между прутьями ограды соседней могилы и, похоже, застряла — тихо ее вытащить не удавалось.
Земля под задницей завибрировала отчетливей и перешла на ритмичную пульсацию, словно кардиограмму отмеряла. Со стенокардией. Кажется, создание даже слабой печати провоцировало кладбище на ответ. Очень кстати!
Повезло, что темнота вокруг стояла — хоть глаз коли. Луна, всю дорогу провожавшая до погоста, как раз нырнула в плотные облака, даже пятна не оставила. Если бы Луке не пришло в голову монетками швыряться и фонарем светить — тлен бы нападающий понял, куда стрелять.
Сзади зашуршало — стрелок шагнул в сторону и взял правее. Судя по звуку — до него было метров семь-десять, не больше. Плохо, что справа — стрелять будет не с руки. Да и стрелять в людей как-то раньше не приходилось. Лука взвесил на пальцах заготовленную сеть — решая, вправо или влево ее запустить. Поднимать клиента прямо у себя под задницей было не комильфо — хотелось иметь некоторую дистанцию, а то нынче вторая форма пошла агрессивная, только покоить, и то с гарантией.